На повестке дня — Икар - Ладлэм Роберт - Страница 11

— Повсюду?

— Да! Истинные правоверные, они повсюду...

— Шокран,[16] — сказал Эван служащему отеля, протягивая ему щедрые чаевые за конфиденциальность, о которой они договорились заранее.

В листке регистрации Кендрик указал вымышленные арабские имя и фамилию и, получив ключи от номера, отказался от услуг коридорного. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, он вышел из кабины, постоял, убедился, что хвоста за ним нет, спустился по лестнице на свой третий этаж и зашагал по коридору к себе в номер.

Время вечерней молитвы давно миновало. Стемнело. Крики и вопли у посольства разносились по всему Маскату. Эван поморщился. Поставив саквояж на письменный стол, он достал бумажник, вытащил из него сложенный вчетверо лист бумаги с номерами телефонов своих старых знакомых, с которыми не виделся лет пять. Через полчаса с небольшим Кендрик договорился о встрече с тремя из них. У него в списке было семь человек. Все весьма уважаемые люди, которых он помнил и ценил. Но оказалось, что двое уже отправились в мир иной, третий был в отъезде, а четвертый без обиняков заявил, мол, обстановка не способствует встрече оманца с американцем.

Трое согласились встретиться с разной степенью желания.

Договорились, что каждый прибудет по отдельности, поднимется прямо в номер, обращаться к администрации отеля — без надобности...

Они должны были подъехать в течение часа. Прошло минут сорок. Кендрик успел за это время выпить чашечку кофе с кардамоном, который заказал в номер вместе с бутылкой шотландского виски с черной наклейкой.

Запрет на употребление спиртного иногда не соблюдался на официальном уровне, поэтому у Кендрика в списке было помечено, какой напиток предпочитает каждый из его знакомых. Именно шотландским виски отдавали предпочтение трое, согласившиеся на встречу.

Когда-то предусмотрительный Эммануил Вайнграсс учил его: «Весьма полезная смазка, сынок. Вспоминаешь имя жены гостя — ему приятно. Помнишь сорт виски, который он предпочитает, — это уже кое-что. Дальше — смотри сам!»

Тихий стук в дверь прозвучал для Кендрика подобно раскату грома. Сделав пару глубоких вдохов, он распахнул дверь.

— Эван, ты?

— Входи, входи, Мустафа! Безумно рад тебя видеть.

— Что с твоей кожей? — Мустафа вгляделся в лицо Кендрика. — Ты прямо как египтянин! И вообще, чем объясняется весь этот маскарад?

— Маленькие хитрости. Сейчас все объясню! — Кендрик прикрыл дверь, жестом предлагая другу располагаться. — «Чивас Регал»... Любимая тобой марка виски. Выпьешь?

— Ах, этот Мэнни Вайнграсс, этот старый плут! Он как будто с нами, — сказал Мустафа, опускаясь на оттоманку, накрытую ковром.

— Будем снисходительны к нему, Мусти! — возразил Эван, доставая из холодильника лед. — Он никогда не плутовал, никого не обманывал.

— Это правда! Ни он, ни ты, ни твои партнеры. Каково тебе теперь без них? Мы вас частенько вспоминаем.

— Порой туговато, — честно признался Кендрик. — Но ничего не поделаешь. — Он подал Мустафе стакан с виски, сел напротив гостя и приподнял свой стакан. — За все хорошее, Мусти!

— Эх, Эван, дружище ты мой дорогой, настали тяжелые времена, как писал англичанин Диккенс.

— Будем надеяться, что все изменится.

— Вряд ли! — Мустафа сделал глоток.

— Почему такой скепсис?

— Я теперь, как говорят на встречах в верхах, представляю вполне определенные интересы и кое-что наблюдаю. Кроме того, мне, единственному в кабинете министров султана, поручено выработать правительственный консенсус.

— В отношении чего? Ты, как я посмотрю, развил кипучую деятельность.

— Это ты, Эван, развил кипучую деятельность. Приехал и давай нас всех созывать. Ну ладно кого-то одного, допускаю — троих, но не семерых же! Это и для тебя убийственно, и для остальных опасно.

— Но почему?

