Влюбленная в море - Картленд Барбара - Страница 2

«Кроме того, — говорил себе Родни, — как только я достаточно разбогатею, то не мешкая перейду на оседлый образ жизни».

У него хватало здравого смысла для того, чтобы понять, что жизнь корсара чревата опасностями. Пусть вначале фортуна и благоприятствует, но рано или поздно события примут иной оборот и удача повернется спиной. Он был достаточно предусмотрителен, чтобы подумать не только о настоящем, но и о будущем. Он намеревался, так же как Дрейк, купить дом и поместье и, опять же по примеру Дрейка, хотел обзавестись женой. Но в отличие от этого неустрашимого мореплавателя, разбогатев, Родни Хокхерст собирался осесть на одном месте и стать примерным мужем и заботливым отцом.

Аллея круто повернула, и взору Родни открылся большой дом из красного кирпича, ярко освещенный лучами полуденного солнца. Крышу венчали высокие коньки, сбоку наподобие крыла к дому примыкала застекленная веранда, каждое стеклышко в высоких узких окнах с частыми переплетами сверкало всеми цветами радуги, словно алмаз.

Перед домом тянулись ухоженные клумбы с розмарином, лавандой, тмином и майораном, темные тисы живой изгороди были искусно подстрижены.

Видимо, приближение Родни не осталось незамеченным. Едва он остановился у двери, навстречу ему выбежал слуга и, подхватив лошадь под уздцы, помог всаднику спешиться. Не успел Родни войти в дом, как на ступенях появился сам сэр Гарри.

Дородный и осанистый, сэр Гарри сознательно подчеркивал свое сходство с покойным Генрихом Восьмым и подражал ему не только внешне, но и образом жизни.

Он провел Родни через устланный тростником холл в парадную гостиную и представил своей супруге.

— Это моя жена, мастер Хокхерст, — лучезарно улыбнулся он. — Точнее говоря, моя третья жена, и кто знает, сколько их еще у меня сменится, прежде чем я покину этот бренный мир.

Шутка, видимо, прозвучала не впервые, потому что, пока сэр Гарри сотрясался от хохота, леди Гиллингем даже трепетом ресниц не выказала, что слышала эти слова. Это была красивая темноволосая женщина, и, как отметил Родни, едва ли старше двадцати одного года. Она взглянула на него из-под опущенных ресниц, и ему показалось, что ее рука задержалась в его руке несколько дольше, чем требовали правила приличия. Что-то в выражении ее глаз и легком изгибе губ показалось ему знакомым. Родни часто приходилось видеть подобное выражение на женских лицах за те месяцы, что он провел на берегу.

Хокхерст присмотрелся к сэру Гарри, отметил, что его возраст приближается к шестидесяти, и решил, что те в Уайтхолле, кто называет его «старый сластолюбец», недалеки от истины.

— По бокалу вина, дружок? — предложил сэр Гарри. — Надеюсь, дорога не слишком утомила вас.

— Ни в малейшей степени, — успокоил его Родни, принимая кубок темно-красного вина, которое слуга налил из графина венецианского стекла. — Лошадь была свежей, и путешествие заняло на удивление мало времени. Боюсь только, что мои слуги с багажом несколько поотстали.

— Никуда они не денутся, — сказал сэр Гарри. — Жена уже все для них приготовила, правда, Катарина, любовь моя?

— Естественно, милорд, — ответила леди Гиллингем голосом, напоминавшим урчание сытой кошки. — Мы надеемся, что мастеру Хокхерсту будет у нас удобно. Правда, после его головокружительных приключений с сэром Френсисом Дрейком можно ожидать, что он найдет нас, деревенских жителей, скучными и неповоротливыми.

— Напротив, миледи, — ответил Родни. — Так славно вновь очутиться на берегу, а тем более оказаться в деревне в это время года. Я и забыл, как прекрасна Англия — и все, что она собой воплощает.

Говоря это, он бросил на Катарину Гиллингем смелый взгляд. Она, как он и рассчитывал, поняла намек и потупилась. Родни прекрасно понимал, что ей от него нужно. Молодая жена при старом муже — сюжет достаточно банальный и затасканный. И тем не менее интуиция подсказывала ему, что следует соблюдать осторожность. Ему надлежит привлечь леди Гиллингем на свою сторону, чтобы она не настроила сэра Гарри против него, и в то же время не возбудить ревность в сэре Гарри. «Задача может оказаться не из легких», — только успел подумать он, как в противоположном конце парадной залы отворилась дверь и в нее вошла девушка.

