Стремление к совершенству - Картленд Барбара - Страница 3

Дарсия увидела этот фасон в иллюстрированном французском журнале и уговорила одну из своих подружек сделать заказ своей портнихе, когда поедет домой на каникулы.

— Заказать у нее платье будет недешево, — предупредила ее подруга.

— Это не имеет значения, — ответила Дарсия. — У меня должно быть платье, которое не стыдно надеть, если кто-нибудь из родственников пригласит меня в гости.

— А ты на это надеешься? — улыбнулась подруга. — Тебя здесь никто не навещает, а ты никогда не ездишь домой на каникулы.

— Мои родственники живут в Англии, — ответила Дарсия, — и они хотят, чтобы я закончила школу, прежде чем снова вернусь туда.

В пансионе было еще несколько девочек, которые тоже безвылазно сидели в монастыре. Одна была гречанкой, другая приехала из Тегерана. Поэтому Дарсия особенно не скучала, но все равно радовалась, когда возвращались остальные ученицы и возобновлялся обычный школьный распорядок.

Карета остановилась у великолепного подъезда, и Дарсия увидела стоявших в ожидании слуг, одетых в ливреи. Поднявшись по ступенькам, покрытым алым ковром, она вошла в дом, который не видела более пяти лет, и подумала, что все здесь в духе отца. Можно было догадаться, что именно он живет здесь, даже не зная об этом заранее. Картины, великолепная мебель, вся обстановка были частью его «я», тем фоном, что окружал его в любом месте, где бы он ни находился, как и огромные букеты цветов, украшавшие холл и наполнявшие благоуханием гостиную, в которую слуга проводил Дарсию.

Но сейчас ее интересовал только мужчина, стоявший у дальней стены.

Откинув вуаль, она вскрикнула от радости и подбежала к нему:

— Папа! О, папа, как это замечательно — снова увидеть вас!

Ей было трудно говорить, и в то же время казалось, что слова сами срываются с губ, и голос зазвенел от счастья.

Лорд Роули обнял дочь, расцеловал ее в обе щеки и сказал:

— Так много времени прошло, моя куколка! Дай-ка мне взглянуть на тебя.

Он слегка отстранил ее и начал разглядывать. Дарсия, чтобы скрыть смущение, которое чувствовала под его взглядом, принялась развязывать ленточки на шляпке, потом сняла ее, бросила на пол и, обняв отца, начала его целовать.

— Ты восхитительна! — с удовлетворением произнес лорд Роули. — И очень похожа на свою мать в этом возрасте. Она была красивее тебя, но у тебя ее черты. Я всегда был уверен, что ты станешь красавицей, когда вырастешь. Что ж, я опять поставил на вербую лошадь.

Дарсия рассмеялась:

— О, папа, не могу выразить словами, как рада я слышать ваш голос и ваши шутки! Но я не лошадь на скачках, я взрослая женщина. Скажите, теперь мне можно будет вернуться и жить с вами?

Ответ на этот вопрос она страстно желала получить еще с того момента, как через мать-настоятельницу ей передали письмо, сообщавшее, что «тетя» хотела бы видеть «племянницу».

Дарсия сразу же поняла, от кого это письмо, и не только потому, что у нее не было никакой тетушки, которая могла бы интересоваться ею, но также и потому, что в углу листа стоял секретный знак, о котором они с отцом договорились два года назад.

Отец проставлял маленькую буковку «R», а Дарсия рисовала ему крохотное сердечко.

— Я приехал в Париж именно для того, чтобы поговорить об этом с тобой, — сказал лорд Роули. — Но сначала расскажи мне о себе.

— Мне нечего рассказывать, папа, я писала обо всем, что со мной происходило, в этих невероятно скучных письмах, которые отправляла каждое воскресенье своему «дядюшке Рудольфу» на адрес конторы вашего поверенного в Лондоне.

Лорд Роули рассмеялся:

— Должен признать, что все твои письма были донельзя скучны — за исключением тех, что ты пересылала мне тайно.

— Мне это удавалось, только когда кто-нибудь из девочек, которым я могла доверять, ездил в гости к родственникам или отправлялся домой на каникулы. В остальных случаях сестры-монашки внимательно прочитывали наши письма, проверяя, хорош ли слог и не жалуемся ли мы на что-нибудь.

— А тебе было на что жаловаться?

