Кольцо Атлантиды - Бенцони Жюльетта - Страница 8

А тем временем, глядя на Каир, растянувшийся на многие километры, Морозини вспоминался вечный карнавал, где пурпур фесок соседствовал с белизной тюрбанов, а чернота чадры оттенялась бежевыми восточными касками, и это буйство красок дополнялось разнообразием европейских шляп. Все это двигалось, разговаривало, кричало под пронзительные звуки автомобильных гудков, завывания попрошаек и всякие шумные призывы. Запах бензина смешивался с духом конского навоза, ароматом мускусных масел, неуловимым запахом ладана, а ближе к реке — с запахом тины.

С широкой террасы «Шепардса», расположенного на площади, выходящей на Нил, открывался вид на два острова, Рода и Гезира. Эта терраса, всегда забитая туристами, была излюбленным местом встреч богатых британских путешественников. У ее подножия, возвышающегося над площадью и уставленной растениями, под большим тентом кишмя кишели разные гиды и драгоманы[23], охочие до выгодных клиентов; низкорослые курчавые чистильщики ботинок наперебой предлагали свои услуги, их то и дело оттеснял швейцар в красной униформе.

В огромном холле с египетскими колоннами Морозини встретил надменный служитель-швейцарец: подпустив в голос елея, он сообщил, что апартаменты готовы, и вручил ему голубоватый конверт с гербом: должно быть, с запиской от принцессы. Альдо засунул его в карман. Прежде чем последовать за грумом, которому было велено проводить господина в номер, Морозини задал-таки не дававший ему покоя вопрос:

— Ведь тут у вас хранится корреспонденция знаменитого археолога господина Видаль-Пеликорна?

Розовое важное лицо швейцарца подернулось грустью.

— Да, ваше сиятельство, до вчерашнего дня.

— А теперь уже нет? Отчего же?

— Дело в том... что господин Видаль-Пеликорн почтил нас своим присутствием.

— Что-то, судя по вашему виду, у вас эта новость особой радости не вызывает!

— Как правило, он очень хороший клиент, но... могу ли я узнать, кем он приходится господину князю? Просто знакомый или друг?

— Друг, конечно! Самый лучший друг! Так что с ним такое стряслось?

— В таком случае я осмелюсь предложить вам посетить бар.

— Он там?

— Скажу даже больше: он там живет. Вчера сидел в баре до самого закрытия, а сегодня...

— Ни слова больше, я сам схожу туда! Отнесите мой багаж в номер, — попросил он, сунув груму денег.

Альдо направился в продолговатый зал с барной стойкой из красного дерева, украшенной бронзовыми головами фараонов. Зайдя, он с удовлетворением отметил, что зал был почти пуст, и можно было без труда заметить друга. Адальбер сидел, нет, уместнее было бы сказать, валялся в кресле с желтой бархатной обивкой перед низким столиком с полупустым стаканом виски, который можно было назвать и наполовину полным, в зависимости от состояния души. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что археолог пьян в стельку.

Морозини направился к нему, а в это время

Адальбер, пребывавший, казалось, в глубокой прострации или в глубоком раздумье, вдруг очнулся, схватил стакан и мгновенно опустошил его, а потом, потрясая пустым сосудом, потребовал:

— Бармен, еще один!

— А я бы сказал, лучше кофе, и покрепче! — подкорректировал Альдо заказ своего друга и опустился в кресло, стоящее рядом. Адальбер поднял подбородок и уставился на него мутными пьяными глазами, и сразу стало понятно, что он не в состоянии ровным счетом ничего разглядеть. Так что Альдо он не узнал.

— А вам какое дело! Хочу выпить...

— Раз уж ты не понимаешь, кто я такой, значит, точно допился до ручки! Бармен, ну где ваш кофе?

— Если позволите, осмелюсь предположить, что результаты могут быть плачевными. Кофе после такого количества спиртного может вызвать... тошноту.

Альдо расхохотался:

— Ах, так вы боитесь за свой бархат и ковры? Что ж, в конце концов, возможно, вы и правы. Найдите мне двух человек покрепче и пошлите нам вслед не чашку кофе, а целый кофейник. Попробуем затащить его наверх, в номер.

— Сию минуту! — с готовностью отозвался тот, срываясь с места. — Я так обязан вам, господин...

