Влюбленная в море - Картленд Барбара - Страница 22

Лизбет впервые в жизни порадовалась, что получила достаточно обширное образование. Отец построил ее обучение по примеру того, как было организовано обучение юной принцессы Елизаветы. С десяти лет девочку обучали итальянскому, французскому, латыни и греческому, а в двенадцать для нее пригласили еще и учителя испанского языка.

Лизбет, единственная на корабле, кроме Родни, поняла, почему рыбаки так стремительно преобразились, стоило Родни с ними заговорить. Ведь они решили, что их захватили испанцы! Но едва они узнали, что корабль английский и его капитан плавал с их другом сэром Френсисом Дрейком, изъявили полную готовность не только предоставить любую информацию, которая может оказаться полезной английскому капитану, но и предлагали свою помощь.

Родни объяснил, что ищет удобную бухту. Туземцы быстро переглянулись, затем старший из них, камерунец, заговоривший первым, завел обстоятельную речь. Прямо по курсу, объяснил он, находится побережье Никарагуа.

Родни удивленно уставился на него — он предполагал, что они приближаются к южной оконечности Панамы. Видимо, ветер отнес их дальше, чем он ожидал. Он и его брат, продолжал камерунец, гостили в индейском поселении, но неделю назад один из кораблей с золотом, следовавших из Панамы в Гавану, вынужденно бросил якорь в здешней бухте, чтобы отремонтировать поврежденный руль.

Молодых и сильных индейцев испанцы угнали в галерные рабы, соблазнили молодых женщин и, чтобы сберечь свой припасенный в дорогу провиант, рыскали теперь по всей округе в поисках провизии.

Вождь племени боялся, что, хотя корабль был почти уже готов к выходу в море, испанцы задержатся здесь еще на неопределенное время. Некоторые из испанских офицеров полагали, что должны теперь дождаться нового каравана с золотом, который последует из Гаваны под охраной боевых кораблей, кроме того, среди галерных рабов началась желтая лихорадка.

Опасаясь за свои жизни, камерунцы бежали из поселения, прихватив с собой сына вождя племени.

— Если здесь испанцы, мы не сможем причалить! — в отчаянии воскликнул Родни. Но индеец стал горячо доказывать обратное. Он знал о существовании маленькой бухты, расположенной неподалеку от его родного селения, где сможет укрыться «Морской ястреб». Там англичане, никем не потревоженные, починят свой корабль, и испанцы не догадаются об их прибытии.

По словам индейца, опасность представляли только корабли береговой охраны, но большая их часть сейчас ушла в Гавану, чтобы сопровождать галионы с золотом, которые грузились в Номбр-де-Диасе. Испанский корабль, замешкавшийся в местной бухте, был последним из грузовых кораблей, отчаливших из Номбр-де-Диаса. Отвечая на вопрос Родни, индеец добавил, что за ним не последовал ни один из кораблей охраны, отчего испанцы горько сетовали. Впрочем, они полагали, что их наверняка уже хватились.

Корабль, направлявшийся из Номбр-де-Диаса в Гавану, несомненно, имел на борту достаточно золота, серебра и других ценностей. Родни почувствовал, как его охватил охотничий азарт. Но что мог он тут поделать? Его собственный корабль поврежден, и даже в случае помощи туземцев на ремонт уйдет несколько дней, как бы споро ни делалось дело. Было преждевременно думать о чем-либо еще, кроме того, как под прикрытием прибрежных скал благополучно достичь обещанной индейцами укромной бухты.

Оказавшись у северной части Панамы, они подвергались большому риску наткнуться на испанский корабль, но избежать этого риска Родни не мог никак. И в то же время в его душе крепла уверенность, что фортуна начала поворачиваться к нему лицом. Сейчас для них не могло быть большей удачи, чем встреча с тремя дружественно настроенными туземцами.

Родни вспомнил, что тридцать лет назад в Никарагуа индейцы подняли восстание против невыносимого гнета испанцев. С самого начала оно было обречено на поражение, поскольку индейцы не имели достаточно оружия, и испанские правители, которые осваивали эти земли после их открытия Христофором Колумбом, подавили мятеж с бесчеловечной жестокостью.

Родни не сомневался, что никарагуанские индейцы помогут ему нанести удар по могущественной жестокой Испании.

