Слёзы Марии-Антуанетты - Бенцони Жюльетта - Страница 6

— Вы здесь присутствовали, — громко заявил он. — Следовательно, не может быть, чтобы никто ничего не видел. Особенно те, кто находился рядом с несчастной жертвой. Поэтому я и мои инспекторы допросим вас поочередно, чтобы сравнить ваши показания. Это займет некоторое время, за что я прошу у вас извинения, но обойтись без этого невозможно!

Никаких возражений не последовало. Шеф версальской полиции был круглым, как шар, и с котелком на голове, что придавало ему некоторое сходство с грушей. Он был энергичен, хотя находился в дурном настроении. Поговорив всего несколько минут с премьер-министром и американским послом, он отпустил их и заявил, что ему нужны члены комитета, которые должны подняться вместе с ним в Трианон, где их допросят при закрытых дверях, чтобы никто не мешал.

Пока все возвращались к маленькому дворцу, Мари-Анжелин подобралась к Альдо и повисла на его руке с блаженной улыбкой, совершенно неуместной в данных обстоятельствах.

—Убийство! Здесь, в Версале! — весело проговорила она. — Разве это не потрясающе?

— Счастье еще, что вы не сказали «чудесно»! Неужели вам не совестно, Мари-Анжелин?

Она сморщила свой длинный нос, одновременно придерживая на завитых волосах, делавших ее похожей на барашка, соломенную шляпку, которая едва не съехала под порывом ветра.

— Вовсе нет! Я предчувствую, что нас ждет одно из наших любимых приключений!

— Говорите уж лучше «ваших». И я не вижу ничего романтичного в убийстве довольно пожилого человека, который, весьма возможно, решил просто полюбоваться на дворец.

— Ничего романтичного? А черная маска, которую комиссар положил в карман, что вы об этом скажете? Я уверена, на обороте что-то написано.

Хуже всего было то, что она, похоже, говорила правду, и Морозини сам об этом задумывался. Одаренная богатым воображением, всегда готовым воспламениться, План-Крепен, как называла ее маркиза де Соммьер, всего лишь высказывала вслух его собственные мысли. Разве не он несколько минут назад инстинктивно протянул руку к маскарадному атрибуту, появившемуся столь драматическим образом? Насколько он мог судить, жертвой оказался человек ничем не примечательный, одетый вполне прилично, чтобы не слишком выделяться в столь элегантном обществе, но без каких-либо знаков отличия. Обычная комплекция, заурядная и, пожалуй, неблагородная внешность, никаких ленточек в петлице… Кто это мог быть?

Альдо быстро понял, что на комиссара Лемерсье в разгадке тайны рассчитывать не стоит — с посторонними лицами тот не поделится никакой информацией. Полицейский с холодной вежливостью задавал краткие четкие вопросы различным членам комитета, и это было в некотором роде подвигом, потому что все порывались заговорить одновременно, правда, без видимой пользы. Никто не видел момента убийства.

— Людей было великое множество, — пояснил Морозини, когда очередь дошла до него, — и на подступах к буфету даже возникла давка. Этим и воспользовался преступник. Какое-то мгновение тело, видимо, оставалось на ногах, поскольку его невольно поддерживали другие присутствующие. — Как случилось, что произошел подобный наплыв публики? Любая выставка такого рода, особенно в Версале, предназначена только для… элиты.

Последнее слово комиссар произнес с презрительной гримасой. Очевидно, он разделял левые идеи… или досадовал на то, что не получил приглашения. Это была явная ошибка устроителей, ведь к его услугам пришлось прибегнуть еще до открытия выставки. Возможно, существовала даже какая-то связь между безумным скоплением народа и тем фактом, что шеф версальской полиции отсутствовал на этом мероприятии. Впрочем, комиссар требовал ответа.

— Комитет разослал триста сорок приглашений, — сказал Альдо. — Но, похоже, в типографии напечатали больше…

— Что это за типография?

Пояснения дал Жиль Вобрен: типография принадлежит господину Кроуфорду.

— Я поговорю с ним, — произнес Лемерсье. — Однако вернемся к вам, — добавил он, с явным раздражением повернувшись к Альдо. — Если я правильно понял, здесь выставлены и ваши драгоценности?

— Да, совершенно верно! Наверху находится пара алмазных подвесок из моей личной коллекции.