— Только не пытайтесь меня убедить в том, что впервые видите такого пьяницу! У вас тут ходят целые табуны английских офицеров, а они заправляются только виски!

Чуть позже явилась долгожданная подмога. Вместе они вынесли Видаль-Пеликорна из бара, чье сопротивление, следует признать, было довольно слабым. К великому счастью, он находился еще в той блаженной стадии опьянения, когда хочется видеть мир только в розовом свете. Полузакрыв глаза, он мило улыбался двум здоровенным нубийцам, запихивавшим его в лифт; даже не сопротивляясь, дал себя увести в ванную комнату и замычал, только когда на голову ему обрушились из душа струи ледяной воды. Невзирая на его вопли и стоны, трое мужчин держали его под душем столько, сколько понадобилось для того, чтобы он смог прийти в себя, а потом крепко растерли скрученным полотенцем, раздели и впихнули в пижаму. Но окончательно он очнулся только в кровати, куда его уложили. И сразу же перешел от любезности к ругани:

— Какого дьявола вы меня так поливали? Вы что, ненормальные? Катитесь отсюда!

— Они-то уйдут, — успокоил Альдо друга, появляясь в поле его зрения с кофейной чашкой в руке. — Но я останусь. Как ты себя чувствуешь?

На этот раз его узнали:

— Ты? Да что ты тут делаешь?

— На, выпей. Потом поговорим.

Адальбер послушно проглотил жидкость и даже попросил еще. За это время нубийцы привели номер в порядок и исчезли, не без щедрых чаевых в кармане. Присев на подлокотник кресла с зажатой в пальцах сигаретой, Альдо в ожидании смотрел на друга. Когда Адальбер допил очередную чашку и, вздохнув от удовольствия, откинулся на подушки, он начал разговор:

— Не расскажешь ли ты мне о своих делах? Я приехал сюда в надежде все же разузнать о тебе. Ты ведь прятался, с тобой невозможно было связаться. И вместо того, чтобы убедиться в том, что ты судорожно орудуешь киркой и лопатой, стремясь завладеть главной находкой своей жизни, я нахожу тебя мертвецки пьяным в гостиничном баре. Так вот я и спрашиваю: что с тобой случилось?

Придя в себя, археолог тут же вспомнил о своих невзгодах, и взгляд его мгновенно омрачился:

— Меня провели, как сосунка!

— Как же так? Я звонил тебе несколько дней назад, и Теобальд сказал мне, что ты нашел нечто столь важное, что боялся случайно выдать место находки, и требовал, чтобы твою почту отсылали в «Шепардс».

— А я тебе был нужен?

— Сначала ответь на вопрос! Обо мне поговорим потом.

— Все верно, — с грустью подтвердил Адальбер. — Я был уверен, что совершил сногсшибательное открытие, подобное обнаружению мумии этого чертова Тутанхамона, хотя речь шла о женщине-фараоне, одной из четырех, помимо Клеопатры, которые действительно правили Египтом: Нитокрис, Себекнефру, Хатшепсут и Таусерт. Речь идет о второй, Себекнефру, последней из XII династии. Она была малоизвестна и царствовала всего три года, но и то на год дольше, чем всемирно известный...

— Опять бедняга Тутанхамон! Ты всегда его терпеть не мог! — поддел друга Альдо.

— Да, ты прав. От него у меня начинается чесотка. Но и проклятым англичанам тоже повезло! Мы, безденежные французы, питаемся объедками, в то время как они как сыр в масле катаются... в общем, результат тебе известен.

— Понятно, немногие из тех, кто работал на раскопках, уцелели...

— А, ты это о знаменитом проклятии, которое распространяется на каждого, кто посмеет потревожить гробницу фараона? Конечно, налицо тревожные совпадения, вот, например, недолго довелось лорду Карнавону радоваться своему открытию, но Картер-то, заводила Картер жив до сих пор!

— Так что же насчет царицы Себе...

— Себекнефру! Бедная девочка! В жизни так не волновался, как в тот момент, когда, перелопатив тонны земли и камней, мы смогли отрыть несколько ступеней: тогда я и прочитал ее картуш[24]. Он прекрасно сохранился на камне, за которым, как я считаю, раньше был коридор. Мы это вообще нашли в совершенно немыслимом месте, точно так же, как Тутанхамона обнаружили у усыпальницы Рамзеса VI.