Кольцо Атлантиды - Бенцони Жюльетта - Страница 19

В момент отплытия парохода дважды прозвучал свисток чиновника портовой полиции: машина тут же была остановлена, раздался шквал воплей по-арабски. В ответ Фатах тоже немедленно что-то прокричал, но гораздо более миролюбиво и по-прежнему с улыбкой.

— Что происходит? — поинтересовался Альдо.

— Кто-то опоздал, — перевел Адальбер. — Скорее всего, женщина, видимо, важная птица...

— Нет ничего хуже путешествия в компании с какой-то «важной птицей», в особенности начавшегося с опоздания! Судя по всему, это совсем невоспитанная особа! Из-за нее даже расписание нарушили!

— Знал бы ты, до какой степени всем здесь наплевать на расписание! Вон, смотри, едет! Интересно, кто бы это мог быть?

И, правда, из фургона «Зимнего дворца» выгрузили впечатляющее количество огромных и маленьких чемоданов. Вслед за фургоном показался микроавтобус, из которого вышли трое. Выходили по порядку: сначала молодой человек с пышной шевелюрой и двумя запятыми вместо усов, на нем был черный в белый горошек шейный платок и бежевый тиковый костюм. За ним следовала горничная. А за ней показалась вальяжная дама с римским профилем, задрапированная в фуляровое[41] платье с разноцветными цветами и в шляпе, перевязанной шарфом, несколько раз обернутым вокруг мощной шеи. На носу у нее красовались черные очки. Дама важно сошла с подножки и не спеша направилась к «Царице Клеопатре». Капитан Фатах, почтительно склонившись в три погибели, ожидал у выхода на наружный трап. На его поклон дама ответила небрежным кивком. После чего он повел ее вверх по лестнице к носу корабля, где ей, как оказалось, была выделена самая просторная и самая красивая каюта, предназначавшаяся обычно для молодоженов. Каюта была полукруглой и с застекленным эркером, так что у юной пары создавалось впечатление, что они одни во всей вселенной, а впереди только и есть, что зеленовато-голубая божественная река, гордо несущая свои воды.

— О господи! — вздохнул Адальбер. — Просто ума не приложу, кто она такая?

— Пожалуй, я могу удовлетворить твое любопытство, — ответил Альдо, вспомнивший, как видел еще в холле «Шепардса» фотографию, сделанную, наверное, несколько лет назад. На ней была изображена та же самая дама, но с гораздо более тонкой талией. — Это неаполитанская певица Карлотта Ринальди, она приезжала петь «Кармен» в каирской опере. Кстати, голос у нее потрясающий, и если вдруг она согласится подарить нам импровизированный концерт, то мы проведем чудесный вечер!

— Откуда ты знаешь про ее голос? Ты уже слышал ее?

— И да, и нет. Она в ужасе примчалась в «Шепардс» в ту самую ночь, когда ты вознамерился без всякого предупреждения выехать оттуда и отправиться на поезд, и ее поселили как раз в твою бывшую комнату. Я брился и слышал, как она репетировала.

— А я, ты знаешь, оперу как-то не очень... Музыка мне нравится, но не получается «влюбиться» в персонажи. Смешно, наверное, выглядит, когда эта индюшка изображает из себя пылкую испанку! Нет уж, лучше смотреть на балерин!

— Варвар!

— Так ведь можно сильно разочароваться! Никогда не мог понять, для чего все эти потуги: роскошные декорации, потрясающие костюмы, великолепная музыка, а все это волшебство исчезает как по мановению волшебной палочки, стоит только появиться на сцене какому-нибудь пузатенькому тенору или примадонне необъятных размеров, которую герой-любовник и двумя руками-то не обхватит в момент любовного восторга! На мой взгляд, это портит все дело.

— Так закрой глаза...

— Ты просто льешь воду на мою мельницу! За каким дьяволом тогда тратить уйму денег на костюмы и декорации? Нет, я все-таки уверен, что начиная с определенного возраста и достигнув определенного объема талии, наши короли и королевы бельканто должны петь только на концертах!

— Так возрадуйся! На борту у нас ни декораций, ни костюмов! Только Нил и ночь!

