Саммерленд, или Летомир - Чабон Майкл - Страница 6

— И ТРИ! — провозгласил мистер Броди, решив его судьбу.

— Ничего, — сказала Этану Дженнифер Т., когда они вместе вышли на поле. — Мы их удержим. Главное, что ты пробил.

— Ага.

— И размах у тебя был хороший.

— Угу.

— Только ты немного рано замахнулся.

— Я зажмурился, — сказал Этан.

Дженнифер Т., встав у своей первой базы, потрясла головой, давая понять, что терпение ее на исходе, и повернулась лицом к «дому».

— Ну хоть на поле-то не жмурься, ладно?

На поле (тренер всегда ставил Этана во внешнем секторе справа, где игроков, желающих остаться невидимыми, помещали со времен изобретения бейсбола) он, однако, всегда играл еще хуже. Где уж там ловить мяч — Этан даже не видел этот самый мяч, когда тот летел к нему. Даже когда флай падал в траву и катился к ограждению, подскочив не меньше трех раз, Этану стоило труда отыскать его. Потом он находил-таки мяч и бросал! Ой! Все отцы, следившие за игрой из-за спины кэтчера, в отчаянии ударяли себя по лбу. Этан ни разу не вспомнил, что мяч следует бросать отсекающему, который стоит между ним и «домом» специально для того, чтобы передавать мячи кэтчеру. Нет, он метал сплеча, крепко зажмурившись, и мяч даже близко к «дому» не попадал. Он улетал на стоянку за третьей базой, а один раз угодил прямо в зад спящему лабрадору.

Этан занял свое место, надеясь всем сердцем, что на этот раз, пока он там стоит, ничего не случится. Рука в новой, жесткой полевой рукавице вспотела и начинала неметь. Холодный ветер, который он ощутил на Хотел-бич, дул теперь и на поле, и тучи заслонили солнце. Этан щурился от серого, вызывающего головную боль света. Голос Хирона Брауна звучал в голове к немалому раздражению Этана. Интересно, задумался он, есть ли для мозга какая-то разница между тем, что ты слышишь, и тем, что ты вспоминаешь из слышанного? Затем он перебрал в уме несколько версий, объясняющих присутствие на Клэм-Айленде редкого африканского примата. Его мысли, таким образом, были весьма далеки от бейсбола. Он смутно отмечал, как другие игроки болтают, хлопают рукавицами, дразнят или ободряют друг дружку, но чувствовал себя очень далеким от всего этого. Как одинокий воздушный шарик на дне рождения, который отцепился от стула на лужайке и улетает в небо. Мяч хлопнулся поблизости и покатился к изгороди целеустремленно, словно по важному делу.

Как выяснилось позднее, Этану полагалось этот мяч поймать. Противники сделали четыре рана, и финальный счет стал 12:11 в их пользу. Иными словами — восемь поражений подряд. Игрок «Энджелс», отбивший мяч, который Этану полагалось поймать, — Томми Блюфилд, — разозлился на Этана: этот мяч, хотя он принес победу всем трем бегущим и самому Томми, не был засчитан как крупномасштабный хоум-ран, потому что Этан допустил ошибку. Этан должен был поймать этот мяч.

— Вонючка, — сказал ему Томми Блюфилд.

Все вокруг только и думали что о позоре, которым покрыл себя Этан, — так, во всяком случае, казалось ему, когда он тащился к трибуне, где ждал его отец с помятым цветком улыбки на лице. Товарищам по команде следовало бы прогнать Этана сквозь строй, лупцуя его рукавицами. Следовало бы сорвать командную наклейку с его плеча, сломать его биту и не взять его с собой на послематчевую пиццу в Клэм-Сентер. Вместо этого они, как-то сразу утратив интерес к постыдной саге Этана Фельда, обратили свои лица к небу. На поле Джока Мак-Дугала, на Зубе, где небо каждое лето на памяти островитян оставалось синим и безоблачным, пошел дождь.

Глава вторая

ПЕРСПЕКТИВНЫЙ КАДР

Всю ночь Этану снился жуткий вариант бейсбола, где было семь баз, двое питчеров, а внешние поля простирались в бесконечность. Проснувшись, он увидел, что на груди у него сидит рыжая обезьяна-лисичка. Густая шерстка аккуратно причесана, косички на голове заплетены голубыми лентами, в зубах трубка. Этан открыл рот, чтобы закричать, но не смог издать ни звука. Зверек давил ему на грудь, как мешок с гвоздями. Существо это, даже хорошо вымытое, с бантиками в косах и надушенное розовой водой, все равно воняло лисицей, илом и сырым мясом. Блестящие черные глаза на умной мордочке смотрели на Этана с любопытством и легким сомнением. Этан несколько раз открыл и закрыл рот, словно рыба на песке, тщетно пытаясь позвать отца.

