Сделка Райнемана - Ладлэм Роберт - Страница 46

Сполдинг внимательно смотрел на женщину. Он не забыл странного телефонного разговора, ее ложь о старом отеле и его родителях. А может, он все это напридумывал? Больное воображение? Годы, проведенные в Лиссабоне, сделали его недоверчивым. Но любопытство брало верх. Любопытство и возбуждение. Ему хотелось знать правду. И хотелось близости с Лэсли.

– К Пэгги так к Пэгги! – воскликнул он.

Если у девушки и были какие-то иные помыслы, кроме стремления лечь с ним в постель, то они ускользнули от внимания Сполдинга.

Сняв пальто, Лэсли сразу отправилась на кухню готовить выпивку, а Дэвид занялся камином, куда отправил прежде всего завалявшуюся тут же пачку газет.

Из дверей кухни Лэсли наблюдала, как ее приятель уложил дрова в очаг и разжег огонь. Держа в руках бокалы, она сказала улыбаясь:

– Через два дня – Новый год. Пусть это будет наш праздник. Надеюсь, он принесет много счастья.

– Я не против, – отозвался Дэвид, подходя к ней, и взял оба бокала. – Я поставлю их здесь.

Дэвид поднес рюмки на столик перед небольшой кушеткой возле камина. Подойдя к столику, он быстро обернулся и взглянул на Лэсли.

Но она не смотрела на него. Как и на бокалы.

Девушка подошла молча к камину и, торопливо расстегнув блузку, бросила ее на пол. На ней было красивое белье, плотно облегающее грудь.

– Сними рубашку, Дэвид.

Он повиновался. Лэсли вздрогнула, заметила повязку на его плече и нежно прикоснулась к ней пальцами. А затем крепко прижалась к Дэвиду. Он обнял ее.

– Выпивка подождет, Дэвид. Этот праздник в любом случае наш.

Он поцеловал ее глаза, уши, губы. Лэсли, изнемогая от страсти, опустилась на колени.

– Дэвид, давай прямо здесь, на полу, – произнесла она дрожащим от волнения голосом и легла на ковер.

Дэвида не пришлось звать дважды. Он тотчас лег рядом с ней, и их губы слились в поцелуе.

– Я помню, – шептал он с нежной улыбкой, – нашу первую встречу в домике за лодочным сараем. Мы вот так же лежали в тот день на полу. Как было чудесно тогда!

– Я не раз думала, помнишь ли ты об этом. Что же касается меня, то я помнила о той встрече всегда.

Было без четверти час, когда он подвез ее к дому. От свидания остались приятные воспоминания. Они дважды соединились в экстазе любви, пили отличное виски из запасов Джека Вебстера и его дражайшей супруги Пэгги и болтали о прежних днях. Ричард Хоуквуд, ее бывший муж, был просто помешан на сексе, ничто другое его не интересовало. Родители пытались привлечь его к своему бизнесу, но безуспешно. Видимо, бог создал Хоуквуда ненасытным в страсти. Для таких, как Ричард, и была придумана война, говорила Лэсли. Только во время ее и могут выдвинуться подобные ему люди. Он скорее предпочел бы «сгореть в жарком пламени», чем влачить нудное существование обывателя из штатских.

Сполдинг подумал, что Лэсли слишком резка, говоря о своем бывшем муже. Но она уверяла его, что еще слишком мягка в своих оценках этого прохвоста.

В общем, все прошло хорошо. Они весело провели время. Много смеялись. И занимались любовью.

И все же весь вечер Дэвид был настороже, ожидая, что она вот-вот проговорится, чем-то разоблачит себя, спросит его о чем-нибудь необычном. Скажет, во всяком случае, что-нибудь такое, что позволило бы ему понять наконец, по какой же причине солгала она ему вчера днем, когда объясняла, каким именно образом удалось ей разыскать его в этом огромном городе. Но ничего, что дало бы ему ключ к разгадке, он так и не услышал.

Он спросил, откуда она помнит, что его родители останавливались в «Монтгомери». Лэсли сослалась на свою исключительную память, добавила, что любовь всегда прозорлива.

Она снова лгала. В чем, в чем, а в этом он не сомневался. Все, что было между ними, не имело никакого отношения к любви.

Она попрощалась с ним в такси, не пригласив его к себе. Тетя спит. Ну что ж, тем лучше.

