Изумрудные объятия - Дрейк Шеннон - Страница 5

Но несмотря на все ее мысленные заявления, он все-таки к ней прикоснулся: взял за подбородок, приподнял ее голову и принялся оценивающе рассматривать. Мартиса чувствовала прикосновение его пальцев — теплых, сильных, намекавших на еще большую силу — и не могла отпрянуть. Она стиснула зубы, едва не кипя от его прикосновения. Он почувствовал ее движение, и на его губах появилась зловещая улыбка, однако когда она уже готова была в ярости вырваться от него, он внезапно отпустил ее сам.

— Вы не очень похожи на свою сестру, леди Сент-Джеймс.

— Нет, — бесстрастно сказала Мартиса, — мы не очень похожи.

— Полагаю, миледи, вы бы хотели увидеть место, где она похоронена?

Мартиса подумала: неужели в нем нет никакого чувства, неужели он не скорбит по своей жене? Или он сам отправил ее в могилу прежде времени?

Она помедлила с ответом: стояла темная ночь, за стенами замка все еще завывал ветер, бушевала буря. Мартиса не знала, куда он собирался ее вести, и хотя клялась, что не боится темноты, с нетерпением ждала солнечного света.

— Думаю, может быть, утром…

— Конечно, было очень глупо с моей стороны предложить это сейчас.

Он быстро извинился, но когда отошел от Мартисы, по его насмешливой и одновременно любопытной улыбке она поняла, что он заметил, что она испытывает неловкость. Мартисе была ненавистна мысль, что она дала ему заметить ее слабость.

— Я провожу вас в склеп завтра, леди Сент-Джейме. А теперь, полагаю, вы бы хотели вернуться в свою комнату и отдохнуть.

— Да, пожалуй…

— Я прикажу подать вам обед в комнату. Позвать Холли, чтобы она вас проводила?

— Спасибо, не нужно, я найду дорогу.

Он кивнул.

— Что ж, в таком случае, леди Сент-Джеймс, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, лэрд Кригэн.

Она направилась к лестнице, но он окликнул ее с какой-то странной интонацией:

— Миледи, у вас определенно был очень тяжелый год. Ваш муж погиб в этой ужасной американской войне, а потом вы узнали, что ваша сестра тоже умерла… как странно, миледи. За несколько лет жизни в этих диких краях вы приобрели заметный американский акцент.

Мартиса подошла к лестнице и вцепилась пальцами в перила.

— Приобрести акцент очень легко, лэрд Кригэн. — Она повернулась к нему и вздернула подбородок. — А вы, милорд, позвольте заметить, свой шотландский акцент почти совсем утратили.

— Миледи, но я учился в Оксфорде и Йеле, и, уверяю вас, если захочу, моя шотландская картавость может быть просто ужасной.

— О, я в этом не сомневаюсь, — ответила Мартиса.

Он улыбнулся.

— Простите мое любопытство, миледи, но как ваше полное имя? Маргарет, не так ли?

Она стиснула зубы и ответила ровным голосом:

— Мартиса, лэрд Кригэн. Мэри звала меня Мэгги, но это было уменьшительное от «Мартиса», а не от «Маргарет». Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи.

Мартиса взбежала вверх по лестнице и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась в своей комнате. Войдя, она закрыла на щеколду двери на балкон, потом задвинула засов двери на галерею и только после этого позволила себе броситься на кровать. Ее сердце громко колотилось.

Он ее подозревает!

Но он не может ее подозревать!

Лежа поперек кровати, она слушала прибой, яростно ревевший далеко внизу, шум и вой ветра. Однако в комнате ее согревал камин, и буря была бессильна против его тепла.

Вскоре в дверь снова постучали — это Холли принесла на подносе обед. Мартиса поблагодарила горничную и, как только та ушла, снова заперла дверь. Она вдруг поняла, что страшно проголодалась. На обед ей подали великолепно приготовленного жареного ягненка с мятным соусом. Мартиса с аппетитом поела и выпила вина, которое было подано к ягненку. Покончив с едой, она вынесла поднос за дверь и снова тщательно заперла дверь на засов.

Потом переоделась в белую ночную рубашку и легла в роскошную кровать с накрахмаленными белоснежными простынями, накрылась теплым шерстяным одеялом и сказала себе, что нужно спать. Но под завывания ветра ей все время вспоминались рассказы о том, что в этом замке сами каменные стены кричат от ужаса. Однако усталость, в конце концов взяла свое, Мартиса закрыла глаза и уснула.

Он пришел к ней.

