Дорога в Омаху - Ладлэм Роберт - Страница 8

– Благодарю вас! – Прославленный, но отнюдь не импозантный юрист вошел в вестибюль, облицованный норвежским розовым мрамором. Запрятанный в его голове компьютер мгновенно оценил стоимость отделочных работ. Сумма оказалась грандиозной. И, находясь под впечатлением цифр, он произнес туповато: – А какой чай предпочитаете вы, моя дорогая?

– Сдобренный хлебной водкой! – воскликнула женщина и, рассмеявшись хриплым смехом, ткнула локтем в хрупкое плечо Арона.

– Я вспомню об этом, когда нам с вами доведется как-нибудь пополдничать в отеле «Ритц».

– То будет чудесный праздник, не правда ли, дружочек?

– Итак, прошу прощения, куда мне?

– Вот сюда, в двустворчатую дверь, – указала горничная налево. – Эта задавака ждет вас. У меня же дел невпроворот.

С этими словами она повернулась и, пройдя нетвердой походкой через богато обставленный холл, исчезла за винтовой лестницей с изящными перилами.

Распахнув правую створку двери, Арон заглянул внутрь. В дальнем конце роскошной комнаты в викторианском стиле на кушетке, обтянутой белой парчой, восседала Элинор Дивероу. На кофейном столике перед ней поблескивал серебряный чайный сервиз. Хозяйка была все такой же, какой он ее помнил, – прямой, сухопарой, с лицом хоть и стареющим, но не утратившим следов былой красоты, разбившей немало сердец, и с огромными синими глазами, говорившими гораздо больше, чем ей хотелось бы.

– Миссис Дивероу, рад видеть вас снова!

– Я испытываю те же чувства, мистер Пинкус. Присаживайтесь, пожалуйста.

– Благодарю вас! – Арон прошел по огромному, стоившему бешеных денег восточному ковру и опустился в обитое белой парчой кресло справа от дивана, на которое миссис Дивероу указала кивком аристократической головы.

– Я поняла по безумному смеху, доносившемуся из холла, – заметила гранд-дама, – что вы встретили кузину Кору, нашу горничную.

– Вашу кузину?

– Если бы не это, она не осталась бы в доме и пяти минут. Богатство налагает некоторые обязательства и в сфере семейно-родственных отношений, разве не так?

– Да, мадам, noblesse oblige![12] Выражено очень точно.

– Я тоже так думаю. И желаю всей душой, чтобы никому никогда не доводилось самому следовать этому постулату. Однажды она обопьется виски, которое крадет, и с обязательством будет покончено, не правда ли?

– Вывод вполне логичный.

– Но ведь вы пришли сюда не затем, чтобы говорить о Коре?.. Позвольте предложить вам чаю, мистер Пинкус. Какой вы предпочитаете: со сливками или с лимоном, с сахаром или без?

– Простите меня, миссис Дивероу, но я вынужден отказаться: у меня простительное для старого человека неприятие дубильной кислоты.

– Вот и прекрасно! У меня как у старой женщины точно такое же отношение к ней. А посему я наполню вот эту маленькую чашечку, четвертую за сегодняшний день. – Элинор взяла с подноса, уставленного серебряной посудой, лиможский[13] заварочный чайник. – Это прекрасный, тридцатилетней выдержки бренди, мистер Пинкус, и уж его-то кислота никому не пойдет во вред. Я сама мою эти чашки, чтобы у Коры не возникало никаких идей на этот счет.

– Это и мой любимый напиток, миссис Дивероу, – признался Арон. – И я тоже не собираюсь вводить своего врача в курс дела, дабы и у него не возникало никаких ненужных мыслей.

Элинор Дивероу плеснула каждому по доброй порции спиртного.

– Ваше здоровье, мистер Пинкус! – провозгласила она, поднимая чайную чашку.

– A votre sante[14], миссис Дивероу, – отозвался Арон.

– Нет-нет, мистер Пинкус, при чем тут французский? Хотя фамилия «Дивероу», возможно, и французского происхождения, но предки моего мужа переселились в Англию еще в пятнадцатом веке. Вернее, их взяли в плен во время битвы при Креси[15], но они прижились в Англии. Мало того, собрали свои собственные дружины и были посвящены в рыцари. И придерживаемся мы англиканского вероисповедания.

