На повестке дня — Икар - Ладлэм Роберт - Страница 95

— Там, наверху, вы вошли так, словно ожидали увидеть именно меня. Я ни в коей мере не оказался для вас сюрпризом.

— Да, ожидала. И нет, не были.

— Почему да и почему нет?

— Вас вычислила, полагаю, методом исключения. А по второму пункту у меня договоренность с одним знакомым, который охраняет меня от подлинно-подлинных сюрпризов. Последние полтора дня вы, конгрессмен, — «горячая» новость по всему Средиземноморью. Многие, включая меня, потрясены. Я боюсь не только за себя, но и за других людей, помощью которых пользовалась где только можно и нельзя, чтобы держать вас в поле зрения. Поверьте, это очень непросто — создать сеть, основанную на доверии, а теперь это доверие подвергается сомнению. Так что, как видите, мистер Кендрик, вы зря потратили немалые деньги налогоплательщиков на то, чтобы доставить меня сюда и задать вопрос, на который вам мог бы ответить любой опытный разведчик.

— Может, вы меня продали? Продали мое имя за деньги?

— Чего ради? Спасения собственной жизни, что ли? Или жизней тех, кого я использовала, чтобы следить за вами, людей, важных для меня и выполняемой мною работы, которая, по-моему, представляет реальную ценность, что я пыталась объяснить вам еще в Бахрейне? Вы что, действительно в это верите?

— О Боже, я уже не знаю, чему верить! — признался Эван, шумно вздохнув. — Все, что я хотел сделать, все, что планировал, пошло прахом. Ахмат больше не хочет меня видеть, я не могу вернуться — ни туда, ни в какой-либо другой эмират в районе заливов. Уж он об этом позаботится.

— Так вы что, правда хотели вернуться?

— Больше, чем что-либо другое. Мне хотелось вернуться к той жизни, когда я проделал мою лучшую работу. Но сначала мне надо было найти и уничтожить сукина сына, который все изуродовал, убивая ради убийства...

— Махди. — Рашад кивнула. — Ахмат мне говорил. Вы сделали это. Ахмат молод, и он еще изменит свое отношение к вам. Со временем поймет, что вы там для всех совершили, и почувствует благодарность... — Она вдруг улыбнулась и уже иным, мягким голосом проговорила: — Понимаешь, я решила, что ты, возможно, сам раздул эту историю. Но ведь ты этого не делал, правда?

— Кто, я? Да ты с ума сошла! Через шесть месяцев я уберусь отсюда!

— Так все это случилось не из-за твоего политического тщеславия?

— Да нет же, Господи! Я бросаю всю эту политику, ухожу! Только теперь мне некуда идти. Кто-то пытается меня остановить, сделать кем-то, кем я на самом деле не являюсь. Да что же, черт побери, со мной происходит?

— Сразу, навскидку, я сказала бы, что тебя эксгумируют.

— Что-что со мной делают? И кто?

— Кто-то, считающий, что тобой пренебрегают. Полагающий, что ты заслуживаешь публичного признания.

— Я его совершенно не хочу! Но президент думает иначе. Решил в следующий вторник наградить меня медалью Свободы в этой чертовой Голубой комнате под оркестр морской пехоты! Я противился этому, как мог, а этот сукин сын заявил. что мне необходимо объявиться, потому что он, видите ли. отказывается выглядеть «жалким ублюдком». Хорошенькая аргументация!

— Очень по-президентски... — Рашад внезапно оборвала себя. — Давай прогуляемся, — быстро предложила она, заметив, что у причала появились двое мужчин в белых костюмах обслуги «стерильного» дома. — Не оглядывайся! Держись беззаботно. Давай спустимся к берегу.

— Говорить можно? — спросил Кендрик, шагая за ней.

— Ничего важного. Подожди, пока повернем.

— Почему? Думаешь, они могут нас услышать?

— Возможно, хотя я не уверена.

Они шли вдоль извилистой береговой линии до тех пор, пока деревья не скрыли их от двоих мужчин на причале.

— Японцы разработали ретрансляторы направленного действия, хотя я никогда таких не видела, — продолжила Рашад. Потом остановилась и взглянула на Эвана. Ее умные глаза смотрели вопрошающе. — Ты говорил с Ахматом?

— Вчера. Он велел мне убираться к черту, но не возвращаться в Оман. Никогда.

— Ты ведь понимаешь, что я тебя проверю, да? В первую секунду Кендрик удивился, потом пришел в ярость. Эта женщина допрашивала его, обвиняла, а теперь еще намерена и проверить.