Когда туземцы кончили рассказ, Родни велел отвести их на корму, чтобы они помогали направлять корабль, и только тогда догадался, что никто из его команды не понял из разговора ни единого слова. По лицу Барлоу он увидел, что без объяснений не обойтись. Родни замешкался в нерешительности, сознавая, как дорого время, но тут вперед выступила Лизбет.

— Можно я расскажу мастеру Барлоу, к какому вы пришли решению? — спросила она.

— Вы знаете испанский? — изумился Родни.

— Конечно, — ответила Лизбет, — и еще несколько языков… если только это может принести вам какую-то пользу.

В ее словах прозвучал укор, но губы улыбались, и Родни внезапно понял, что не прочь зарыть топор войны. Вся злость на Лизбет куда-то вдруг пропала.

— Спасибо, мастер Гиллингем. Будьте добры, перескажите мастеру Барлоу и другим джентльменам, о чем тут шла речь. — И Родни указал рукой на стоявших в недоумении офицеров.

Лизбет уверенно перевела разговор, имевший место между Родни и туземцами.

— Испанский корабль! — воскликнул мастер Гэдстон, возбужденно сверкнув глазами. — Мы захватим его, даже если это будет наше последнее сражение.

— Это легко может стать правдой, — осадил его Барлоу.

— Мы благодарим вас, мастер Гиллингем, — вежливо кивнул он Лизбет и поспешил следом за Родни.

— Мне не терпится схватиться с проклятыми испанцами, — сказал мастер Гэдстон, обращаясь к Лизбет. — Я еще в детстве их возненавидел, когда услышал, как подло они повели себя с Джоном Хаукинсом в битве при Сан-Хуанде-Улуа. Я был тогда еще мальчишкой, но уже твердо решил, что когда вырасту, то заставлю испанцев заплатить за все их зверства по отношению к пленным, за страдания тех, кто умер на дыбе или сгинул в черных подземельях севильских тюрем.

В глазах молодого человека горел фанатичный огонь. Лизбет положила руку ему на предплечье.

— Я понимаю ваши чувства, — сказала она. — Но, по-моему, ненависть, как и жестокость, вещь опасная.

Мастер Гэдстон улыбнулся.

— Я напомню об этом испанцам, если только доберусь до них со шпагой в руке, — сказал он грозно. — Лишь бы наш капитан дал нам такой шанс.

— Я тоже на это надеюсь, — согласилась Лизбет.

Молодой лейтенант добавил, помолчав:

— Вчера я страшно досадовал на него из-за нашего бегства, но он поступил правильно — это единственное, что мы могли предпринять.

— Вы и правда так считаете? — удивилась Лизбет.

— Ну да. Видели, что способны сделать с нами испанские пушки? Если бы мы только попробовали сразиться с ними, они разнесли бы нас в щепки прежде, чем мы успели бы всадить в них хотя бы ядро. А эти люгеры — от них тоже добра не жди. Да, капитан был прав, хотя в тот момент я его просто возненавидел за его решение.

— Я тоже, — вздохнула Лизбет, и они заговорщически улыбнулись друг другу.

— Он замечательный человек, — сказал мастер Гэдстон. — Когда-нибудь я надеюсь стать таким, как он, и тоже обзавестись собственным кораблем.

В голосе молодого человека прозвучало восхищенное преклонение. Но его ожидали обязанности, и Лизбет проводила его задумчивым взглядом. Он был хорош собой, молод, смел и, несомненно, пользовался успехом у женщин, но, разговаривая с ним, она не ощутила в сердце никакого тайного волнения. Вот с Родни все было по-другому. Он то выводил ее из себя, то заставлял трепетать от каких-то смутных предчувствий, но никогда она не оставалась равнодушной в его присутствии. Лизбет пыталась понять, чем Родни так отличается от прочих мужчин, вспомнила, в какую ярость он пришел, когда она отказалась повиноваться ему. Ей тогда показалось, что Родни готов ее ударить. В тот момент что-то внутри нее дрогнуло — но это был не страх, а нечто совсем другое…

Лизбет сосредоточенно сдвинула брови и спустя несколько минут пробралась на корму. Родни был там вместе с тремя туземцами. Корабль, отяжелевший и с трудом слушавшийся руля, медленно подходил к берегу с подветренной стороны. Море пока оставалось спокойным, но Родни знал, что корабль все равно неуклонно погружается в воду.