Влюбленная в море - Картленд Барбара - Страница 13

Уперев руки в широкие бедра, не стесняясь расстегнутого почти до пояса платья, проститутка завязала с матросами шутливую перепалку, которую с отвращением слушали стоявшие на пристани женщины.

— Готовьтесь ставить паруса, Барлоу, — отрывисто скомандовал Родни, терпение которого уже истощилось. Вся команда должна была уже собраться на борту. Но стоило ему подумать об этом, как его лицо омрачилось, и он снова нервно прошелся по юту. Он вспомнил, что ему предстоит увидеться с Френсисом Гиллингемом и оказать ему гостеприимство. Родни поручил Барлоу встретить Френсиса и сразу же отвести его куда-нибудь в укромное место и оставить там, по крайней мере до тех пор, пока не уляжется суматоха, сопутствующая отплытию.

— С какой стати мне нужны бездельники на корабле? — возмутился Родни, когда ему принесли письмо сэра Гарри. — Клянусь честью, я немедленно напишу, что не могу принять его.

— Но сэр Гарри Гиллингем наш главный компаньон, — рассудительно возразил Барлоу. — Что, если он потребует назад свое золото?

— Я пошлю его к черту, — буркнул Родни, понимая, что всего лишь бравирует и ему придется выполнить просьбу сэра Гарри взять его сына в плавание и постараться сделать из него мужчину. Сэр Гарри не объяснял в письме, почему он пришел к такому неожиданному решению относительно Френсиса, но по тону письма Родни догадался, что с парнем что-то неладно.

— Мальчишка вляпался в неприятности, — сказал он Барлоу. — Но у нас не будет времени нянчиться с нытиком.

Родни давно решил не брать на борт «Морского ястреба» всякого рода авантюристов и праздных лиц. Люди, заинтересованные только в обогащении, неизменно оказываются на корабле обузой. Они слишком изнежены и недисциплинированны, чтобы приносить пользу. А Родни знал, что путешествие предстоит опасное. Одинокий корабль легко мог подвергнуться нападению, и, хотя он надеялся и даже рассчитывал быстро захватить испанский корабль или полубаркас, первая половина плавания все равно принесет мало удовольствия кому бы то ни было.

Была еще и другая сторона — их могли потопить или взять в плен, а на помощь рассчитывать не приходилось. Кроме того, корабль был заполнен до отказа, и, хотя на корме оставалась свободная каюта рядом с его собственной, Родни предполагал оставить ее про запас, на случай, если вдруг удастся взять в плен важную персону. А если нет, в ней можно разместить часть добычи.

Но роптать не имело смысла. Единственное, что он мог сделать, — это поторопиться с отплытием в надежде, что Френсис прибудет в Плимут с опозданием.

Послышалась команда матросам ставить топсель[4], и Родни увидел, как стремительно разворачивается парус, как люди карабкаются с фала[5] на брас[6]. Шум на носу подсказал ему, что якоря подняты. Он облизал палец и поднял его, чтобы определить, не усилился ли ветер, — обогнуть мыс Дьявола могло оказаться непростой задачей. Затем «Морской ястреб» развернулся вправо и медленно отчалил. С пирса раздался дружный вопль, дети энергично замахали платками, жены прижимали их к глазам. Некоторые из них видели своих мужей в последний раз.

— Делайте свое дело, — прикрикнул один из старших матросов, поскольку, чтобы развернуть корабль по ветру, требовалось внимание каждого.

Корабль слегка накренился, и Родни, внезапно ощутив, как вздымаются под палубой волны, услышав знакомое хлопанье паруса над головой и скрип мачт, почувствовал, как его охватывает радостное волнение. Ему пришлось крепко сжать губы, чтобы вместе с другими не крикнуть «ура» при виде мыса Стоунхаус.

Они вышли в море! Приключение началось. Англия осталась позади. Перед глазами Родни внезапно возникла Филлида, такая красивая, что у него закружилась голова. Покидая Англию, он запоздало жалел, что, покидая Камфилд, не простился с Филлидой так, как прощаются матросы со своими женами на берегу. Он должен был поцеловать ее в губы и зажечь своей страстью. Теперь он мучался, что по глупости позволил ей удержать себя на расстоянии. Несмотря на все его старания и просьбы, она так и не подарила ему свидания наедине. Родни проклинал себя за слабость. Ему следовало проявить настойчивость, даже войти к ней в спальню ночью, уж если на то пошло. Ему не впервые приходилось преодолевать женское сопротивление.

