Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Очаровательная блудница - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Таким образом Бурнашев вдохновил Рассохина на экспедицию, но едва они начали считать, во сколько обойдется поездка в Сибирь двух-трех человек со всеми транспортными расходами, арендой лодок и закупкой дорогостоящих японских радиоблоков, плат, матриц, видеокарт и прочих деталей для аппарата, то пыл сразу же потерял высокий градус. На все про все требовалось более миллиона, а потом еще раз пересчитали, и сумма увеличилась почти вдвое – столько из кармана не достанешь и взять особенно не у кого. Правда, Бурнашев одного богатенького приятеля вспомнил – отставного милицейского полковника Галицына, но сразу сказал, что тот вечно прибедняется, взаймы не дает и если даст какую-то часть, то непременно попросится в экспедицию, поскольку давно мечтает посмотреть настоящую дикую Сибирь. И вполне может потребовать компенсацию, например процент от найденных кладов. Так что никакой бескорыстности не получится.

В общем, расстались они с настроением кислым, однако и тут не обошлось без мистики: буквально через день вдруг объявился младший Колюжный, который до этого не звонил, пожалуй, год. И вопрос с финансированием закрылся в тот час же, как Рассохин, опять же скрывая истинную причину, поведал Колюжному о замысле экспедиции – о Карагаче тот уже был наслышан.

С Колюжным-старшим Стас работал на Вилюе. Славка тогда был еще маленький, но любопытный, рвался с геологами в поле, и Рассохин однажды взял его с собой на прииск, где и научил мыть золото лотком. Геолог из Колюжного не получился, ибо через несколько лет его перевели в министерство, Славка закончил экономический факультет, потом учился за рубежом, но умения добывать золото не утратил – стал солидным бизнесменом и заработанные деньги не жалел, устраивая всевозможные экстремальные походы зимой на снегоходах, летом на моторных лодках.

После того как вопрос с деньгами решился, Рассохин наконец-то уверовал, что экспедиция на Карагач состоится, воспрял и с вдохновением ушел в Интернет выуживать все, что есть по старообрядческим поселениям и скитам по Карагачу. Но оказалось, кроме упоминаний о том, что бассейн этой реки заселялся беглыми раскольниками в восемнадцатом веке, ничего интересного не было. Дважды попадались невразумительные научные публикации профессора Дворецкого, утверждающего, будто кержаки толка молчунов приходили сюда с реки Керженец, для чего он проводил специальные исследования говоров, бытовой и религиозной культуры. Будто обычай после сорокалетнего возраста замолкать до конца жизни возник еще на европейской части России и впоследствии перекочевал в Сибирь. И уже здесь их почему-то перестали называть молчунами, а окрестили погорельцами, видимо, после какого-то пожара.

И хоть бы строчка, хоть бы намек, почему эти молчуны-погорельцы закапывали книги!

Этот профессор жил в Питере, и Рассохин уже прикидывал, как бы в ближайшие выходные с ним встретиться, искал адрес и телефоны, и в хлопотах выпало из памяти, что в субботу должна приехать дочь Жени Семеновой, из той же самой Северной столицы. Когда она рано утром позвонила в дверь, Стас в недоумении пошел открывать и, увидев на пороге женщину, отпрянул и потерял дар речи. Он вмиг вспомнил о Елизавете и так же вмиг узнал ее: перед ним стояла точная копия блудной отроковицы – тот же нос с горбинкой, большие глаза с выпуклыми веками, чуть впалые щеки и яркие даже без помады выразительные губы. И скорее всего, от этого внезапного сходства ощутил смущенное волнение, в первые минуты не знал, как себя вести – то ли как с реальным человеком, то ли как с привидением, вдруг возникшим из небытия.

– Простите, – сказало это явление в прихожей. – Могу я видеть вашего отца?

– Моего отца? – странный вопрос несколько вернул к реальности. – Но он давно умер…

– Я разговаривала по телефону, – смутилась Елизавета. – Со Станиславом Ивановичем Рассохиным…

– Это я, – признался он. – А вы копия Жени Семеновой.

– Да, мне говорили, – заметила она грустно. – Я очень похожа на маму… Значит, вы ее хорошо помните. А я представляла вас намного старше…

Сходство было не только внешним: оказалось, Лиза даже в профессии пошла по стопам матери и работала фотокорреспондентом в модном цветном журнале.