Он пришел к ней ночью в мерцающем красноватом свете камина, озарявшем ее фигуру. Он подошел, остановился возле кровати и посмотрел на нее, подозрительно прищурившись. Потом пожал плечами. Какова бы ни была ее тайна, он ее узнает.

Он не собирался к ней прикасаться, но все-таки протянул руку и дотронулся до нее. Потрогал роскошные шелковистые волосы, разметавшиеся по подушке, посмотрел на ее густые темные ресницы, отбрасывающие тени на щеки, и подумал о ее глазах, какие они ясные, какого они поразительного цвета: кобальтово-синего, затмевающего своей яркостью дневное небо, вспомнил, как в них светились храбрость и решимость и можно было разглядеть лишь слабый намек на страх.

— Проклятие! — пробормотал он.

Зря она приехала, у него и без нее забот в избытке, и положение действительно серьезное. А теперь на него свалилась еще и она. Дерзкая красавица с буйным пламенем волос, ясными голубыми глазами и нежным голосом.

Пока он на нее смотрел, Мартиса зашевелилась, и белое кружево ее ночной рубашки натянулось на груди. Он замер. Одеяло сбилось на сторону, и он мельком увидел ее длинные стройные ноги. Пробормотав ругательство, он быстро набросил на нее одеяло и лишь позже заметил, что его мышцы скованы. Он встряхнулся, чтобы сбросить напряжение.

Она создана для желания.

В ее глазах, в соблазнительных линиях тела, в пламени волос — жар, темперамент, страсть к жизни. Он желал ее… а ведь он забыл, что значит желать. Он хотел обнять ее, взять ее, брать снова и снова, пока не утолит неуемное желание и не погасит огонь, который сжигает его изнутри.

Он снова выругался вслух, натянул одеяло еще выше и помедлил возле нее.

Кто она?

Он поклялся, что узнает. Она явилась, чтобы соблазнить его и заманить в ловушку, — в этом он был уверен. Ну, уж нет. Он ее заманит в ловушку и соблазнит. Возможно, это единственный способ ее спасти.

Глава 2

В комнату просачивался свет наступающего утра, Мартиса спала и видела сны.

Ей снились не мощные стены Кригэна, вздымающиеся из тумана, а более спокойный, более нежный пейзаж. Ей снился дом, терраса с белыми колоннами, сияющими в солнечном свете, зеленые холмы и лужайки, покрытые густой травой, а за подстриженными лужайками — поля табака. С чистого голубого неба светило яркое солнце, без остатка развеивая туман и влажную дымку.

На террасе стоял мужчина с золотыми волосами и ослепительно голубыми глазами и протягивал к ней руки, а она… бежала, бежала к нему, чтобы броситься в его объятия. Он улыбался и радостно ждал ее. Однако внезапно она обнаружила, что бежит через туман, а когда туман рассеялся, она остановилась как вкопанная. Высокий светловолосый мужчина исчез. На его месте стоял высокий темноволосый незнакомец, она с ним встречалась, но он все равно оставался незнакомцем. Его взгляд пронизывал ее насквозь, а губы кривились в улыбке, которая могла бы принадлежать самому дьяволу.

И он ждал ее ждал.

Она услышала грохот канонады, и лужайка между ними вдруг разверзлась. Она осталась одна. Одна среди ужасного едкого запаха — запаха черного пороха от тысяч ружей и бесчисленного множества пушек, опаляющих землю взрывами.

Мартиса проснулась как от толчка и резко села в кровати.

Она была уже не дома, война окончилась, и нескончаемой зеленой лужайки из ее сна больше нет. Как и ее отца.

Но существует лэрд Кригэн, и он принадлежат к этой новой жизни. Как он оказался в ее сне? Ему в нем не место. Ведь сон был о прошлом, о том, что навсегда потеряно.

Нет, только не «Тропа орла». Ее усадьба все еще стоит. Мартиса продала часть земли, однако всеми силами старалась сохранить сам дом. Он не такой старый, как замок Кригэн, но для нее он ничуть не менее важен, чем замок Кригэн — для его лэрда. Отец был англичанином, но любил поместье, которое получил в качестве приданого жены так, как если бы сам родился и вырос на этой земле. Мартиса на всю жизнь запомнит тот день незадолго до начала ужасной войны, когда они с отцом стояли на нижней ступеньке их прекрасной террасы. «Мартиса, жизнь быстротечна, и мы проходим по ней быстро, а эта война сделает жизнь еще короче для тысяч молодых людей, для идеалистов, энтузиастов — они все падут под огнем. Держись за этот дом, крепко держись, потому что ветер времени унесет настоящее и такие места — это все, что у нас останется от прошлого. Это будет твое наследство. Наследство твоих детей».