Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Джинн в плену Эхнатона - Керр Филипп - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Через несколько секунд на кухню вбежали оба пса и замерли перед миссис Гонт, ожидая указаний.

— Мальчики, — сказала она, — слушайте внимательно. Мы решили, что отныне у вас будут новые имена. Настоящие, собачьи.

Нил взглянул на Алана и глухо заворчал. Алан же лишь безмятежно зевнул и сел, где стоял.

— Имейте в виду, никаких пререканий я не потерплю, — твердо сказала миссис Гонт. — Нил, с этого дня тебя зовут Уинстон. Алан, тебя будут звать Элвис. Вам все понятно?

Собаки молчали, поэтому миссис Гонт повторила вопрос. На этот раз псы громко гавкнули в ответ.

— Круто! — выдохнул Джон.

— Я все-таки предпочитаю пользоваться старыми именами, — сказал мистер Гонт. — Собаки, может, и привыкнут к новым, а я — ни за что.

— Уинстон! Лежать! — скомандовала миссис Гонт, и пес, которого раньше звали Нил, послушно улегся на пол. — Элвис, встать! — И бывший Алан тут же встал по стойке смирно.

— Вот это да! — восхитился Джон. — Кто сказал, что собак не переучишь?

— Наших собак надо по телевизору показывать, — поддакнула Филиппа.

Мистер Гонт отбросил газету и встал из-за стола, огромного обеденного стола вишневого дерева.

— Никакого телевидения, даже не думай, — сказал он и вышел, изрядно рассерженный на свое семейство.

Потом близнецы, как обычно, ушли в школу, и там ничего — опять же, как обычно — не произошло. С большинством предметов, кроме математики, у Джона и Филиппы проблем не возникало. А в одном предмете им вообще не было равных. По физкультуре они учились лучше всех в классе, возможно, потому, что — в отличие от многих одноклассников, которые ленились и были настоящими жиртрестами, — близнецы при своих прекрасных физических данных еще и постоянно тренировались. Да они и не могли жить иначе, поскольку страдали клаустрофобией, то есть терпеть не могли замкнутого пространства. Особенно они ненавидели лифты. Как вы понимаете, в городе небоскребов, таком, как Нью-Йорк, это может превратиться в серьезную проблему. Когда все терпеливо стояли, дожидаясь лифта, Джон и Филиппа поднимались пешком — на любой этаж, иногда пробегая пятьдесят или шестьдесят маршей кряду. Потому-то на уроках физкультуры проворным близнецам не было равных. Пожалуй, даже кузнечикам пришлось бы еще попрыгать, а страусам побегать, чтобы делать это так же хорошо, как Джон и Филиппа. Впрочем, лифт идет вверх все-таки быстрее любого быстроногого человека. Поэтому близнецы всегда и всюду опаздывали. Это обстоятельство могло бы послужить причиной постоянного недовольства их родителей, но кто-кто, а Лейла и Эдвард понимали своих детей куда лучше, чем могли предположить сами дети.

Глава 2

Поход к зубному

Большинство детей на свете ждут не дождутся конца учебного года и начала летних каникул. Но близнецы неизменно встречали первый день лета со страхом и отвращением, потому что именно в этот день миссис Гонт всегда водила детей к дантисту.

Вообще-то зубы у Джона и Филиппы были белые, как подушечки «Орбит», и ровные, один к одному, как рядком припаркованные одинаковые машины. Им пока не доводилось даже ставить пломбы и, положа руку на сердце, беспокоиться по поводу визита к врачу им было незачем. Но им отчего-то всегда казалось, что в один непрекрасный день мистер Ларр непременно найдет в их зубах какой-нибудь дефект, и тогда все эти иглы и сверла, пинцеты и зонды, весь этот сверкающий пыточный арсенал будет пущен в ход.

Близнецы насмотрелись достаточно фильмов и твердо знали, что, когда дантист не просто осматривает зубы, а работает всерьез, боль может быть самая адская.

Потому-то утром, когда у них была назначена встреча с мистером Ларром, Джон проснулся ни свет ни заря от жуткого и явственного сна, в котором его раздирала зубная боль, та самая адская зубная боль, что превращает могучих взрослых мужчин в жалких скулящих щенков и заставляет свирепого медведя-гризли ластиться к мальчику, который осмелился взять на себя роль медвежьего зубного… Та самая боль, из-за которой Джон в конце концов лишился всех своих зубов — во сне.

