Возвращение Борна - ван Ластбадер Эрик - Страница 120

– Забирай все, что сможешь, и немедленно уходи. Я намерен поквитаться с ним, что бы ни произошло.

Хан услышал в трубке судорожный вздох.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что мне нужна помощь. Если по какой-то причине ты не сумеешь передать мне материалы, свяжись с… Погоди минутку. – Повернувшись к Борну, Хан спросил: – Есть ли в агентстве кто-то, кому можно доверять и кто сумел бы распорядиться с компроматом против Спалко?

Борн поначалу отрицательно мотнул головой, но затем понял, что ошибся. Он вспомнил, что Конклин говорил ему о заместителе Директора, который, по словам Алекса, был не только порядочным, но и независимым человеком.

– Мартин Линдрос, – торопливо сказал он.

Хан кивнул и повторил это имя Хирну, а затем прервал связь и вернул Борну телефон.

Борн находился в замешательстве. Ему хотелось наладить более доверительные отношения с Ханом, но он не знал, как это сделать. Наконец он решил расспросить его о том, как ему удалось проникнуть в комнату для допросов, и испытал подлинное облегчение, когда Хан не отказался поддержать разговор. Он рассказал Борну о том, как попал в штаб-квартиру «Гуманистов», спрятавшись в диване, о взрыве в шахте лифта и о своем побеге из комнаты-«душегубки». Однако при этом Хан ни словом не обмолвился о предательстве Аннаки.

Борн слушал это повествование со все возрастающим восхищением, и все же отчасти он словно был где-то в другом месте, как будто разговаривали не с ним. Внутренне он сторонился Хана. Возможно, причиной тому были все еще болевшие раны. Самочувствие Борна оставалось настолько скверным, что он пока был не готов к тому, чтобы задавать Хану вопросы, от которых его буквально распирало. Поэтому их разговор складывался сумбурно, оба испытывали неловкость, старательно обходя острые углы и избегая затрагивать самую важную тему. Она лежала между ними наподобие крепости, которую можно осадить, но нельзя взять штурмом.

Часом позже подъехал фургон компании, в которой работал Оскар. За рулем находился он сам, а при нем были новая одежда, полотенца, простыни, а также антибиотики для Борна. Кроме того, он вручил им термос с горячим кофе. Забравшись на заднее сиденье, они переоделись, а Оскар взял большой пластиковый мешок и сложил в него их прежнюю, промокшую и изорванную одежду. Всю, кроме удивительной куртки Хана. После этого он вручил им еду и минеральную воду. Все это мужчины поглотили с рекордной скоростью.

Если Оскар и удивился, увидев раны Борна, то не подал виду, из чего Хан сделал вывод: его агент решил, что их атака на штаб-квартиру «Гуманистов» увенчалась триумфальным успехом. Борну Оскар передал легкий портативный компьютер.

– Схемы всех основных и вспомогательных систем отеля загружены на жесткий диск, – пояснил он, – а также – карты Рейкьявика, его окрестностей и еще кое-какая базовая информация, которая, как я подумал, может вам понадобиться.

– Я просто потрясен! – сказал Борн, и Оскар просиял от удовольствия. Однако на самом деле эти слова были адресованы Хану.

Телефон Мартина Линдроса зазвонил в одиннадцать часов с чем-то утра по Гринвичу. После этого он прыгнул в свою машину и уже через через восемь минут затормозил у ворот больницы Джорджа Вашингтона, хотя обычно этот путь занимал у него не менее четверти часа.

Детектив Гарри Гаррис находился в палате интенсивной терапии. Прорваться через кордон больничных охранников Линдросу удалось лишь с помощью служебного удостоверения, а затем кто-то из вечно спешащих больничных обитателей проводил его до нужного места. Линдрос отдернул занавеску, которая огораживала с трех сторон больничную койку, и, шагнув вперед, снова задернул ее.

– Что с тобой стряслось? – спросил он.

Гаррис лежал на постели столь же беспомощно, как Иисус Христос когда-то висел на кресте. Лицо его опухло и лишилось красок, верхняя губа лопнула, а под левым глазом чернела глубокая рана с наложенными на нее швами.

– Меня уволили – вот что стряслось.