— Мне наплевать на то, что ты сделаешь, меня беспокоит только то, что ты, возможно, уже сделала. Ты убедительна, Калейла, то есть, извините, мисс Рашад, и, возможно, сама веришь в то, о чем говоришь, но тем шестерым, которые знают обо мне, есть что терять, и они ничего не приобрели бы, рассказав о том, что я был в Маскате в прошлом году.

— А уж мне, конечно, нечего терять, кроме собственной жизни и жизней тех, кого я собирала на моем участке? Кстати, некоторые из этих людей мне очень дороги. Прекрати этот надоевший спор, конгрессмен, смешно. Ты не просто любитель, ты невыносим.

— Знаешь, но ты ведь могла и ошибиться! — Кендрик был раздражен. — Я был почти готов поделиться с тобой своими сомнениями, даже намекнул на это Деннисону, сказав ему, что не позволю тебя повесить за это.

— О, вы слишком добры, сэр!

— Нет, я на самом деле так думал. Ты ведь и правда спас-ria мне жизнь, и если ты по ошибке, случайно вымолвила мое имя...

— Не упорствуй в своей глупости, — перебила его Рашад. — Вероятнее, гораздо вероятнее, что подобную ошибку совершил кто-то из остальных пятерых, но не Грэйсон и не я. Мы работаем в полевых условиях и не допускаем ошибок такого рода.

— Давай пройдемся, — предложил Эван.

Никаких охранников на сей раз поблизости не было, его побуждали двигаться сомнения и замешательство. Трудность заключалась в том, что он ей верил, как верил и тому, что сказал о Калейле Мэнни Вайнграсс: «Она не имеет никакого отношения к твоему разоблачению. Это только усилит ее стыд и еще сильнее воспламенит тот безумный мир, в котором она живет». А когда Кендрик возразил, что другие не могли этого сделать, Мэнни добавил: «Тогда за другими есть еще другие».

Они дошли до ухабистой проселочной дороги, которая пролегала среди деревьев и вела, очевидно, к каменной ограде имения.

— Обследуем? — предложил Эван.

— Почему бы и нет? — отозвалась Адриенна.

— Слушай, — продолжил он, когда бок о бок они начали взбираться по лесистому склону, — скажем, я тебе верю...

— Спасибо большое.

— Да ладно, я правда тебе верю! И поэтому сейчас скажу то, что знают только Свонн и Деннисон. Другие не знают, по крайней мере я так думаю.

— А ты уверен, что стоит говорить?

— Мне нужна помощь, а они не могут мне помочь. Может, ты сможешь. Ты ведь была там со мной и знаешь столько всего из того, что мне неизвестно: как сохранять события в тайне, как передавать секретную информацию тем, для кого она предназначена, в общем, процедуры такого рода.

— Да, я что-то знаю, но никоим образом не все. Моя база — в Каире, а не здесь. Но продолжай.

— Недавно Свонна навестил какой-то человек, блондин с европейским акцентом, который располагал подробнейшей информацией обо мне. Фрэнк назвал это «ПД».

— Предшествующие данные, — перевела на нормальный язык Рашад. — Еще так называются привилегированные детали. Обычно их добывают из подвалов.

— Подвалы? Что еще за подвалы?

— По-нашему — засекреченные разведывательные материны. Продолжай.

— Этот блондин заявил Франку, поразив его — на самом деле поразив! — что, по его мнению, во время того кризиса с заложниками меня послал в Маскат Госдеп.

— Что-о? — Адриенна схватила Кендрика за руку. — Кто он?

— Никто не знает. Его никто не может найти. А сведения, которые он сообщил о себе, чтобы попасть к Фрэнку, оказались фальшивыми.

— Боже всемогущий! — прошептала Рашад, глядя на поднимающуюся вверх тропу. Сквозь стену деревьев, растущих наверху, пробивался солнечный свет. — Задержимся здесь ненадолго, — спокойно попросила она. — Сядь. — А когда они опустились на тропу, окруженную толстыми стволами деревьев и густой листвой, спросила: — И что же дальше?

— Ну, Свонн попытался отшить его; даже показал ему записку к госсекретарю, которую мы составляли с ним вместе — в ней мои услуги отвергались. Но видимо, тот человек не поверил Фрэнку и продолжил свои раскопки, пока все не узнал. Все появившееся вчера утром в печати настолько точно, что может исходить только из оманских материалов — по-вашему, из подвалов.