— Спокойно, поросенок, — сказала лиса-обезьяна. — Дыши глубже. — Голос у нее звучал, как старая пластинка в граммофонной трубе. — Вот так, — продолжила она успокаивающе, — знай дыши и не бойся старого мистера П.: он ничего тебе не сделает, даже волоска на твоей безволосой поросячьей шкурке не тронет.

— Ч-чего? — выдавил из себя Этан.

— Меня зовут Пройдисвет, я волшебный лис, и мне семьсот шестьдесят пять лет. Меня послали, чтобы предложить тебе неувядающую славу и фантастическую судьбу. — Лис поскреб черным когтем свою белоснежную меховую манишку и наставил на Этана черенок своей трубки. — Так что дыши глубже.

— Ты сидишь… у меня… на груди.

— Хо-хо! — Лис перекувыркнулся назад, показав себя во всей красе и спереди, и сзади. Раньше Этан как-то не замечал, что Пройдисвет ходит голый, потому что считал его (теперь стало ясно, что лис именно «он») животным, но теперь — дело другое. Штаны бы надел, что ли. Исполнив свое сальто, лис приземлился на длинные задние лапы, куда более лисьи, чем его проворные черные ручки. — Прошу прощения.

Этан сел и попытался дохнуть полной грудью. Часы на тумбочке показывали 7.23. Отец того и гляди войдет в комнату и застанет его за разговором с этим пахучим рыжим созданием. Пройдисвет заметил, что Этан смотрит на дверь, и сказал:

— Насчет родителя не беспокойся. Соседи снабдили меня сонным заклятьем. Твоего папашу сейчас даже Рваной Скалой не разбудишь.

— Рваная Скала? Где это?

— Это не место, — сказал Пройдисвет, заново раскурив трубку. Трубка у него была выточена из кости («Не иначе как из человечьей», — подумал Этан). Чашка сделана в виде головы Авраама Линкольна с бородкой — ну надо же. — Это время, точнее говоря, день. День, когда все спящие пробудятся, включая и мертвых, — только не твой старик. Даже если Рваная Скала случится, он будет крепко спать, пока ты не вернешься благополучно после разговора с Соседями и я не уложу тебя обратно в твою поросячью постельку.

В книжках или в кино люди, когда с ними случаются странные вещи, часто говорят: «Наверное, мне это снится». Но ведь во сне ничего не кажется странным. Этан думал, что видит сон, не потому, что к нему явился волшебный лис с нелепым предложением, и не потому, что этот лис курил трубку, набитую явно не табаком, а как раз потому, что ничто из всего этого не казалось ему особенно странным.

— Что это за фантастическая судьба? — спросил он. Ему, непонятно с чего, вдруг подумалось, что судьба эта как-то связана с бейсболом.

Пройдисвет встал и зажал в зубах трубку с очень лисьим выражением лица.

— Ага, интересно? Тебе представляется редкий шанс получить уникальные знания.

— Какие это? Скажи толком!

— Я тебе все расскажу по дороге. — Пройдисвет пустил струю голубого дыма, пахнущего горелой мебельной обивкой, спрыгнул с кровати, развалистой походкой прошагал к окну, подтянулся и вскочил на подоконник. — Надень свитер, — сказал он. — Шмыгать будет холодно.

— Шмыгать?

— Ну да, по Древу.

— По Древу? — Этан снял со спинки стула свитер с капюшоном. — Какому еще Древу?

— По Древу Миров, — нетерпеливо бросил Пройдисвет. — И чему тебя только в школе учат?

Волшебные лисы любят поучать — это давно известно. Пройдисвет, шагая по Фельдовской подъездной аллее, прочел Этану целую лекцию об истинной природе Вселенной — это было одной из его излюбленных тем.

— Можешь ты представить себе бесконечное дерево? — спросил он. У почтового ящика с надписью «Фельд Эйршип» они свернули налево, пролезли под проволочной оградой и пошли на запад вдоль пограничной линии, отделяющей Фельдов от Юнгерманов. — Дерево, корни которого змеятся до самого дна великой бездны, а концы ветвей тянутся в недостижимое?