Долина смерти - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 21

После сна «жене» заметно полегчало, и она сама сделала предположение, что ночной шабаш скелетов – не что иное, как галлюцинации, вызванные впечатлительностью.

Бывший хозяин фермы вложил в подсознание некий пунктик, загнал страх, рассказывая о приходящих из Долины Смерти непохороненных солдатах. Ночью же, в одиночестве, при «благоприятных» условиях эта бомба взорвалась и неконтролируемое богатое воображение сделало свое дело.

Следовало немедленно пощупать Ворожцова, понять, был ли у него умысел в том, чтобы запугать новых владельцев фермы. Заремба еще зимой делал на него ставки и получил вполне нормальные результаты: бывший главный зоотехник колхоза ни в чем подозрительном не замечен, считался вполне серьезным человеком, хорошим специалистом и мастером на все руки. Были мелкие грешки: когда поделили колхозное имущество, собрал с местных старух их паи, обещав взамен кому отремонтировать дом, кому вообще построить новый, и некоторых обязательств до сих пор не выполнил. Конечно, мог из жалости к своему огромному труду, затраченному на строительство фермы, попугать семейную пару в Горячем Урочище, тем более знал, что «жена» сейчас одна, а хозяин вроде бы уехал в Петрозаводск за ссудой.

Поспелов намеревался в тот же день съездить в Нижние Сволочи, где теперь жил Ворожцов, разобраться с оплатой за свинью – слишком много взял! – и заодно расспросить о покойниках из Долины Смерти. Но когда проявил микропленку и отпечатал пробный снимок, мгновенно забыл о бывшем хозяине фермы…

Агент Ромул сфотографировала и оперировала пилота пропавшего самолета Ан-2 авиалесоохраны Алексея Ситникова.

Для верности Поспелов идентифицировал снимок раненого и имеющийся снимок пилота – агент запечатлела своего тайного пациента изнеможденным болезнью, со страдальческой гримасой, – и установил полное совпадение.

Теперь был еще один человек, у которого можно впрямую спросить, куда пропал самолет и парашютисты. Только не ясно, откуда взялся пилот: вернулся «с того света» или вообще не уходил с этого, поскольку приблудился на хуторе у Демьянихи в тот же год, когда исчез самолет Ан-2. И спросить можно, за что и от кого схлопотал пулю. Не зря бродил по сопкам с ружьем!

Но в лоб не спросишь! Еще неизвестно, что у него с головой: вдруг такой же космический путешественник, как «новые русские». Вся надежда и вся оперативная разработка ложилась сейчас на агента Ромула. Пусть хоть змеей прикинется, пусть в узел завяжется! Пилота Ситникова необходимо разговорить в самое короткое время. Вполне возможно, вся десантура разбрелась по хуторкам, по вдовушкам и живет себе, в ус не дует. И возможно, между парашютистами и пилотом произошел конфликт, отголоски которого и продырявили альфонса из Шореги. Ходят, ищут друг друга, опасаясь каких-нибудь свидетельских показаний…

Вместо Нижних Сволочей Георгий поехал в Верхние, второй раз в течение суток, причем средь бела дня, что было вовсе нежелательно, однако оставлять Татьяну в одиночестве, хотя бы на два-три дня, было опасно. Чего доброго приедешь, а она объявит, что летала в космос, на какой-нибудь Гомос, где люди живут в построенном коммунистическом обществе…

С Ромулом пришлось разыграть небольшой спектакль прямо в медпункте. Нацеловаться возле приоткрытой двери, за которой, насторожив локаторы, сидела пожилая санитарка, нашептать друг другу всяких нежных и томительных слов, от которых тело охватывало непроизвольное возбуждение, сунуть в трусики письменное задание и маяться, десять раз возвращаясь от порога.

– Ну иди, иди, милый! – с болью и страстью стонала агент Ромул. – У меня столько работы. А вечером еще ехать, в одной деревне тут бабушка заболела. Так что ночью не приезжай…

Вернувшись из Верхних Сволочей, Поспелов подготовил шифрованную депешу Зарембе и отправил по экстренной связи. Татьяна, передавая сообщение, как-то выразительно посмотрела на Георгия, и он мгновенно вспомнил о своем обещании дать добро на приезд «сына» и «тещи».