В холодном поту, дрожа от страха и едва дыша, Джон буквально выпал из постели и тут же схватился за челюсть: все ли на месте? Какое счастье, что это был всего лишь сон, пусть кошмарный, но сон! Однако что-то странное за время этого сна все же произошло: по зеркалу, висевшему возле кровати, змеилась трещина. Мало того! Эта трещина не только перерезала зеркало по всей длине, но и аккуратнейшим образом продолжилась дальше, перебравшись на деревянное изголовье его кровати. Так, погодите, а может, наоборот? Вон наволочка опалена и чуть надорвана, прямо на том месте, где только что была его голова! Как будто боль, возникшая в его сознании во время сна, выскочила наружу, в материальный мир, и завладела окружающими вещами.

Так в первые секунды рассуждал Джон.

— Ты что это устроил? — Стоя на пороге комнаты, Филиппа оценивала размеры ущерба. — Проголодался посреди ночи и решил стенку погрызть?

— Я что, по-твоему, хомяк? — возмутился Джон. Однако поделиться с сестрой своими предположениями о происхождении загадочной трещины у него как-то язык не поворачивался: вдруг засмеет?

— Нет, конечно. Но иногда от тебя воняет совсем как от хомячка. — Она подошла к зеркалу и медленно провела пальцем по трещине. — Я, конечно, знаю, что этого не может быть, но след — как будто после землетрясения. Правда, последнее значительное землетрясение в Нью-Йорке было в восемьдесят третьем. Пять и одна десятая по шкале Рихтера.

— Слушай, откуда ты все знаешь? — Джон и вправду был ошеломлен осведомленностью сестры.

— Я фильм видела по телевизору пару недель назад, — пояснила Филиппа. И тут же нахмурилась. — Все-таки странно…

— Еще бы не странно, — согласился Джон, но сестры в комнате уже не было. Несколько минут он пытался выбросить эту историю из головы, но тут влетела Филиппа, размахивая вчерашней газетой.

— Вот, смотри! — Она чуть не насильно всунула ему в руки «Нью-Йорк таймс».

— Что? На что смотреть?

— В Египте было землетрясение.

— И какая связь? При чем тут трещина в моей комнате?

— А ты посмотри. — Она забрала газету обратно и приложила к стене рядом с зеркалом. У Джона отвисла челюсть: трещина на стене Египетского музея древностей, явственно видная на фотографии в газете, точно повторяла все изгибы трещины, перерезавшей его зеркало, изголовье кровати и подушку.

— Ого! — выдохнул Джон. — Круто.

Филиппа снова нахмурилась:

— Ты сам это сделал! Ты решил меня разыграть.

— Вот еще выдумала! Я проснулся, а она тут! Честное слово!

— Но каким образом?

— Знаешь, может, это ерунда, но мне приснилось, что у меня очень сильно болят зубы. А трещина идет точно с того места, где я прижимался щекой к подушке.

Сестра не стала смеяться. Она стала внимательно рассматривать подушку.

— А почему мне ничего не приснилось? — обиженно спросила она. — Нам ведь часто снятся одинаковые сны.

— Сам удивляюсь. Но знаешь, наверно, так вышло, потому что я боюсь зубного, а ты нет.

Филиппа кивнула: что верно, то верно.

— Только это никак не объясняет сходство между твоей трещиной и трещиной на стене музея в Каире.

Они все еще продолжали обсуждать загадочную трещину, когда несколько часов спустя одолевали двадцать четыре лестничных марша, что вели в зубоврачебный кабинет Мориса Ларра на Третьей авеню. С мамой, которая, естественно, поднималась на лифте, дети вновь встретились в приемной. Она живо беседовала с доктором Ларром, причем вовсе не о зубах, а о теннисе, поскольку оба были заядлыми теннисистами.

Взглянув на близнецов поверх очков, мистер Ларр заговорщицки подмигнул.

— Мы играли в теннис на раздевание, — пояснил он. — Так она меня раздела догола. Ваша мать — профи. Да что там! Сколько женщин, которые зарабатывают на жизнь теннисом, и мечтать не могут о такой подаче! А как она шикарно выглядит на корте! Это само по себе редкость. У нас ведь на крупных турнирах не сразу и отличишь, кто играет: мужчина или женщина. Но вашу маму отличишь сразу и — навсегда. Гордитесь!