Волк и фея - Брюссоло Серж - Страница 9

Один из его слуг подошел, согнувшись, и быстро указал на Антонена, безуспешно пытавшегося сжаться в комочек.

– Он, сеньор, – прошептал служитель, указав на рыжеволосого востроносого подростка. – Этот мальчишка позволил себе…

Жестокая улыбка заиграла на совершенном лице Тибо. Он медленно приблизился к Антонену.

– Ах так! – прошептал он. – Любишь посмеяться, конопатый. Какое совпадение – я тоже, видишь ли, обожаю шутки! И поскольку ты уже смеялся надо мной, теперь моя очередь. Так будет справедливо, верно?

Повернувшись к своим людям, он приказал:

– Эй, слуги, проводите-ка этого бродягу в загон к боевым лошадям… Раз уж его волосы одного цвета с их шерстью, пора им познакомиться. Может быть, они примут его за жеребенка?

Слуги поспешно схватили Антонена, подняли его над землей и унесли в сторону конюшни.

Колен рванулся было ему на помощь, но Арпагос своей огромной рукой схватил его за предплечье и остановил.

– Нет, – прошептал начальник конюшни, – не шевелись, парень, иначе они тебя убьют. Поверь мне. Жаль, но мы больше ничего не можем сделать для твоего товарища.

Слуги бросили Антонена в загон к Шторму. Огромный конь, разъяренный неожиданным вторжением, встал на дыбы. Грива его загорелась, копыта ударили о землю, выбивая сноп искр, Антонен закричал от ужаса.

– Хорошо, – сказал Тибо де Шато-Юрлан, отвернувшись. – Эту шутку он, надеюсь, не забудет. В будущем, мэтр Арпагос, мне хотелось бы, чтобы вы тщательнее отбирали уборщиков навоза. Нельзя позволять черни смеяться над теми, кто ею управляет, это всегда заканчивается кровопролитием.

Арпагос поклонился. Что еще ему оставалось? Колен же кипел от еле сдерживаемого бешенства. В какой-то миг он даже был готов вцепиться в горло молодого барона. От ярости в глазах у него потемнело, и он понял, что, поддавшись порыву, совершит непоправимое. И снова Арпагос спас его, слегка толкнув в бок.

Королевская свита удалилась, хохоча. И правда, хорошо проучили этого деревенщину! Вот уж будет о чем поговорить вечером, ведь в королевском дворце умирают от скуки.

Как только свита скрылась из виду, Арпагос собрал конюхов и закричал:

– Быстрее! В конюшню, может, еще успеем спасти вашего неразумного дружка!

Каждый взял жердь и побежал к стойлу Шторма, продолжавшего фыркать и выдувать ноздрями искры.

Антонен лежал между его копытами, весь в крови, обгоревший. От его прожженной кожаной одежды шел дым. Граблями его вытащили из стойла. Он стонал, был без сознания. Арпагос встал на колени и осмотрел его.

– У него сильные ожоги, – объявил он, – и сломано несколько ребер. Перенесите его в сарай, я приведу целителя. Может, он и выживет. А пока пусть это послужит вам уроком. Рыцари могут распоряжаться вашей жизнью и вашей смертью. Тибо де Шато-Юрлан мог отрубить Антонену голову, и ему не пришлось бы отвечать перед властями. В конечном счете можно считать, что он проявил милосердие.

Подмастерья опустили головы. Как им приказал начальник конюшни, они перенесли рыжего мальчугана в сарай и положили среди стогов сена.

Колену не хотелось расставаться с товарищем, но надо было возвращаться к работе. Он понял, что в конюшнях опасность исходила не только от лошадей.

Когда наступила ночь, Арпагос собрал мальчиков и дал каждому по медной монетке – оплата за день.

– Пусть те, у кого хватит смелости, вернутся завтра, – пробурчал он.

Молодые люди уже направлялись в сторону потерны, чтобы покинуть дворцовую территорию, когда начальник конюшни задержал Колена, положив ему руку на плечо.

