Забытый легион - Кейн Бен - Страница 109

Стражи не без любопытства наблюдали за происходящим, но пока не вмешивались. Вдали от столицы они не так блюли дисциплину. На первых порах они казнили немало народу — в поучение остальным. Но пока что у них не было оснований безоглядно доверять своим недавним противникам. И нельзя было сказать, появится ли такое доверие вообще до первой серьезной стычки с врагом.

Тарквиний улыбнулся:

— Хорошее название.

— И звучит отлично, — согласился Ромул.

— Так тому и быть! — Бренн набрал полную грудь воздуха и обернулся к тем, кто шел сзади.

— Забытый легион!

Слова галла сразу же подхватили, и неподвижный воздух содрогнулся от сотен голосов.

Крики разносились все дальше и дальше по колонне, многие парфяне встревожились и взялись за оружие. Такого за все время пути еще не случалось.

Ехавший неподалеку Пакор приблизился и подозвал к себе Тарквиния. Услышав объяснение, он улыбнулся и что-то выкрикнул своим людям. Его слова успокоили конвоиров. А командир пришпорил лошадь и поскакал вперед. Не таким он был человеком, чтобы прятаться за спину воинов.

— Что он хотел? — спросил Ромул.

— Как — что? Узнать, почему мы кричим. Я объяснил ему, что мы теперь называемся Забытым легионом, а он ответил, что от нас многого ожидают.

Бренн, довольный тем действием, которое произвели его слова, широко улыбался.

— И еще он сказал, что наши боги от нас отвернулись.

— Они отвернулись от нас в тот день, когда мы переправились через реку, — вмешался Феликс. После того как римляне покинули Селевкию, находчивый малорослый галл примкнул к троим друзьям.

— Если от кого и отвернулись, — задумчиво ответил Бренн, — то только не от Забытого легиона.

— Может, ты и прав. — Феликс осенил себя знаком, охраняющим от зла. — Как-никак, а мы живы!

Ромул был с ними согласен и горячо, хоть и безмолвно, возблагодарил Юпитера за покровительство. При этом он почему-то взглянул на этруска, который шел со смутной улыбкой на устах. За весь долгий поход его ни разу ничто не встревожило, и это казалось Ромулу странным. Бренн, казалось, полностью смирился со своей участью, но все остальные изрядно опасались того, что может ждать их за пределами известного мира. Зато Тарквиний явно наслаждался происходящим. Раз в несколько дней он описывал то, что увидел, на старинной карте и объяснял Ромулу, что его заинтересовало, если тот спрашивал. Благодаря этим урокам молодой воин тоже начал получать удовольствие от путешествия и даже зауважал знойные пустыни и оставшиеся позади непроходимые горы. Образ Александра стал в его сознании почти мифической фигурой.

«Лев из Македонии, — думал он, — несомненно, был несравненным вождем. Вероятно, Тарквиний ищет следы его похода».

— Александр был одним из самых вдохновенных вождей, каких знало когда-либо человечество, — сказал этруск.

Ромул аж подскочил.

— Красс никогда не пытался поднять нам дух!

— Правда, старый дурак никогда не пытался, — согласился Ромул.

— Потому-то дурные предзнаменования так сильно действовали на людей. Если бы они любили своего вождя так же, как Александра — его воины, то смогли бы преодолеть страх.

Вдруг у Ромула с языка сорвались совершенно неожиданные слова:

— Вдохновлять своим примером. Как это делаешь ты, врачуя больных и раненых.

Тарквиний скривил губы и взглянул в ясное голубое небо.

— А вот на все оставшееся путешествие предзнаменования самые добрые. До самой Маргианы и Скифии.

Бренн, как ни разбирало его любопытство, не решался спросить, где же то место, в котором ему предстоит спасти своих друзей. Знать, когда именно удастся расплатиться по старым долгам, ему почему-то не хотелось. Постаравшись выкинуть из головы ненужные мысли, он пошел дальше.