– Ничего не понимаю, – мотнул головой Линдрос.

– Помощник президента по национальной безопасности вызвала моего босса. Сама. Напрямую. И потребовала, чтобы меня уволили. Вышибли без выходного пособия и пенсии. Именно так он изложил мне суть дела вчера, в своем кабинете.

Руки Линдроса сжались в кулаки.

– А дальше?

– Что значит «а дальше»? Он меня уволил! Вышиб пинком под зад! Разжаловал, несмотря на мою многолетнюю и безупречную службу.

– Я спросил, как ты оказался здесь?

– А-а, это… – Гаррис повернул голову на подушке и уставился в стену. – По-моему, я напился.

– По-твоему?!

Гаррис повернул голову к Линдросу, глаза его засверкали от злости.

– Ладно, я не просто напился, а надрался, нажрался, как свинья, – тебя это устраивает? Я считал, что не заслужил такого!

– Но с обычного похмелья такой рожи не бывает!

– Да, черт побери! Я повздорил с парочкой байкеров, и, если мне не изменяет память, эта ссора обернулась крупной потасовкой.

– Зная тебя, я могу предположить, что ты сам напросился на драку.

Гаррис ничего не ответил.

Линдрос провел ладонью по лицу и бесцветным голосом произнес:

– Я помню, что обещал тебе заняться этим, Гарри. Мне казалось, что ситуация – у меня под контролем, я даже частично задействовал самого Директора. Но откуда мне было знать, что помощник президента по национальной безопасности нанесет удар первой?

– Да пошла она! – устало проронил Гаррис. – Пошли они все… – Он горько усмехнулся: – Знаешь, как говорила моя мама? «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!»

– Послушай, Гаррис, я ни за что не сумел бы раскрутить всю эту интригу с Шиффером без твоей помощи. Поэтому я ни за что не брошу тебя на произвол судьбы. Я вытащу тебя из всего этого дерьма, обещаю!

– Правда? Хотел бы я узнать, как это тебе удастся!

– Великий полководец Ганнибал сказал однажды: «Мы либо найдем выход, либо проложим его сами».

Когда с приготовлениями было покончено, Оскар отвез их в аэропорт. Что касается Борна, то он был счастлив, что машину ведет кто-то другой, поскольку все его тело продолжала разламывать нестерпимая боль. Однако при этом он оставался начеку и был готов действовать. Он испытывал профессиональное удовольствие, наблюдая за тем, как Оскар то и дело поглядывает в зеркало заднего вида, пытаясь определить, нет ли за ними «хвоста». Нет, похоже, их никто не преследовал.

Впереди замаячила контрольная башня аэропорта, и буквально через сотню метров Оскар свернул со скоростной трассы на боковое ответвление. Ни одного полицейского в пределах видимости не было, и все казалось естественным. И все же Борн чувствовал, что внутри его нарастает какая-то необъяснимая тревога.

Направляясь к зафрахтованному самолету, их фургон петлял по бетонным дорожкам аэропорта, но никто не подошел к ним. Самолет уже поджидал их – заправленный и в полной готовности. Перед тем как выйти из фургона, Борн напоследок сжал руку Оскара и проговорил:

– Спасибо! Еще раз спасибо!

– О чем речь! – улыбнулся в ответ Оскар. – Все дополнительные услуги будут включены в счет!

После этого Оскар укатил, а они двое поднялись по трапу в чрево самолета.

Пилот приветствовал их на борту своего воздушного судна, втянул трап и закрыл герметичный люк. Борн сообщил пилоту их маршрут, и уже через пять минут, пробежав по взлетно-посадочной полосе и оторвавшись от ее бетона, крылатая машина начала свое двухчасовое путешествие к столице Исландии – Рейкьявику.

– Рыбацкая шхуна появится в зоне видимости через три минуты, – доложил пилот.

Спалко поправил в ухе миниатюрный электронный наушник, взял портативную холодильную камеру, полученную от Сидо, и, пройдя в хвостовую часть самолета, надел парашют. Застегивая лямки, он смотрел на затылок Петера Сидо. Доктор был пристегнут наручниками к креслу, а в соседнем сидел вооруженный мужчина.