— И вы к тому же… венецианец?

Еще один вопрос, который не слишком понравился Альдо, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить миролюбивым тоном:

— Это так. Вас что-то не устраивает?

— Может быть, некая аналогия… У вас ведь это в большом ходу? — спросил Лемерсье, вынув из кармана маску.

— Во время карнавала — безусловно, но не в повседневной жизни. Мы нормальные люди, комиссар. Могу я взглянуть на нее?

— Разумеется, нет! Это важная улика. Стало быть, вы… коллекционируете драгоценности? Это требует больших средств…

О! Морозини обладал весьма чувствительным слухом и прекрасно уловил сильное раздражение, сквозившее в голосе шефа версальской полиции, но ответить не успел: Мари-Анжелин, чьи предки совершали Крестовые походы, всегда держала наготове горячего скакуна, чтобы броситься на помощь тем, кого любила. И она без промедления вскочила в седло:

— Мой кузен — самый известный в Европе эксперт по историческим украшениям…

— И не только в Европе, — вставил Вобрен. — Нет ничего странного в том, что у него есть своя коллекция. Следовало бы удивляться, если бы ее не было…

Полицейский скривил рот, что означало у него улыбку, в которой, однако, не было и тени любезности.

— Что ж, вас тут, кажется, очень ценят, месье! Напомните мне ваше имя?

— Морозини!— Именно так! Если вы позволите, я хотел бы взглянуть на драгоценности. В частности, на те, что принадлежат вам. Как вы их назвали?

— Подвески! — бросил Альдо, которому показалась подозрительной эта внезапная забывчивость. — Иными словами — серьги… Не путайте с подвесками для канделябра.

Эта реплика вылетела у него неожиданно, и ответом ему был ледяной взгляд, обладавший цветом и прочностью гранита.

— Спасибо за то, что вы снизошли к моему невежеству. А теперь пройдемте туда.

Все направились к главной витрине, возле которой по-прежнему дежурили псевдолакеи в напудренных париках. Альдо протянул руку, чтобы показать свое сокровище, и вдруг отдернул ее с возгласом:

— «Слеза»! Она исчезла!

Действительно, между подвесками Морозини и браслетами Кледермана зияла пустота, осталась только карточка с номером украшения в каталоге. Между тем двойные защитные стекла со стальной сеткой были нетронуты — ни малейшей трещины… Лемерсье среагировал сразу:

— Какая слеза?

— Лежавшая здесь драгоценность: сережка без пары, сделанная из двух очень красивых бело-голубых алмазов… Вы куда-нибудь отлучались отсюда? — спросил он, повернувшись к охранникам, но комиссар тут же перехватил инициативу: (

— Прошу вас! Вопросы здесь задаю я, и это моя работа! Ну? Так вы куда-нибудь отлучались?

Лжелакеи стали пунцовыми, Один из них с видимым смущением пробормотал, что на минутку отлучался в туалет. Второй, еще более багровый, признался, что подбежал к окну, когда раздались крики…

— Но я отошел всего лишь на десять метров…

— Этого вполне достаточно! И, разумеется, вы никого не видели?

— Ну… в общем, нет! Я смотрел в сад…

— А в это время кто-то пришел сюда с ключом от витрины, открыл ее, забрал то, что хотел, и спокойно улизнул? Браво! Хорошенькая охрана! Об этом мы еще поговорим. Пока же надо выяснить, кто имеет ключи…

Ювелир Шоме выступил вперед.

— Хранитель и я. Две связки с тремя ключами. Вот мои. Возможно, кто-то сделал копии. Добавлю, что все это меня удивляет. К чему столько трудов, чтобы украсть только одну драгоценность… к тому же фальшивую!

— А, значит, я не ошибся, когда заподозрил подделку, — вставил Альдо. — Копия действительно прекрасная, но не скрою от вас, друг мой, мне крайне неприятно, что фальшивка занимала почетное место между двумя украшениями, истинность которых подтверждается как самой историей, так и качеством камней…

— Это означает, что вор прельстился блеском! Однако мне непонятно, почему он унес столь жалкую добычу и пренебрег драгоценными подвесками этого господина, — саркастически произнес Лемерсье, тщательно выговаривая все слова. — Или этими великолепными браслетами. Кому они принадлежат?