Ромул краем глаза следил за другом. Он давно обратил внимание, что Бренн никогда не говорил о тех местах, куда они направлялись, и был уверен, что Тарквиний знал о судьбе галла нечто такое, о чем предпочитал не распространяться. Вокруг них постоянно находились сотни людей, и поговорить с глазу на глаз удавалось крайне редко. Но даже когда такая возможность выпадала, у Ромула почему-то исчезало желание расспрашивать друзей. Всеобъемлющие знания этруска изумляли его. Ромул был знаком с Тарквинием целых два года, но лишь сейчас начал привыкать к тому, что тот все знает и все умеет. Присматриваясь к небу, ветру и птицам, он без ошибок рассказывал о событиях прошлого и будущего. При этом Тарквиний охотно объяснял, что и как делает, так что теперь Ромул и сам мог предсказывать некоторые несложные вещи, например завтрашний или послезавтрашний дождь. Открывшиеся возможности безмерно радовали его, и всякий раз, когда гаруспик принимался рассказывать что-то новое, он весь превращался в слух. Однако Тарквиний раскрывал ему далеко не все.

— Многое из того, что я знаю, священно, — извиняющимся тоном говорил он. — Такое можно раскрывать только подлинному прорицателю.

Ромул, как правило, считал, что он прав. Жить, не зная доподлинно, что ждет тебя впереди, намного легче. С него хватало и обещания, что он не погибнет в парфянской армии. Благодаря этому он мог хранить в глубине души надежду на то, что когда-нибудь вернется в Рим.

Отыщет своих родных.

Во время этого долгого перехода Ромул много думал о матери и даже дошел до того, что ему начало казаться, что она сама повинна в своей ужасной судьбе. Ведь могла же она убить Гемелла в любую из ночей, когда он приходил на ее ложе. Но она не сделала этого. Почему? Когда он думал о том, насколько легко было навеки утихомирить злобного толстяка, его охватывал гнев. Но мало-помалу он начал понимать, почему она мирилась со своей участью. Ведь она же не была обученным бойцом, таким как, например, он. Вельвинна была всего лишь матерью двух ребятишек и делала все, что было в ее силах, чтобы защитить их. И безропотно вновь и вновь шла на омерзительную близость с Гемеллом ради блага двойняшек. Это осознание оказалось для Ромула очень горьким и наполнило его стыдом и отвращением к самому себе. Как он мог не оценить самопожертвования матери прежде? И желание убить Гемелла еще сильнее укрепилось в нем. Вот только сохранить надежду на то, что это когда-нибудь случится, было трудновато. Ему, в отличие от Бренна, приходилось подчас делать усилие, чтобы поверить в некоторые совсем уж немыслимые предсказания Тарквиния. И если рассуждать серьезно, возвращение отсюда домой представлялось ему делом совершенно невозможным.

— Как ты сказал? Маргиана? — переспросил Феликс. — Никогда не слышал о такой стране.

— Можешь мне поверить, — ответил, подмигнув, Тарквиний. — Она существует.

— И какая же она?

— Зеленая. С широкими реками и плодородной землей.

Феликс указал на раскинувшуюся вокруг пустыню.

— Что угодно будет лучше, чем это пекло.

Ромул рассмеялся. Феликс, один из немногочисленных уцелевших бойцов когорты Бассия, оказался хорошим товарищем.

— Кто же там живет? — осведомился Бренн.

— Потомки греков, значит, люди цивилизованные. И кочевники. У них желтая кожа, черные волосы и узкие глаза.

— По описанию похоже на демонов, — пробормотал Феликс.

— Кровь у них такая же, как и у всех остальных.

— Как они сражаются? — Бренн подходил к делу практически. Он всегда оставался в первую очередь воином.

— Луками и стрелами. Верхом на лошадях.

Окружающие дружно застонали.

— И не ладят с Парфией?

Тарквиний кивнул.

— Переться на самый край света, чтобы нас там убили? — язвительно бросил Феликс. — Мало нам одного раза.

— Не убьют, если мне удастся сделать одну вещь, — ответил Тарквиний. — Нам необходимо покрыть все щиты шелком.

— Чем-чем? Ты о той материи, из которой парфяне делают свои знамена? — спросил галл. Громадные ярко раскрашенные флаги тоже изрядно напугали солдат Красса перед Каррами.

— О ней самой. Она поможет защититься от этого. — Этруск указал на стрелы, торчавшие из колчана Бренна.

Все, кто слышал этот разговор, сразу воспряли духом: еще бы, появилась реальная возможность спастись от града стрел наподобие того, который погубил столько их товарищей при Каррах.