Но звезда придерживалась иного мнения. В первый же вечер она совершила поистине королевский выход в ресторан, задрапированная на этот раз в некое подобие римской тоги из креп-сатина ядовито-желтого цвета. Ее сопровождали два человека из свиты. Как только метрдотель устремился к ней, чтобы сопроводить к столу, она, кинув на ужинающих полный презрения взгляд, развернулась и, заявив, что не желает принимать пищу рядом с этими людьми, приказала подать ужин к себе в каюту. Говорила она громко и отчетливо, так что в ответ со всех сторон раздался возмущенный шепот, но она его так и не услышала, поскольку к тому времени уже покинула залу.

Честно говоря, пассажиры «Царицы Клеопатры» подобного презрения не заслуживали. Их было немного, пароход был далеко не полон, но среди гостей парохода были три дамы, явно принадлежавшие к английскому высшему обществу, две путешествующие вместе, немного шумные голландские пары, туристическая группа из восьми человек в сопровождении гида и, наконец, мужчина лет сорока, не расстававшийся с книгой даже во время еды. Все эти персонажи, само собой, как полагалось, в вечерних костюмах, явно не принадлежали к народной толпе.

— Ну ничего себе! Твоя соотечественница просто очаровательна! — прокомментировал Адальбер. — Может быть, у нее и ангельский голосок, но па вид она — чистая поганка! Даже не заботится о своей репутации!

— Все это, наверное, только оттого, что она не заметила тебя! — сыронизировал Альдо. — Тебя же почти не видно из-за цветов на сервировочном столике! А впрочем, сдаюсь. Эта женщина и вправду препротивная!

Поужинав, они решили, что вечер в обществе малознакомых людей особого энтузиазма у них не вызывает, и поднялись на верхнюю палубу выкурить по сигаре. Ночь была звездной, их муаровый отблеск на темной воде выглядел восхитительно. Пароход стоял на якоре недалеко от какого-то городка, и тишина лишь только изредка прерывалась тихими звуками природы: то коза заблеет, то залает собака. Легкий бриз доносил запахи земли... и смешивался с тонким ароматом сигар, дымящихся в их пальцах.

— Ну, разве здесь не лучше, чем сидеть взаперти и слушать, как голосит твоя дива? — вздохнул Адальбер.

— Забудь о ней, умоляю! Раз захотела сидеть у себя в каюте, так пусть там и сидит или катится к черту!

Не успел он закончить фразу, как возле них словно материализовался приближенный Ринальди.

— Прошу меня простить, господа, но который из вас князь Морозини? — робко начал он.

Адальбер расхохотался:

— А я-то считал, что это заметно невооруженным глазом! Однако я польщен, что кому-то приходит в голову задать подобный вопрос! Вот этот господин имеет честь являться данной персоной!

— Что вы хотели мне сказать? — поинтересовался Альдо.

— Не я, а синьора Ринальди. Она желает видеть вас.

— После оскорбления, нанесенного пассажирам этого парохода, я вовсе не уверен, что хочу встречаться с ней. Что ей от меня нужно?

— Я... я не знаю, — пролепетал молодой человек. Он был как на иголках. — Она послала меня за вами, а я не обсуждаю приказы госпожи...

— Сходил бы ты, — посоветовал Адальбер. — Хотя бы ради этого бедного парня. Она ж ему уши откусит, если бедняга вернется без тебя!

— Ты прав, пойду, — согласился Альдо, выбросив сигару за борт.

Певица ждала его, сидя перед туалетным столиком. Когда дверь отворилась, она обернулась с радостной улыбкой.

— Входите! Входите скорее! О, милый князь, примите мои извинения! Но как я могла предполагать, что вы находились среди этих вульгарных особ! — вскричала она, протягивая ему руку, сплошь унизанную кольцами. Над этой рукой, где колец не было разве что только на большом пальце, он вынужденно и склонился.

— Неужели, мадам, вам настолько важно положение, которое занимают в обществе ваши слушатели? Как в таком случае, должно быть, непросто исполнять арии в «Ла Скала» или в «Ковент-Гарден», в неапольской «Сан Карло» или в «Опера де Пари»?

— Ну, это же совсем другое дело! В театре они просто публика, человеческая масса, вздыхающая в унисон, и я не различаю лиц, но когда путешествую, то вижу людей и хочу общаться только с самыми достойными.