Слёзы Марии-Антуанетты - Бенцони Жюльетта - Страница 66

— Вот тут нам бы и пригодился Морозини! — вздохнул Адальбер. — Нет в мире ни одной королевской драгоценности, истории которой он бы не знал! Впрочем, сейчас речь идет о беглом жулике! — с горечью добавил он.

— Поговорим об этом позже! — проворчал комиссар.

— Когда найдут тело? Однажды он уже чуть не погиб, кстати, совсем недалеко отсюда…

— Довольно! Повторяю вам, дайте мне работать в соответствии с моими планами! Что до вас, лорд Кроуфорд, вы можете подать жалобу…

— Нет. Я согласен с месье Видаль-Пеликорном и предпочитаю сам улаживать свои дела.

— В таком случае возвращаю вам это! — сказал Лемерсье, закрыв коробочку и передав ее шотландцу. — Одно из этих украшений принадлежит вам, а насчет второго — пока никто не предъявлял иск… Но… окажите мне любезность: ведите себя так, будто ничего не произошло. Мне важно, чтобы леди Леонора не знала о нашем визите. Хотя бы некоторое время.

Кроуфорд несколько раз кивнул.

— Благодарю вас, комиссар! Это позволит мне провести собственное расследование, но, если я вам буду нужен, обращайтесь без колебаний!

— Возможно, вы понадобитесь… Пока же отдайте распоряжения слугам, чтобы ваша супруга ни о чем не узнала. Где ваш секретарь?

— В городе! Я послал его за покупками.

— Прекрасно!

В полицейской машине Лемерсье и Адальбер поначалу молчали. Видаль-Пеликорн был озадачен и удивлен тем, как комиссар повел дело и как неожиданно проявил себя. С момента первого знакомства Адальбер считал его самонадеянным дураком, но сейчас обнаружил в нем некоторую проницательность. Неужели Ланглуа все-таки был прав?

Когда показался «Трианон-Палас», Лемерсье объявил:

— Мы нашли такси вашего друга Карлова. — Где?— В Сене, рядом со шлюзом Марли, где машина застряла. К несчастью, она в печальном состоянии. Ремонту не подлежит…

— Это уже не имеет большого значения. Бедняга все равно не сможет вернуться к прежней работе…

— Без всяких сомнений! Непонятно, на что он будет жить. Все эти русские эмигранты сидят без гроша…

Этот вопрос Адальбер уже обсуждал с Альдо и сейчас не смог скрыть удивления.

— Вы впервые при мне проявляете какое-то сочувствие к несчастным людям! Особенно к такому, как Карлов! Вы же полагаете, что он представляет опасность для общества…

— Я остаюсь при том же мнении, но из этого не следует, что я должен радоваться бедствиям, ожидающим эту семью…

Машина остановилась перед решетчатыми воротами гостиницы. Адальбер открыл дверь, чтобы выйти, а потом повернулся к Лемерсье:

— Не переживайте за него, комиссар! Морозини подумал об этом еще раньше вас. И он сделал все, что нужно. Он ведь не только очень богат, он еще и великодушен… ваш вор!

Он хлопнул дверью, чтобы выразить всю свою досаду… и скрыть волнение: полицейский так и не заметил, что в глазах у него стоят слезы.

Видаль-Пеликорн еще не вполне пришел в себя, когда увидел в холле гостиницы человека, лицо и грудь которого были прикрыты широко распахнутой газетой («Эксельсиор»!), но ноги явно принадлежали Мишелю Бертье — бриджи из серого твида и шотландские клетчатые носки. Адальбер понадеялся, что ему удастся незаметно проскочить к лифту, но напрасно: журналист проделал в бумаге дырочку, и это позволяло ему внимательно следить за стеклянной дверью. Моментально отбросив газету, он в три прыжка догнал Адальбера:

— Есть что-нибудь новенькое?

— Нет! Да! Дивизионный комиссар Ланглуа попал в больницу Сен-Клу с переломом тазовых костей!

— Дерьмо! — кратко оценил ситуацию Бертье. — Как он там оказался? Неужели решил побороться с невиданным упрямством своего коллеги, который жаждет свалить всю вину на Морозини?

— Именно так! Согласитесь, что нам не повезло!

— Действительно, но Лемерсье и сам вскоре убедится в своей глупости! Надо же додуматься — принять Морозини за Арсена Люпена! Кстати, джентльмен-вор тоже никогда не сбежал бы, прихватив с собой выкуп за несчастную девушку! Может, настрочите несколько прочувствованных слов по этому поводу? А мы это тиснем на первой странице!