— Нет, — ответила Дарсия. — Это как раз такой пансион, который вы бы одобрили! Нас заставляют работать и неустанно пекутся о наших бессмертных душах!

Лорд Роули рассмеялся. В комнату вошел слуга с бутылкой шампанского.

— По-моему, — сказал лорд Роули, — стоит поднять тост за наше воссоединение, хотя оно и будет недолгим.

— Недолгим, папа?

Лорд Роули не отвечал, ожидая, пока слуга выйдет из комнаты. Потом продолжил:

— Я специально приехал из Танжера, чтобы позаботиться о твоем будущем.

— Так вы были в Танжере? А я гадала, где же вы жили все это время.

— Я пробыл там всю зиму, — сказал лорд Роули, — но поскольку сейчас там чересчур жарко, я подумываю перебраться в Грецию.

— О, папа, разрешите мне поехать с вами, — взмолилась Дарсия, — я учила греческий, и мне будет полезно попрактиковаться для пополнения образования.

— Твое образование, если подразумевать под этим то, что можно почерпнуть из книг, вероятно, должно быть на сегодняшний день завершено.

— Очень хорошо; тогда вы тем более должны разрешить мне поехать, потому что я хочу быть с вами. Я люблю вас, папа, и считала месяцы, дни, секунды до того момента, когда мы вновь встретимся.

В глазах лорда Роули появилась нежность, которую мало кому из женщин удавалось увидеть в них.

В свои пятьдесят он выглядел лет на десять моложе и был, несомненно, очень красив, но это было не единственное, что в нем привлекало.

Яркий пиратский блеск в глазах, слегка сардоническая усмешка и какое-то озорное, бесшабашное отношение к жизни давали ему над женщинами власть заклинателя змей.

Он сделал глоток из бокала и сказал:

— У меня нет желания огорчать тебя, дорогое дитя, но мои планы прямо противоположны твоим, и хотя тебе, возможно, трудно будет в это поверить, я думаю о тебе, а не о себе.

Дарсия с тревогой посмотрела на него и очень тихо спросила:

— Вы не… хотите, чтобы я была рядом с вами, папа? Но мне почти восемнадцать, и я не могу дальше оставаться в пансионе.

— Мне это известно, — ответил лорд Роули. — И я вовсе не говорю, что не желаю видеть тебя рядом с собой, наоборот, я бы хотел этого больше всего на свете. Но сейчас я должен думать о твоем благе.

— Заботиться о моем благе — значит позволить мне быть счастливой, а вы знаете, что, чем бы вы ни занимались, я не буду вам мешать, я ведь и раньше никогда не была вам помехой.

— Тогда ты была еще ребенком, — заметил лорд Роули. — Выслушай меня внимательно, Дарсия, потому что это очень серьезный вопрос.

Он сел рядом с ней на софу и помолчал, подбирая слова, прежде чем заговорить:

— Я любил твою мать, как никого в своей жизни. Она была не только самой красивой женщиной, которую я когда-либо знал, но и самой разумной. — В голосе его послышалась горькая насмешка над собой. — Если бы она была жива, повесы Роули никогда бы не существовало, но она умерла, а я не мог позволить кому-то другому занять ее место.

— Поэтому вы так и не женились снова, да, папа? — спросила Дарсия почти шепотом.

— Да, поэтому, — согласился лорд Роули, — и еще потому, что так и не встретил никого, кто хотя бы чуть-чуть напомнил мне твою мать, за исключением тебя.

— Я рада, что похожа на нее.

— Именно потому, что ты похожа на нее, и потому, что я тебя люблю, — продолжал лорд Роули, — я обязан обеспечить тебе такое будущее, какого она хотела для тебя.

— Мама любила вас и хотела бы, чтобы мы не расставались, — быстро сказала Дарсия.

Отец покачал головой, и она почувствовала, что ее воодушевление пропадает.

Отправляясь в Париж, Дарсия была уверена, что снова начинается та жизнь, по которой она так истосковалась: бурлящая, полная красок, веселья и смеха, которой они с отцом жили, когда она была ребенком.

— Кое-что в отношении тебя я уже предпринял, — произнес лорд Роули совсем другим тоном. — Прежде всего я хочу, чтобы ты никоим образом не была связана со мной. У тебя появится новое имя, ты будешь идти собственным путем в мире, к которому принадлежишь, и тебе не будет помехой позорное клеймо родства с повесой Роули.