– Так что же я тогда должен сказать?

– А как насчет «Выше хоругви!»?

– Это уже что-то из области религии?

– Вот мое мнение насчет всего этого: если вы убеждены, что господь бог с вами, значит, так оно и есть. – Отпив по глоточку, они поставили свои чашечки на изящные блюдца. – Хорошее начало, мистер Пинкус! А теперь перейдем к тому, что нас больше всего тревожит, – к моему сыну. Согласны?

– Думаю, это было бы весьма разумно, – кивнул Арон, поглядывая на часы. – Сэм должен бы уже отбыть на совещание в связи с особо сложной тяжбой, которое наверняка продлится не один час. Но, как признали мы оба во время нашей беседы по телефону, в последние несколько месяцев его поведение частенько бывало непредсказуемым, и поэтому ему ничего не стоит в любой момент покинуть зал заседания и уехать домой…

– Или отправиться в музей, в кино или, да простит меня господь, в аэропорт, чтобы улететь бог знает куда, – перебила Элинор Дивероу. – Я достаточно хорошо осведомлена о неожиданных, необъяснимых выходках сына. Вернувшись две недели назад из церкви, я обнаружила на кухонном столе записку, в которой он сообщал, что уходит и позвонит мне чуть позже. И во время обеда Сэм действительно позвонил. Из Швейцарии.

– Наши впечатления совпадают до боли, поэтому не буду отнимать у вас время, пересказывая вам все случаи, которые наблюдали и я сам, и другие у меня в офисе.

– Моему сыну грозит потеря места, мистер Пинкус?

– Нет, миссис Дивероу. Во всяком случае, что касается меня, то я этого не хотел бы. Я слишком долго и тщательно искал себе преемника, чтобы так легко от него отказаться. Но было бы совсем нечестно с моей стороны уверять вас, что меня устраивает сложившийся к настоящему времени status quo[16]. Совсем напротив: данная ситуация неблагоприятна и для Сэма, и для фирмы.

– Я с вами полностью согласна. Но что можем мы сделать? И что я могу сделать?

– Рискуя посягнуть на частную жизнь Сэма, я все же, руководствуясь исключительно любовью к нему и стоящими передо мной профессиональными задачами, преследующими самые возвышенные цели, спрашиваю, не могли бы вы рассказать мне что-либо, что пролило бы свет на становящееся все более загадочным день ото дня поведение вашего сына? Уверяю вас, все останется в строжайшей тайне, как это принято во взаимоотношениях между клиентом и адвокатом, хотя я никогда не посмел бы претендовать на роль вашего поверенного.

– Милый мистер Пинкус, несколько лет назад мне и в голову не пришло бы просить вас выступить в этой роли. Но если бы у меня была надежда собрать достаточную для оплаты ваших услуг сумму, я бы не поскупилась на деньги из тех, что причитались моему мужу после его кончины.

– Что вы имеете в виду?

– Видите ли, Лансинг Дивероу помог многим своим коллегам открыть весьма прибыльные предприятия, оговорив для себя право на получение определенной, хотя и довольно скромной, доли дохода после возмещения первоначальных затрат. Когда он умер, лишь некоторые из них, самые порядочные, сочли нужным выполнять условия подобных соглашений.

– Простите, но о каких соглашениях идет речь? В устной или письменной форме?

– Лансинг не отличался особой аккуратностью при ведении дел. И все же с тех времен сохранились протоколы заседаний, записи бесед и прочее в том же духе.

– У вас есть их копии?

– Конечно. Правда, мне говорили, что они не представляют никакой ценности.

– И ваш сын того же мнения?

– Я никогда не показывала и не покажу ему этих бумаг. У него было довольно тяжелое во многих отношениях отрочество, что и повлияло, вероятно, на формирование его характера. Так зачем же вновь бередить старые раны?

– Когда-нибудь мы займемся этими «не представляющими никакой ценности» бумагами, миссис Дивероу, но сейчас давайте вернемся к тому, что больше всего интересует нас в данный момент. Не знаете ли вы, что произошло с вашим сыном в армии? Нет ли у вас каких-либо соображений на этот счет?