— Филлида, Филлида, — прошептал он ветру, но тут нежданно-негаданно откуда-то выплыло лицо Лизбет, ее озорные глаза блестели, яркие губы насмешливо улыбались. — Чертова девчонка! — Родни попытался снова вызвать в памяти образ Филлиды, но мгновение ушло, и минуту спустя он забыл о ней. Небо весь день было пасмурным, но сейчас солнце пробилось сквозь тучи, пробуждая в душах бодрость, подавая надежду, и ослепительно засверкало на волнах.

— Ставьте марсель[7], мастер Барлоу, — сказал Родни.

По мере того как они выходили в пролив, ветер крепчал. Нос корабля врезался в волны, парус надувался все сильнее. Начиналась бортовая качка. У матросов появились первые признаки морской болезни, и Родни поздравил себя с тем, что уже давно не бегает к борту. Но он не забыл свое первое плавание, во время которого его мутило так сильно, что он мечтал о смерти.

Впоследствии он узнал, что многих моряков, даже самых опытных, всегда укачивает в первые часы после выхода в море, прежде чем они заново привыкнут к качке. Надо не забыть потом напомнить Барлоу, чтобы почувствовавших себя плохо матросов не слишком гоняли. Еще Родни успел заметить, что старшие матросы охотно пускали в ход концы канатов, и решил поговорить со всеми, облеченными властью на корабле, и предупредить, что не потерпит на борту неоправданной жестокости.

Родни знал, что преданность и любовь, которые внушал к себе Дрейк, объяснялись главным образом его природной добротой. Матросы не ждали подобного отношения и не переставали изумляться, что такой знаменитый, бесстрашный человек проявляет к ним участие и, более того, помнит в лицо и по имени каждого члена команды. Родни поклялся вести себя подобным образом, но сейчас, глядя, как люди снуют по палубе и лезут по канатам, испытывал некоторую растерянность.

Он для них — важная персона, хозяин корабля и их судеб, тот, кому подчиняются безоговорочно, существо высшее, чуждое человеческих слабостей. Ему предстоит узнать их поближе и заслужить их доверие. Им известно, что это его первое самостоятельное плавание, они не хуже него знают о ловушках и опасностях морских путей.

Но никакие страхи и тревоги не могли умалить восторг, переполнявший его сердце. Ему еще не приходилось переживать подобное волнение, такое бурное ликование. «Морской ястреб» был для него все равно что желанная женщина, наконец уступившая ему. Его с головы до ног охватил трепет торжества мужчины, который боролся и победил — мужчины, утвердившего свое мужское «я».

Сейчас он не думал о Филлиде, предметом его страсти было существо более волнующее, темпераментное и непредсказуемое, чем все известные ему женщины, и звалось оно «Морской ястреб».

Он еще постоял, вглядываясь в горизонт, наслаждаясь бьющим в лицо ветром. Потом почувствовал, что ветер усиливается, а это значило, что они могут попасть в шторм, прежде чем достигнут Бискайского залива.

— Ставьте фок[8], мастер Бакстер, — велел он дежурному лейтенанту и, повернувшись, направился в свою каюту. Она была небольшой, но уютной, с дубовым столом и резными стульями. Мебель, к счастью, входила в стоимость корабля, в противном случае Родни едва ли мог позволить себе подобную роскошь. Он остался очень доволен обстановкой, которую расценивал как важную составляющую капитанского достоинства.

Дрейк считал обязательным сочетание пышности и изысканности, на его флагмане час обеда и ужина возвещали трубы, он брал с собой в плавание скрипачей, чтобы слушать музыку, а посуда не только на его столе, но и на камбузе была серебряной. Все, кто служил с Дрейком, хвастали на берегу этой серебряной посудой, и приборами, которыми пользовался их капитан, и салфетками из тонкого полотна, которыми он вытирал руки, вымыв их туалетной водой. По их словам, ему подарила эту воду сама королева!