Предупреждение Эмблера - Ладлэм Роберт - Страница 6

Кабинет Кастона находился, само собой, в старом здании, но вовсе не в той его части, которая могла похвастать яркими, эффектными окнами. Спрятанный где-то в глубине офис, более напоминающий хозяйственное помещение для хранения копировальных аппаратов и прочей канцелярской чепухи, вообще не имел окон. Прекрасное место для того, кто не желает, чтобы его беспокоили, но, к сожалению, такое преимущество понятно не каждому. Даже ветераны Управления склонялись к тому, чтобы считать Кастона жертвой внутренней ссылки. Они смотрели на него и видели посредственность, невзрачного бюрократа лет пятидесяти с небольшим, так ничего и не достигшего приспособленца, перекладывающего с места на место бумаги и считающего дни до выхода на пенсию.

Каждый, кто увидел бы его сидящим этим утром за письменным столом, перед разложенными, словно фамильное серебро, ручками и карандашами, только укрепился бы в этом мнении. Часы показывали 8.54; до начала рабочего дня оставалось – по крайней мере так считал Кастон – шесть минут. Он достал «Файнэншл таймс» и раскрыл ее на странице с кроссвордом. Пять минут. Время еще есть. Первое по горизонтали: Неразлучный приятель фунта. Стерлинг. Первое по вертикали: То, что остается от забора, если его уменьшить. Преграда. Карандаш летал над клетками, изредка замирая не более чем на пару секунд, буквы заполняли пустые квадратики.

Закончил. Часы показывали 8.59. За дверью послышались торопливые шаги: ассистент прибыл-таки вовремя. Наверное, запыхался, пробежав по коридору. Не так давно у них состоялся разговор как раз на тему пунктуальности. Эдриан Чой открыл было рот, словно вознамерившись принести извинение, но в последнее мгновение бросил взгляд на часы и, не сказав ни слова, тихонько занял свое рабочее место. Чуть раскосые глаза еще туманила дымка дремоты, а густые черные волосы поблескивали после душа. Эдриан Чой перешагнул отметку в двадцать один год, и под нижней губой у него красовалась золотая шляпка сережки.

Ровно в 9.00 Кастон отправил «Файнэншл таймс» в мусорную корзину и открыл электронную почту. Несколько не вызвавших интереса уведомлений: новые предложения по программе «Уэллнесс», изменение в условиях страхования стоматологических услуг, интернетовский адрес консультационной службы. Сообщение из офиса отделения Внутренней налоговой службы в Сент-Луисе, начальник которой, заинтригованный запросом из ЦРУ, сообщал некоторые подробности деятельности профильных организаций, образованных в последние семь лет одной промышленной фирмой. Еще одно сообщение из небольшой компании, зарегистрированной в списке Торонтской фондовой биржи, содержало затребованные Кастоном сведения о финансовой деятельности членов совета правления. Инспектор, по-видимому, удивленный тем, что ЦРУ интересует точное время совершения каждой сделки, тем не менее дал полную и исчерпывающую информацию по каждому пункту.

Кастон понимал, что большинству его коллег такая работа представляется унылой, однообразной и смертельно скучной. Бывшие оперативники, как и те, кто еще не потерял надежды стать в ряды оных, относились к нему с мягкой снисходительностью. «Хочешь много знать – будь готов землю топтать» – таков был их девиз. Кастон, разумеется, предпочитал беречь ноги и никогда не разделял точку зрения тех, кто придерживался вышеупомянутой догмы. Нередко нужные сведения можно было найти в бумагах, причем для этого вовсе даже не требовалось вставать из-за стола.

Впрочем, лишь очень немногие из числа его коллег действительно знали, кто такой Кастон и чем он занимается. Уж не из тех ли парней, что проверяют командировочные расходы, выискивая несоответствия в отчетах и счетах? Или в его функции входит контроль над расходованием бумаги и тонер-картриджей? В общем, престижность его работы оценивалась чуть выше, чем тюремного надзирателя. Однако некоторые из знавших Кастона лучше обращались к нему с нескрываемым почтением, едва ли не граничащим с благоговением. Все они принадлежали к близкому кругу директора ЦРУ или верхушке контрразведывательного отдела. Они-то знали, как именно удалось выйти на след Олдрича Эймса в 1994-м. Знали, как едва заметное, но повторяющееся расхождение между заявленными доходами и расходами стало той ниточкой, которая привела к разоблачению Гордона Блейна и помогла распутать тугой клубок зловещих интриг. Знали они и о десятках других побед, некоторые из них могли сравниться по значимости с упомянутыми выше, но так и не стали достоянием широкой публики.