– Я наблюдал за тобой, мой мальчик, – заявил он. – Ты неробкого десятка и не гнушаешься работы. Мне нужны здесь такие парни, как ты. Если повезет, сможешь даже пробиться, но ты слишком вспыльчив. Сегодня ты чуть было не совершил ошибку, которая могла стоить тебе жизни. Вельможи – неприкасаемые. Даже если они поступают несправедливо. Смирись с этим раз и навсегда. Мы для них ничто. Если ты не можешь принять такой порядок вещей, не возвращайся, это плохо закончится, а мне будет больно видеть, как с тебя спустят шкуру. А теперь иди домой…

Колен кивнул начальнику конюшни в знак благодарности и пошел к выходу, крепко сжимая в руке медную монетку. Он старался думать лишь о съестных припасах, которые сможет купить на этот жалкий заработок, потому что при мысли об остальном приходил в ярость. Такую сильную, что это действительно могло плохо закончиться.

Тени и угрозы

Пегги было не по себе. Каждое утро ей приходилось вставать на рассвете и выгуливать собак астролога. Священные борзые в конце концов привыкли к ней. Они больше не пытались ее укусить и вроде отказались от идеи протащить ее по колючкам. И каждый раз, когда они засыпали, псы бормотали все те же неясные пророчества, упорно твердя о голодных ограх, спящих на границах королевства. Девочка рассказала все старому колдуну, но тот лишь пробормотал, что она еще слишком юна, чтобы озаботиться этим. Ее просили только гулять с собаками и записывать сказанное ими, остальное касалось взрослых. Но недавно произошло нечто весьма странное, и Пегги не могла найти случившемуся объяснений. Когда она стояла на холме, что возвышался над королевской конюшней, ее взгляд встретился с взглядом… молодого человека. Это было ново и любопытно и обеспокоило ее. После предательства Себастьяна Пегги поклялась больше не проявлять даже крошечного интереса к мальчишкам, которых она с тех пор считала самыми грязными, глупыми и тщеславными созданиями на Земле, но тут вдруг…

Даже теперь – после долгих раздумий – она не могла объяснить, что же тогда почувствовала.

«Всего лишь конюх, – повторяла она себе. – Грязный и потный. Наверное, только умылся в источнике, чтобы смыть грязь. Но он посмотрел на меня. Я уверена. Наши взгляды встретились…»

Конечно же, полный абсурд. Они в тот момент находились на слишком большом расстоянии, чтобы разглядеть лица друг друга. И тем не менее… что-то произошло, странное озарение. Словно… словно больше она не была здесь одинокой! Да, вот что она почувствовала. С момента приезда в королевский дворец Пегги чувствовала себя одинокой среди толпы придворных. Балы, церемонии, самые роскошные праздники лишь укрепляли в ней уверенность, что она не имеет ничего общего с этими людьми.

Чтобы она не сдружилась с людьми не ее круга, герцогиня де Марвифлор меняла ей служанок каждые две недели и Пегги постоянно находилась среди испуганных чужих ей людей, называвших ее «Ваше Высочество». В таких условиях трудно найти себе друзей.

– Настоящей принцессе не нужны подружки, – постоянно повторяла ей герцогиня. – Она должна опасаться интриганок и завистниц. В вашем положении одиночество – броня, которая защищает вас от дурного влияния. Вам позволят завести подружек, когда ваш ум повзрослеет. А до этой поры вы должны довольствоваться моей компанией, милое дитя.

Прогуливая собак, Пегги все чаще и чаще думала о подростке с каштановыми волосами, которого она заметила у источника близ конюшни.

«Что за странные мысли, – повторяла она. – Он даже и не красив. Слишком крепок, чтобы быть изящным. Надень парень придворный наряд, он бы точно выглядел смешно. Его крупный подбородок, огромные крестьянские руки… нет, право, мне было бы стыдно, будь он моим слугой».

И пока она так себя успокаивала, тихий голосок откуда-то из глубины ее сознания шептал: «Врунья, врунья, врунья…»

Постепенно она осознала, что находит тысячу предлогов, чтобы утянуть борзых на вершину холма в надежде снова увидеть темноволосого незнакомца. Увы, кожаные капюшоны, которые носили конюхи, не позволяли узнать его, и каждый раз она уходила разочарованная, не имея возможности разобраться в охвативших ее чувствах. Ей случалось рассказывать об этом собакам в надежде, что во время послеобеденного сна они дадут ей долгожданный совет. Но, к сожалению, во сне борзые повторяли все те же пророчества по поводу заснувших на краю королевства огров.