— Ты меня удивляешь! — Мустафа покачал головой. — Трое легко узнаваемых влиятельных лиц, не говоря уж о семи, ни с того ни с сего заявляются в отель, с перерывом в несколько минут, для встречи с иностранцем, а администрация отеля не в курсе... По-моему, это нелепо.

Перед тем как ответить, Кендрик задумался, а затем посмотрел на Мустафу:

— В чем дело, Мусти? Что ты хочешь мне сказать? Кризис с заложниками не имеет никакого отношения как к бизнесу, так и к правительству Омана.

— Ты, конечно, прав, но я пытаюсь дать тебе понять, что здесь у нас все изменилось. Многие не осознают, что происходит, что случилось.

— Естественно! Вы же не террористы, в конце концов.

— Не террористы. Но хочешь знать, что говорят те, кто так или иначе несут ответственность за происходящее?

— Интересно было бы узнать...

— "Все пройдет, — говорят они. — Не вмешивайтесь. Вмешательство лишь усугубит ситуацию".

— Не вмешиваться? Хорошенькое дело! — возмутился Эван.

— Эти ответственные лица советуют переложить решение проблемы на политических деятелей.

— Но политики не способны ее решить.

— Слушай дальше, Эван! «Для гнева есть определенная причина, — говорят эти лица. — Конечно, речь не идет об убийствах, но в контексте определенных событий...» И так далее и тому подобное. Вот что мне довелось услышать.

— В контексте каких событий?

— В контексте современной истории, дружище. «По отношению к арабам Соединенные Штаты осуществляют несправедливую политику на Среднем и Ближнем Востоке» — это их ключевая фраза, Эван. «Израильтяне получают все, а арабы ничего», — говорят эти люди. «Арабов сгоняют с насиженных мест, загоняют в лагеря беженцев, а в западных банках евреи на арабов плюют». И это я тоже слышал.

— Враки все это! Бред собачий! — взорвался Кендрик. — Помимо этой карты, которую разыгрывают фанатики, есть и другая, тоже весьма существенная. Ведь все, что они говорят, не имеет никакого отношения к мучениям двухсот тридцати шести заложников и к смерти одиннадцати несчастных! Люди, доведенные до отчаяния юнцами-изуверами, вообще никакой политики не проводят. Эти ответственные лица, какое право они имеют говорить такое? Среди заложников нет ни членов президентского кабинета, ни ястребов из кнессета! Они всего лишь госслужащие, туристы и строители, работающие по контракту. Я повторяю, это просто беспардонное вранье!

Мустафа выпрямился и, сверля Эвана взглядом, сказал:

— Я это знаю, и ты это знаешь, и они тоже это знают, друг мой.

— Тогда зачем они возводят напраслину?

— Затем, что с ними никто не вступает в диалог, потому как никто из нас не хочет стать мишенью.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Два человека, назову их Махмуд и Абдул, их настоящие имена тебе лучше не знать, пытались возразить. Дочь Махмуда изнасиловали и исполосовали бритвой лицо, сына Абдула нашли на причале с перерезанным горлом. «Преступники, насильники, убийцы», — причитала пресса. Но мы-то знаем, что именно Абдул и Махмуд сколачивали оппозицию, призывая с оружием в руках штурмовать посольство. Они говорили: «Не позволим превратить Маскат во второй Тегеран!» Но пострадали не они, а их близкие, самые дорогие. Это предупреждение всем, Эван! Прости, но, будь ты человек семейный, имей ты жену и детей, стал бы ты подвергать их такому риску? Думаю, нет. Настоящий герой превозможет страх и поставит свою жизнь на карту за свои убеждения. Но он никогда не пойдет на то, чтобы заплатить за свои убеждения жизнями своих любимых. Не так ли, дружище?

— Так, все так! — сказал Эван тихо. — А я-то надеялся! Получается, и помочь мне некому.

— Султан изъявил желание встретиться и выслушать тебя. Я связался с ним сразу, как только ты позвонил. Он намекнул, что встреча состоится в пустыне, где-то рядом с горами Джабаль-Шам.

Кендрик помолчал, посмотрел на свой стакан. Помедлив, сказал:

— Я не имею права входить в контакты с официальными лицами, поскольку я сам по себе и не выражаю мнения своего правительства. Это должно быть ясно.