Мир приключений 1966 г. №12 - Акимов Игорь Алексеевич - Страница 80

— Схватил, — проговорил Ивантеев в темноту.

Покинув галерею, он прошел в круглый полуосвещенный зал. В его центре, на легком трубчатом постаменте, покоился большой панорамоскоп, с помощью которого Чон-Кулак общался со своими жрецами, не умевшими, как он, слышать шепот звезд в тысячах парсеков от Земли.

Хаотическая пляска световых точек на прямоугольном горизонтальном экране больше всего, пожалуй, походила на беспорядочную толчею снежинок или пылинок в солнечном луче. Человек, сидевший перед экраном, осторожно манипулировал рукояткой электронного визира. Зеленоватый отсвет экрана ложился на резкие черты лица с русой бородкой.

— Ну, что у тебя? — с тайной надеждой спросил Ивантеев.

— Каким он был, таким остался, — иронически протянул Шагин. — С трудом вытянул, чуть в сторону — и его как не бывало…

Среди световой суматохи на экране привычный глаз Ивантеева угадал знакомое яркое пятнышко. В этом месте световые вспышки толпились охотнее и теснее, — на этой частоте был регулярный сигнал. Все остальное было случайными помехами.

— А тонкая структура?

— На вот, гляди сам! — И Шагин поворотом рукоятки растянул пятнышко в тускло мерцающую лунную дорожку. — Ни намека на закономерность, этакое торжество хаоса… Тебе еще не надоело?

— Нет, не надоело, — сказал Ивантеев. — Старик Линтварев не поручил бы его нам так просто, ты ведь его знаешь. Длина волны растет? Растет. Закономерно? Да, закономерно. Следовательно…

— Опять за свое! На сколько она растет-то, господи? На микротютельку в месяц? Объект остывает, вот она и растет… Только такой верующий энтузиаст, как ты, может в хаосе излучений космоса усмотреть разумные сигналы…

— И это говорит старший научный сотрудник Аличурской обсерватории Комитета космических контактов! — воскликнул Ивантеев. — Строго говоря, ты заслуживаешь увольнения без выходного пособия. — Он неожиданно вздохнул. — Увы, время энтузиастов прошло. Я лишь добросовестный дневальный, один из многих… Чужой Разум существует. Рано или поздно он заявит о себе — может быть, завтра, может быть, через столетие… Но мне кажется, что тот, кто первым примет сигналы Чужого Разума, должен будет в ножки поклониться тому, кому первому пришло в голову их искать…

— Кто же, по-твоему, первый? — спросил Шагин серьезно.

— Иван Ефремов, автор “Туманности Андромеды”… Его герои были первыми искателями следов разума в космических излучениях. Помнишь “Великое Кольцо”?

— Ого! — Шагин поднял брови, глядя на собеседника с комическим уважением. — Этого аргумента, коллега, вы еще не выставляли… Читал, читал, — протянул он небрежно. — Идея изящная, но абсолютно химерическая… Но если на то пошло, в научном плане первым был астроном Кардашев, еще в шестьдесят четвертом… Помнишь его пресловутые мигающие радиоисточники на девятистах мегагерцах в созвездиях Овна и Пегаса? Он предположил, что они искусственные… Ну и мигают по сей день, а толку что?

— Но “Туманность” вышла в пятьдесят седьмом, — возразил Ивантеев, — так что приоритет за Ефремовым, что там пи толкуй насчет научного плана… А толк будет, дай срок, — сказал он твердо.

— Пока солнце взойдет — роса очи выест… Единственные разумные сигналы из космоса — это сигналы наших спутников и кораблей, облетающих планеты. — Шагин усмехнулся. — Всё остальное только голоса космического хаоса, и ничего больше…

— Хаоса? Послушай, совесть или… знания у тебя есть? Что говорят твои учителя — Колмогоров, Шаннон, Винер? Чтобы вооружить хрупкого Давида — разумное сообщение — для единоборства с Голиафом помех, нужно сделать Давида Голиафом, придать ему беспорядочную, случайную структуру… И кроме того: на Земле и на орбитах работают тысячи радиопередатчиков и иных излучателей по всему радиоспектру. Разве их суммарное излучение издалека не будет воспринято, как хаотическое?

Вместо ответа Шагин прильнул к стеклу балконной двери.

— Гляди, кто-то едет…

Белая лента дороги, прямая и тонкая, как игла, растворялась во тьме. Где-то на ее конце сверкали два дрожащих огонька.