Адальбер безнадежно пожал плечами.

— Почему бы нет? Раз уж мы до этого дошли! Надеюсь только, что статья не окажется погребальным панегириком!

— Ну, вы даете! Оптимизм из вас просто брызжет!

— Для моего настроения есть веские причины! Похититель разыгрывает из себя жертву обмана, и му нет никакого смысла оставлять в живых Морозини, которого публично обвинили в бегстве. Напротив, в такой ситуации ему выгоднее избавиться от обузы…

— Жене сообщили?

— Пока нет, и сделают это только в случае крайней необходимости. Зачем тревожить ее без нужды, разве мало она натерпелась с той поры, как они поженились? Мне даже подумать об этом страшно! Вы не заходили снова к мадемуазель Отье?

— Один раз, но там ничего не изменилось. Дом в таком же состоянии, как мы его оставили. Все картины на своем месте, и мебель не перевернута! Странно, вы не находите?

— Дом ополчился только на нее! Хотя она взрослый человек. Я часто слышал о подобных явлениях там, где живут подростки — мальчики или девочки…

— Сколько ей? Двадцать, самое большее? Она едва вышла из подросткового возраста… и, вполне возможно, сохранила девственность!

— Вероятно, вы правы. Или она уже мертва и дух успокоился?

— Что это вам сегодня повсюду трупы мерещатся? — протестующе воскликнул журналист. — Я вот беру пример со святого Фомы: не поверю, пока не увижу.

— Тогда ищите, черт возьми!

— А я что делаю? Патрон разрешил мне остаться здесь, пока ситуация не прояснится. Но я должен хоть что-то нарыть!

Адальбер внимательно посмотрел на журналиста, который явно рвался в бой.

— Тогда слушайте! — сказал он, поколебавшись лишь пару секунд. — Если вы дадите мне слово мужчины не хвататься сразу за перо, чтобы состряпать какую-нибудь сногсшибательную и абсолютно фальшивую статью, я расскажу вам о том, что произошло в доме Кроуфордов!

— Стряпать небылицы не в моих интересах. Читатели любят, когда им преподносят хорошо выстроенную историю, обрывки информации спросом не пользуются. Я ничего не напишу, пока сам во всем не разберусь. Во всем, понимаете! А слово я вам даю.

И Адальбер рассказал ему о сцене, которая разыгралась в спальне Леоноры. По мере того как он говорил, лицо Бертье светлело.

— Не знаю почему, но этот Кроуфорд никогда не вызывал у меня симпатии, — признался он, когда Адальбер умолк. — Это идиотизм, конечно, потому что у меня нет никаких оснований так к нему относиться, но теперь мне очень хочется побродить вокруг его дома в компании Ледрю…

— Но только очень осторожно!

— А вы с нами не пойдете? Втроем безопаснее.

— Я только что вышел из этого дома, и меня легче заметить, а вас здесь никто не знает… Может быть, вы сумеете подобраться и к гаражу. Черная машина с узорчатым плетением на дверцах, из которой ночью выбросили полковника Карлова, кажется, была украдена у Кроуфордов. А вдруг она вернулась в родное гнездо? Тогда бы мы хоть кое-что выяснили,… Я уж не говорю о красном автомобиле, почти неотличимом от моего «Амилькара»… Вот это было бы важной уликой.

— А вы что собираетесь делать?

— Сейчас я должен подробно все доложить мадам де Соммьер. Ее нужно как-то подбодрить…

— Вряд ли вам это удастся! Но все же желаю удачи!

Но, судя по всему, было предрешено, что Адальбер еще не исчерпал список неприятных сюрпризов. Поднявшись к маркизе, он застал самый разгар драмы. Едва за ним закрылась дверь, как на него буквально налетела красная от гнева Мари-Анжелин:

— А, вот и вы! Скажите мне, зачем вам понадобилось тащить сюда эту проклятую американку? Вы думаете, она нам здесь нужна?

Онемев от этой яростной атаки, он вопросительно взглянул на мадам де Соммьер, но та стояла у окна спиной к двери и пристально разглядывала свой цветочный ящик, где на свет уже вылезли крохотные зеленые ростки. Бережно отщипывая от них подсыхающие листочки, она уточнила специально для Адальбера: