На повестке дня — Икар - Ладлэм Роберт - Страница 88

— Тогда помогите мне это выяснить. Вот моя цена. Соглашайтесь, или я повторю программу Фоксли по всей стране и назову вас и вашу компанию в точности тем, чем вы, по моему мнению, являетесь, — стадом неуклюжих неандертальцев, столкнувшихся со сложным миром, который не в состоянии понять.

— А вы-то кто, знаток хренов?

— Я только знаю, что вы — не знаток. Я наблюдаю за вами, слушаю и вижу, как вы отсекаете многих, которые могли бы вам помочь, потому что в их натурах тот или иной изгиб не согласуется с вашим изначально заданным образцом. Сегодня я кое-что понял из того, что увидел и услышал. Президент Соединенных Штатов беседовал с Самуилом Уинтерсом, человеком, к которому вы относитесь неодобрительно. Когда вы объяснили, почему он вам не нравится, а Лэнгфорд отказался вас поддержать, он сказал одну вещь, которая меня просто потрясла. Заявил, что, если Сэм Уинтерс не согласен с той или иной политикой, это еще не делает его врагом.

— Президент часто не понимает, кто его враги. Он быстро распознает идеологических союзников и привязывается к ним, порой надолго, но нередко бывает слишком великодушен для того, чтобы выявить тех, кто разъедает его же собственные принципы.

— По-моему, это самый слабый и самый нахальный довод из всех, которые я когда-либо слышал, Герби. От чего вы защищаете вашего хозяина? От других мнений?

— Вернемся к вашему большому сюрпризу, конгрессмен. Эта тема мне больше нравится.

— Уверен, что это так.

— Что вы знаете такого, чего не знаем мы? Это может помочь нам выяснить, кто допустил утечку оманской истории.

— Главным образом то, что мне сообщил Фрэнк Свонн. Как глава подразделения «Огайо-4-0» он обеспечивал связь между министром обороны, госсекретарем и председателем Объединенного комитета начальников штабов; все они знали обо мне. Фрэнк велел их вычеркнуть из списка возможных подозреваемых в утечке информации, однако...

— Это очевидно, — перебил его Деннисон. — У них яйца всмятку текут по физиономиям. Не могут ответить на самые простые вопросы, поэтому выглядят просто идиотами. Но между прочим, они далеко не идиоты и работают достаточно давно — знают, что такое максимальная засекреченность и почему она применяется в данном случае. Кто еще?

— Не считая вас — честно говоря, ваше имя я вычеркиваю только потому, что нахожу мое раскрытие для вас абсолютно «непродуктивным», — остаются еще трое.

— Кто же?

— Первый — Лестер Кроуфорд из Центрального разведывательного управления; второй — начальник базы в Бахрейне, Джеймс Грэйсон; третья — женщина, Адриенна Рашад, особый агент, действующий за пределами Каира.

— Что насчет них?

— Свонн говорит, они единственные люди, которые знали, кто я такой, когда меня доставили в Маскат.

— Ну, они-то наши кадры, — многозначительно произнес Деннисон. — А как насчет ваших друзей там?

— Не могу сказать, что это невозможно, и все-таки вряд ли. Не считая молодого султана, я общался с несколькими людьми, настолько отдаленными от каких-либо контактов с Вашингтоном, что о них я подумал бы в самую последнюю очередь, если вообще их стоит принимать во внимание. Ахмат, с которым я знаком очень давно, не сделал бы этого по многим причинам, начиная со своего положения и кончая связью с нашим правительством. Я звонил четверым, откликнулся только один, за что и был убит — вне всякого сомнения, с согласия остальных. Они боялись за свои шкуры. Не хотели иметь со мной ничего общего, даже знать о моем пребывании в Омане. Чтобы понять это, надо там пожить. У очень многих синдром террориста, к их горлу и к горлам всех членов их семей приставлены кинжалы. Уже были случаи мести — убитый сын, изнасилованная и изуродованная дочь, — потому что двоюродные братья или дядья требовали действий против палестинцев. Не верю, что кто-то из этих людей произнес бы мое имя даже перед глухой собакой.

— Господи Боже, в каком же мире живут эти проклятые арабы?

— В мире, где подавляющее большинство пытается выжить и создать условия для себя и своих детей. А мы не помогли им, фанатичный вы мерзавец.

Деннисон задрал голову и нахмурился:

— Может, я и заслужил ваш выстрел, конгрессмен, мне придется подумать об этом. Не так давно было модно не любить евреев, не доверять им, а сейчас все изменилось: в схеме наших антипатий их место заняли арабы. Может, все это и чепуха, кто знает? Но сейчас самое важное, кто извлек вас на свет Божий из-под покровов секретности. По-вашему, это кто-то из наших рядов?

— Должно быть, так. К Свонну обратился — как выяснилось, обманным путем — какой-то блондин с европейским акцентом, располагающий обо мне подробнейшими сведениями. Такая информация могла к нему поступить только из правительственных источников, возможно, из моей биографии, подготовленной для конгресса. Он пытался связать меня с оманской ситуацией, Свонн решительно это отверг, заявив, что сам лично отклонил мою кандидатуру. Однако у Фрэнка сложилось впечатление, что ему не удалось убедить этого человека.

— Мы знаем о шпионе-блондине, — вставил Деннисон. — Только не можем его найти.

— Но этот тип копал и отыскал кого-то еще, кто умышленно или неумышленно подтвердил то, за чем он охотился. Если вычеркнуть вас, а также госсекретаря, министра обороны и начальника комитетов начальников штабов, остаются Кроуфорд, Грэйсон и эта Рашад.

— Первых двоих тоже вычеркните, — твердо произнес глава президентского аппарата. — Сегодня рано утром я поджаривал на решетке Кроуфорда — прямо здесь, в этом кабинете. Он готов был согласиться на сайгонскую рулетку только из-за предположения о такой возможности. Что касается Грэйсона, пять часов назад я звонил ему в Бахрейн. Его чуть кондрашка не хватила, когда он услышал, что мы рассматриваем его как возможный источник утечки. Прочитал мне нотацию, как самому тупому ученику в квартале, которого следует бросить в одиночку за то, что я позвонил ему по обычной линии. Как и Кроуфорд, Грэйсон — старый профессионал. Ни тот, ни другой не стали бы из-за вас ставить под удар дело всей своей жизни, и ни одного из них нельзя обманом заставить это сделать.

Кендрик наклонился вперед, локтями оперся о стол. Он смотрел на противоположную стену кабинета; в голове его проносился поток противоречивых мыслей. Калейла, урожденная Адриенна Рашад, спасла тогда ему жизнь, но не сделала ли это только для того, чтобы продать его? Она — также близкий друг Ахмата, которого может дискредитировать связь с ней. Эван уже достаточно навредил молодому султану, чтобы добавить еще разведчика-перевертыша. А еще Калейла поняла его, когда он нуждался в понимании; была добра, когда он нуждался в доброте. Если ее обманным путем заставили разоблачить его, и он выставит ее несостоятельность, она кончена для работы, в которую пылко верит... Но, если она разоблачила его по каким-то своим собственным причинам, тогда это предательство. На чьей стороне правда? Кто она — жертва обмана или лгунья? Как бы там ни было, ему надо выяснить это для себя, чтобы перед ним не маячил призрак официального расследования. Сверх того, ему надо знать, с кем она контактировала или кто контактировал с ней. Ибо лишь этот кто-то может ответить, почему он выставил напоказ Эвана из Омана. Он должен его узнать!

— Женщина, — согласился Деннисон, кивая. — Я насажу ее на вращающийся вертел над самым жарким адским огнем!

— Нет, не насадите, — возразил Кендрик. — Вы и близко к ней не подойдете, пока я не подам вам знака, если вообще подам. И сделаем еще шаг вперед. Никто не должен знать, что вы привезете ее сюда, — под прикрытием, так, я думаю, это называется. Абсолютно никто, ни один человек. Это понятно?

— Да кто вы, черт побери, такой...

— С этим мы уже разобрались, Герби. Помните, следующий вторник в Голубой комнате? С оркестром морской пехоты и всеми этими репортерами и телекамерами? У меня будет огромная-преогромная трибуна, на которую я смогу залезть, если захочу, и кое-что рассказать. Поверьте, вы окажетесь среди первых мишеней — осел избитый и все такое.