— Со стороны Мургаба… кто бы это мог быть?

— Давненько не было начальства из КОККАНа[15]. — Шагин ухмыльнулся. — Я предпочел бы Орсунбая с дынями.

— Наверняка это он и есть, давно пора, — сказал Ивантеев. — Включай автозахват, и пошли встречать…

Машина приближалась быстро, и в подпрыгивающих лучах засияла часть опорной решетки Чон-Кулака. Раздался ровный высокий аккорд звукового сигнала.

— Везет, что ли, кого?

— Извещает о прибытии…

— Оркестра у нас нет, обойдется. Да что он, сдурел, что ли?

Звук продолжал стелиться ровно и монотонно, будоража привычную ночную тишь. Тон его заметно понижался, а громкость по мере приближения становилась оглушающей. Огромные слепящие глаза уставились прямо на Ивантеева, и машина резко затормозила против входной двери. Орсунбай соскочил и бросился поднимать капот.

— Это что, салют? — осведомился Шагин.

— Заклинила кнопка звукового сигнала. — Грудное контральто принадлежало женщине.

Орсунбай отключил клемму аккумулятора, — погасли фары, и звук резко оборвался.

— Привет, Орсунбай, — сказал Ивантеев, пожимая ему руку. — Кого это ты привез?

— Гостя привез, хорошего гостя… Сам смотри! Ивантеев зажег ручной фонарик. В его луче возникла молодая женщина в брюках и сером вышитом свитере.

— Добрый вечер, — сказал он. — Ночевали у Кара-Куля?

— Нет, едем прямо из Оша. — Руки Елены повисли, а грудь тяжело вздымалась.

— Передохнете, у нас тут высота 4200… Почему так поздно, Орсунбай?

— У Сары-Таша скат на ходу лопнул… тогда же, наверно, заклинило и кнопку. Мы после ни разу сигнал не давали, правда, Лена-джон?

— Правда, — сказала Елена. После суток сумасшедшей езды слегка сводило икры ног, побаливала голова и хотелось пить. — А вы чьи?

— Так вы не из КОККАНа?

— Нет, я из ИНКИДАНа[16]… — и, переглянувшись, все трое рассмеялись.

В просторном холле первого этажа с треугольным столом в “диванном” углу было уютно.

— Здесь наша кают-компания, а вон там, — Шагин указал на дальнюю дверь, — ваша комната. Тринадцатый номер, если вы не суеверны…

— Нисколько, — улыбнулась Елена. — Я родилась тринадцатого.

— Тогда все в порядке… А сейчас подкрепитесь. — Ивантеев подал ей поднос с небольшим тибетским чайником.

Ничто сейчас не могло быть лучше, и, с наслаждением осушив чайник, Елена почувствовала себя в состоянии задавать вопросы.

— Чем живете, добры молодцы, на что силушку свою тратите? — Она подбоченилась, тряхнув головой.

— От КОККАНа всея Руси поставлены идолу служить басурманскому, Чон-Кулак зовется, матушка… — пропел Шагин.

— Осмелюсь доложить, следим за объектом сто шестнадцать дробь зет шестьдесят один, — отрапортовал Ивантеев.

— Господи! А если по-русски?

— Радиотуманность Центавра в шестнадцать раз больше Солнца по своей излучающей площади, — сказал Шагин наставительно. — Но Чон-Кулак выделил на ее фоне точечный источник.

— А в каком диапазоне?

— Сегодня тысяча сто восемнадцать миллимикрон, — сказал Ивантеев.

— Сегодня? А вчера?

— Вчера было чуть меньше… Волна день ото дня удлиняется…

— Удлиняется? — Елена поднялась с места. — На сколько?

— Ерунда, в месяц полмиллимикрона…

Елена, чуть прищурившись, внимательно поглядела на Ивантеева. Что-то мелькнуло в сознании, — какая-то неясная, еще бесплотная идея, смутно связанная с черным гребнем.

— Но почему?

— Я уверен, что это… — Ивантеев смолк, наткнувшись на иронический взгляд Шагина.

— Уселся на своего конька! — Шагин комически махнул рукой. — Ладно, примите ванну и отдыхайте. Ежели не очень устали, к десяти просим в кают-компанию. До свиданья, Звезда-Гостья!

— Так вы знаете летописи Ма Туан-Лина? — Елена оживилась.

— Китайской грамоте не разумею, но… есть тут у нас один грамотей… — Он искоса показал глазами на Ивантеева. — Старается изо всех сил…