Едва Родни увидел ее, как у него перехватило дыхание. Несомненно, именно такую девушку он искал всю жизнь, именно она должна ждать его на берегу в доме его мечты, который будет у него, когда он разбогатеет. Сэр Гарри суетливо направился к ней.

— Ах, вот и ты, Филлида, дорогая, — сказал он. — А это мастер Родни Хокхерст, которого мы ждали.

Было что-то особенное в той торжественности, с которой сэр Гарри вывел вперед свою дочь, и в выражении его глаз, которые внезапно приобрели расчетливое и хитрое выражение. Родни понял, что сэру Гарри уже известно, какое предложение ему собираются сделать. Крестный, должно быть, намекнул своему приятелю об этом в письме.

Но теперь, когда Родни увидел Филлиду, все то, зачем он прибыл сюда, все, что затевал, показалось ему незначительным. Девушка была прелестна — прелестнее, чем он мог предположить, тем более ожидать. У нее была чудесная кремово-белая кожа и волосы цвета жидкого золота, гладко уложенные под жемчужной шапочкой.

Для женщины она была довольно высокого роста, но ее тело под атласным платьем, с облегающим лифом, затканным желтыми цветами, поражало стройностью и изяществом форм. Рукава туго охватывали запястья, кружевной гофрированный воротник над плечами подчеркивал округлость и стройность шеи.

Глаза были голубые и прозрачные, носик изящный, прямой, а уголки губ несколько опущены, как будто она была смущена или опасалась чего-то.

Родни сжал ее руку с восторгом, который не в силах был обуздать, и тут же почувствовал себя виноватым, потому что пальчики девушки в его ладони остались холодными и не отвечали на его пожатие, словно в наказание за неуместный пыл. Впрочем, это не слишком его обескуражило, ведь он мог любоваться ею сколько угодно. Хокхерст чувствовал, что его глаза говорят ей все то, что не осмеливались сказать губы. Что он хочет обнять ее, ощутить всем телом ее мягкое очарование, отыскать ее губы и сделать ее пленницей своей страсти…

При этих мыслях в нем начало разгораться такое пламя, что он затрепетал, его охватил азарт охотника, увидевшего дичь.

«Я люблю вас, — говорили его глаза. — Я люблю вас. Вы — моя. Вам от меня никуда не деться».

Но вслух он произносил самые обыденные вещи, хотя голос обрел глубину и бархатистость, которых был лишен прежде.

Филлида говорила очень мало, в основном «да» и «нет», не поднимала глаз, тогда как сэр Гарри непринужденно вел светскую беседу, а его жена прилагала усилия, чтобы привлечь внимание гостя к своей особе.

Родни не мог сказать точно, сколько времени они так просидели в парадной зале с украшенным лепниной потолком и большим камином, сложенным из разных сортов мрамора. Красота Филлиды мешала ему сосредоточиться, мысли разбегались, и, когда наконец сэр Гарри пригласил его в соседнюю комнату, где они могли поговорить без помех, он прежде всего попросил не денег, за которыми приехал из Лондона, а руки Филлиды.

— Мне казалось, вы почтили посещением мой дом по другой причине, — моргнув, прогудел сэр Гарри.

— Это так, сэр. Полагаю, мой крестный намекнул вам, почему я так стремился познакомиться с вами.

— Кажется, вы собираетесь купить корабль?

— Да, сэр! Сэр Френсис ссудил мне на это дело две тысячи фунтов. Я могу добавить к ним две мои собственные, и тогда остается раздобыть еще две.

— Каковы же ваши цели?

— Те же, что были у сэра Френсиса Дрейка во время его кругосветной экспедиции. Привести домой испанские сокровища ради славы Англии и посрамления ее врагов.

— Надеетесь встретить еще один «Сан Филиппе»? — улыбнулся сэр Гарри.

— Его груз был оценен в сто четырнадцать тысяч фунтов стерлингов, сэр.

— И вы рассчитываете, что вам повезет не меньше?

— Если мне повезет хотя бы на четверть, те, кто помогал мне, едва ли раскаются.