Завтра они встретятся снова у Вебстеров. В десять часов вечера. Званый обед, на котором ей предстоит побывать, – не помеха: она сумеет пораньше удрать оттуда. И откажется от приглашения на встречу Нового года. Весь день они проведут только вдвоем.

Дверь за Лэсли захлопнулась, такси медленно поехало по Пятой авеню. Дэвид впервые за день вспомнил, что по приказу из «Фэрфакса» он должен явиться на «Меридиан эйркрафт» послезавтра. В Сочельник. Он рассчитывал, что пробудет там до полудня.

Как все странно: Рождество, Новый год…

Он даже не вспомнил о рождественских празднествах. Подарки родителям он отправил в Сантьяго заранее, еще до поездки на север Испании – в Страну Басков и Наварру.

Ему не до рождественских праздников. Санта-Клаусы, звонящие в колокольчики на улицах Нью-Йорка, роскошные витрины магазинов – все это не для него.

Печально, конечно. Когда-то ведь ему нравились праздники.

Сполдинг расплатился с шофером, кивнул ночному портье у входа в отель и поднялся лифтом на свой этаж. Подойдя к двери своего номера, Дэвид автоматически коснулся пальцем того места, где должна была находиться метка, которую перед тем, как покинуть гостиницу, он оставил чуть ниже замка.

Но ничего, кроме гладкой деревянной поверхности, не обнаружил. Щелкнув зажигалкой, он внимательно осмотрел при свете ее зазор в дверном проеме.

И убедился, что прикрепленная им к двери контрольная нитка бесследно исчезла.

Руководствуясь инстинктом самосохранения и инструкцией из «Фэрфакса», предписывавшей ему быть всегда начеку, Дэвид не поленился перед уходом из гостиницы «опечатать» свой номер и кое-что из находившихся в нем вещей. Полдюжины неприметных для постороннего глаза рыжевато-коричневых и черных шелковых нитей были закреплены в самых различных местах. Если бы вдруг оказалось, что метки исчезли или нитки просто порвали, это означало бы только одно: в его отсутствие кто-то уже успел похозяйничать тут.

Оружия у Дэвида не было, незваный же гость, возможно, еще находился в номере.

Он вернулся к лифту и попросил у лифтера запасной ключ, сославшись на то, что дверь почему-то не открывается. У лифтера ключа не было. Они вместе спустились в вестибюль.

Ночной портье извинился, попросил лифтера остаться вместо себя, а сам поднялся с Дэвидом, чтобы помочь ему справиться с замком.

Когда они вдвоем, выйдя из лифта, двинулись по коридору к номеру, Сполдинг услышал тихий щелчок замка. Этот звук он не спутает ни с каким другим. Дэвид окинул взглядом коридор, пытаясь определить, откуда шел звук. Но не смог. Все двери в коридоре были закрыты.

Дверь его номера портье открыл без усилий. Однако, к недоумению служащего, мистер Сполдинг схватил зачем-то его за плечо и решительно втолкнул в комнату.

Дэвид оглянулся. Двери в ванную и в туалет были открыты, как он их и оставлял. Больше же спрятаться было негде. Он отпустил портье, дав ему пять долларов на чай.

– Благодарю вас, – сказал Дэвид на прощанье. – Мне, право же, неудобно. Видать, перебрал немного с выпивкой.

– Дело житейское, сэр, – заметил портье и, поблагодарив за чаевые, захлопнул за собой дверь.

Дэвид начал проверять оставленные им в номере метки.

Нагрудный карман пиджака, висевшего в шкафу.

Нитки нет.

Письменный стол, первый и третий ящики.

Ни в том, ни в другом нитки не оказалось. В первом ящике в момент его ухода она лежала на носовом платке. В третьем же была спрятана между рубашками. Исчезла метка и с постели.

Нигде ничего.

Дэвид подошел к чемодану, который лежал на стеллаже возле окна, и осмотрел правый замок. В отверстии для ключа он закрепил нитку, которую непременно порвали бы, если бы кому-то вздумалось вдруг отпереть замок.

Нитка, как обнаружил он, была порвана. Оставшийся конец забился внутрь замочной скважины. Значит, чемодан открывали.

Точно такая же метка должна была находиться и внутри чемодана – у задней стенки на расстоянии в три пальца от левой стороны.

Но сейчас ее там не было.