Потом он уловил все-таки первое, видимое различие: у Лизы не было в глазах той манящей улыбчивости, призывного изгиба приоткрытых губ, легкого, увлекающего и какого-то шелкового шелеста в голосе – всего того, что с избытком присутствовало у Жени Семеновой. И еще, волнуясь, заикалась немного на некоторых первых буквах. Возможно, поэтому она показалась сдержанной и замкнутой – в общем, дитя уже другого, неромантичного времени, хотя привезла с собой фотокамеру, чтоб заодно поснимать московские февральские пейзажи.

– Мне стала сниться мама, – призналась Елизавета, когда сели на кухне пить чай. – Нынче только, с января…

Рассохин вспомнил, что и ему Женя первый раз приснилась вскоре после Нового года.

– И теперь вижу ее почти каждую ночь, – продолжала она. – Сон один и тот же: мы сидим на даче и смотрим, как ласточки вьют гнездо на веранде. Сначала я обрадовалась: никогда ее во сне не видела, помнила по старым фотографиям… А потом это стало мучительно. Несколько раз ходила к психологу, была у экстрасенса, в церкви… В общем, все говорят одно и то же: мамы нет в живых, если за тридцать лет не объявилась.

Если бы она сделала паузу, Рассохин бы заполнил ее откровенным признанием и подтвердил, что и в самом деле Жени нет в живых, однако Лизе хотелось высказаться, поэтому она всего лишь подняла взгляд и продолжала:

– И еще говорят, надо успокоиться, принимать на ночь снотворное, больше бывать на воздухе, свечи ставить за упокой… А я не верю, что мамы нет. Чувствую – жива, и потому решила ее поискать. Мне кажется, она меня зовет, хочет, чтоб нашла… И теперь устанавливаю всех, кто знал маму, кто ее видел накануне… Разыскала бывшего начальника Карагачской партии, Гузь фамилия. Помните?

– Очень хорошо помню, – отозвался Рассохин и поймал себя на мысли, что все еще рассматривает гостью и ищет отличия.

– Он уже старенький, больной, с палочкой ходит. Но всех помнит, и маму, хотя видел, говорит, всего дважды. Мама была яркая, запоминающаяся, правда?

– Правда, – согласился он. – Она походила на греческую Афродиту. Известная скульптура…

– И еще, – после долгой и печальной паузы проговорила Лиза. – Скажите мне честно, без всяких предрассудков… Гузь мне сказал, моя мама была гулящая. Он сказал – блудница. То есть, насколько я понимаю, не очень-то тяжелого поведения…

– Сволочь он, этот Гусь! – отрубил Рассохин. – Ни стыда и не совести…

– Я ему почему-то верю. И слово старинное, не обидное – блудница.

– Болтовня, стариковский треп!

Сказал уверенно, а у самого перед глазами возникла картинка: сосновая грива среди болот, реликтовые деревья, и они с Женей друг против друга. У Рассохина в руках трехлинейная винтовка с примкнутым трехгранным штыком…

– Простите, Стас, – повинилась Елизавета, не поднимая глаз. – Мне и папа это же говорил. Только он называл ее грубо. Они поэтому разошлись… Да я и сама помню отдельные эпизоды…

– Мне трудно судить, – сдался Рассохин. – Мы и знакомы-то были три дня. Или чуть больше.

– Кажется, вы ее защищаете?

– Ваша мама не была блудницей, – как-то неловко стал оправдывать ее Рассохин. – Она Репе в глаз дала, тот с фингалом ходил… Никому не верьте!

И опять ощутил мгновенный позыв рассказать Лизе, как он, будучи больным, теряющим рассудок и охваченным приступом ревности, застрелил Женю Семенову. Однако это мимолетное движение души опять наткнулось на разум – не поймет, или хуже, испугается, примет его за помешанного…

– Мне показалось, Гузь судит о людях достаточно объективно, – не согласилась Лиза. – Он и вас вспоминал добрым словом, про Рассошинское месторождение говорил. Будто названо по вашему прозвищу – Рассоха. – Она впервые улыбнулась. – Много чего рассказал. А я люблю слушать всяческие истории из прошлого, даже на исторический хотела поступать… Гузь не знал ни адреса вашего, ни телефона. Слышал только, вы стали доктором наук, лет пять назад. Вот я вас по Интернету и вычислила. Гузь и сказал, вы были последним…