Благоприятного времени вроде бы пока не предвиделось, напротив, ситуация становилась все жестче, требовала много времени, но в глазах «жены» угасала надежда; она догадывалась, что события в «Бермудском треугольнике» начинают закручиваться в тугую спираль. Наверное, поэтому и переживала тоску, усиливающуюся от одиночества, тоску материнскую, и не удивительно, что у нее начинались «глюки»…

Поспелов подал ей шифроблокнот:

– Сочиняй сама, у меня фантазии не хватает!

Наверное, она давно уже сочинила текст, перевела его на язык цифр и мысленно передала в эфир. Она старалась сдерживать чувства, но глаза тихо улыбались и ласкали его лицо.

Забытое в хлопотах хозяйство нещадно визжало на улице и требовало пищи. Поспелов с тоскливым вздохом отметил, что на ферме при его «распутной» натуре лучше всего держать пасеку: поставил ульи весной и гуляй себе на здоровье. Пчелы ни есть, ни пить не просят, жужжат себе, да и всё… Но что подумают в народе? Пчеловоды здесь считались больше чудаками, несерьезными людьми, лодырями, а не крепкими хозяевами. Пасеками занимались старухи да редкие дедки. Вот когда у тебя по выгону бродит тучное стадо быков, хороший косяк свиней купается в грязи на дороге и сотни две гусей каждое утро спускаются из хлева на озеро – тогда можно и пчелками побаловаться в свое удовольствие.

Как всегда, они разошлись спать по своим комнатам, и Георгий уже стал придремывать, когда дверь тихо отворилась и на фоне окна возникло белое приведение с подушкой в руках.

– Можно, я буду с тобой? – попросила Татьяна, щекоча губами ухо. Ее грудь выпросталась из-под низкого выреза крестьянской ночной рубашки и коснулась солнечного сплетения…

Мгновенно вспомнился шифроблокнот с коротким сообщением. Он расценил это как проявление благодарности, как обязательную жертву, мзду. Самец крикнул в нем: «Возьми ее! Возьми! Пришла сама, приласкалась, захотела…»

Сжал кулаки, выдавил сквозь стиснутые зубы:

– Я уже сплю…

– Мне страшно одной, – вдруг призналась Татьяна. – Скоро полночь…

Только сейчас он вспомнил о вчерашних ее галлюцинациях, отбросил одеяло, уложил к стенке.

– Теперь не страшно?

– Теперь нет. – Она угнездилась возле плеча, обдавая шею теплым дыханием. – Всю жизнь мечтала спать вот так, под сильной рукой мужа… Вам не понять, какое это счастье.

– И не удалось? – спросил он, стараясь не поддаваться искушениям.

– Почему же… Четырнадцать месяцев жила под рукой.

– А потом?..

– Мужа убили, – как-то просто сказала Татьяна. – Он был немец, наш разведчик, завербованный еще в студенчестве… Сдали свои. Мне удалось бежать на территорию Восточной Германии, семь месяцев беременности…

– Ты была нелегалкой? – не сумел он скрыть удивления.

– Тогда я была просто женой нашего разведчика…

– Как сейчас – моей?

– Да, как сейчас твоей… Судьба, что ли, работать женой? – проговорила она печально и тут же тихо рассмеялась. – И все равно приятно! Знаю, что все не по-настоящему, а приятно. Воображаю себя… Смешно?

В душе сработал сторожок, установленный полковником Зарембой.

– Будем спать?

– Уже засыпаю… твоя сила – это мой покой.

Самец поджал хвост, тихо заскулил и куда-то уполз. Осталось чувство собственного достоинства оттого, что сумел сдержать себя в узде. Она казалась ему сексуальной, энергичной, однако не возбуждала диких неуправляемых порывов, как бывшая жена. Была приятна ее доверчивость, ее уверенность в его силе, способности защитить, заслонить от всех напастей, в том числе от собственных духовных, порожденных тоскующим сознанием.

Он и уснул с этими тщеславными мыслями под ее чуть слышное дыхание.

А проснулся от резкого и острого толчка в бок.

– Хватит спать! Слышишь?

– Что? – Он прислушался, вытер сбежавшую на щеку слюнку.

– Снова визг и вой! Слышишь?!

Непроизвольный озноб окатил горячую, разогретую сном спину.

– Да это же свинья! – в следующий миг догадался он.

– Слушай! Слушай! А голоса? Человеческие голоса…