Благодаря уникальному сочетанию умений, знаний и не поддающихся определению качеств Кастон добивался успеха там, где порой терпел поражение целый отдел. Не выходя из-за стола, он пробирался по запутанным лабиринтам человеческой продажности. Как ни странно, мир эмоций, чувств, страстей не представлял для него никакого интереса; все происходящее он воспринимал с точки зрения бухгалтера, имеющего дела со столбцами цифр. Заказанный, но не использованный билет; квитанция об отправке груза по маршруту, отклоняющемуся от обозначенного в отчете; оплата звонка по неуказанному сотовому телефону – таких мелких упущений, о которых хитрец даже и не задумывается, могут быть сотни, а достаточно бывает и одного. Впрочем, те, кому скучно заниматься сопоставлениями и сравнениями – или, если уж на то пошло, проверять, действительно ли первое по горизонтали согласуется со вторым по вертикали, – никогда таких просчетов, собственных или чужих, и не заметят.

Эдриан, волосы которого уже начали подсыхать, подошел к столу шефа с пачкой меморандумов, докладных записок, директив и тому подобного бумажного хлама и принялся объяснять, что и как он рассортировал и что в итоге оставил, а что, по его мнению, следует отправить в корзину. Глядя на ассистента, Кастон отметил и татуировку на предплечье, и сережку на языке – во времена, когда он пришел в ЦРУ, ничего подобного нельзя было и представить. Что ж, времена меняются, а вместе с ними приходится меняться и Управлению.

– Не забудьте отослать для обработки ежеквартальный отчет по форме 166, – напомнил Кастон.

– Супер, – ответил Эдриан. Молодой человек часто употреблял это слово, ассоциировавшееся в сознании Кастона с серединой века, но, очевидно, получившее новую жизнь. В данном случае оно могло означать что-то вроде «Я слышал, что вы сказали, и принял к сведению». Возможно, оно означало нечто меньшее, но определенно не большее.

– Относительно утренних входящих… Что-нибудь незаурядное? Нестандартное?

– Голосовое сообщение от заместителя начальника разведки, Калеба Норриса? – В голосе Эдриана послышалась вопросительная интонация, которой современная молодежь нередко прикрывала утверждения.

– Вы меня спрашиваете?

– Извините. Нет, конечно, не спрашиваю, а сообщаю. У меня такое чувство, что оно вроде как срочное.

Кастон откинулся на спинку стула.

– Вы это чувствуете?

– Да, сэр.

Кастон посмотрел на ассистента так, как энтомолог мог бы смотреть на редкое насекомое.

– И вы… собираетесь поделиться со мной своими чувствами. Интересно. Скажите, я ваш брат, родитель, родственник? Мы с вами приятели? Или, может, я ваша супруга или подружка?

– Мне показалось…

– Нет? Просто проверяю. В таком случае – и давайте договоримся на будущее, – пожалуйста, не рассказывайте мне о том, что вы чувствуете. Мне важно только то, что вы думаете. Что знаете. Что предполагаете. А вот то неясное, неопределенное, что называется чувствами, оставьте себе. – Кастон помолчал. – Извините. Я не задел ваши чувства?

– Сэр, я…

– Не отвечайте, Эдриан. Это был риторический вопрос.

– Спасибо за науку, сэр. – Легкая улыбка скользнула по губам молодого человека, но так и не задержалась. – К сведению принял.

– Но вы говорили что-то. О нестандартных входящих сообщениях.

– Да, из офиса заместителя директора. Под желтым кодом.

– Вы здесь не первый день, Эдриан, и должны знать, что желтого кода в ЦРУ нет.

– Извините, не желтый. Канареечный.