Дорога в Омаху - Ладлэм Роберт - Страница 22

– Ни слова! Коровы у нас еще есть, но не буйволы, и я нигде не видел орлов, кроме как в зоопарке в Омахе.

– Но что лес есть, это-то ты признаешь?

– Ну, лес, может быть, и есть, но не помню, чтобы там были огромные деревья.

– Черт бы тебя побрал, сынок, замани их в лес, и все! О’кей?

– А по какой тропе их направить? Они все хорошо видны, но некоторые лучше других: прошел этот чертов туристский сезон.

– Ты подсказал мне идею, паренек! – воскликнул Повелитель Грома. – Придумал! Скажи им, чтобы они разделились, если хотят побыстрее разыскать вождя. И что тот, кто увидит его, покличет остальных, дорожки ведь не настолько уж удалены одна от другой.

– Идея твоя мне не по душе. Поскольку тебя в лесу не будет, они попросту заблудятся.

– Надеюсь на это, сынок, надеюсь.

– На что на «это»?

– Учитывая характер этого предприятия, противник использует неординарную стратегию. В этой неортодоксальности, черт подери, нет ничего плохого, я и сам не раз прибегал к подобным приемам. Но это не имеет никакого смысла, если не содействует дальнейшему продвижению вперед. В сложившейся ситуации лобовая атака наилучший выход для наших недругов. Но они почему-то предпочитают обходить нас с флангов да палить из пушек дерьмом.

– Ты снова не понял меня, вождь, – заметил собеседник.

– Итак, этнографы ищут следы великого племени? – иронизировал Повелитель Грома. – Дикарей с берегов реки Шенандоа[33], поставленных под власть британской короны Уолтером Рейли? Неужто ты и впрямь поверил во всю эту чепуху?

– Ну, я полагаю, что такое возможно. Уопотами пришли откуда-то с востока.

– Из долины Гудзона, а не Шенандоа. Вероятно, их сумели прогнать могауки, потому что те не знали земледелия и скотоводства и не выходили из своих вигвамов, если шел снег. Они не были великим племенем. Они были неудачниками с первого же дня и до тех пор, пока не добрались в середине восемнадцатого века до берегов реки Миссури, где и обрели свое подлинное призвание: сперва занимались вымогательством, а потом – совращением белых поселенцев.

– И ты все это знаешь?

– Не много найдется в истории твоего племени, чего бы я не знал. Нет, сынок, за этой тайной операцией определенно кто-то стоит, и я собираюсь выяснить, кто это. А теперь за работу. Отправь-ка их в лес!

Прошло двадцать три минуты, и участники поисковой экспедиции Хаймана Голдфарба двинулись по четырем разным тропинкам в глубь лесной чащобы. Разделиться они решили потому, что сведения, полученные ими в лавочке сувениров, были крайне неопределенны и противоречивы. Толпа орущих скво повела грубыми голосами дебаты о том, какая из тропинок может привести гостей к вигваму великого вождя Повелителя Грома, чья обитель приравнивалась, по-видимому, к раке святого.

В течение же последующих сорока шести минут все четверо угодили поочередно в засаду. Трое из них со вставленными в рот кляпами из фальшивых бобровых шкур были привязаны по рукам и ногам к толстоствольным деревьям. Поверженным противникам доверительно сообщили, что они могут рассчитывать на быстрое освобождение, но только до тех пор, пока не вытащат каким-либо образом изо рта кляпы и не закричат. Ибо в данном случае гнев угнетаемого, нещадно эксплуатируемого народа падет на их головы, причем буквально, поскольку со скальпами им придется расстаться.

С каждым, естественно, обошлись во время пленения соответственно его поведению и полу. Английская леди оказалась существом куда более разумным, чем ее спутник, попытавшийся опрометчиво применить какой-то восточный приемчик, что окончилось вывихом его левой руки в локтевом суставе. Коротенький сопящий американец понадеялся, что ему удастся снять потихоньку с плеча короткоствольный армейский автомат, а в результате растянулся на земле со сломанными ребрами. Однако самую тяжкую участь вождь Повелитель Грома – урожденный Маккензи Лохинвар Хаукинз, хотя его второе имя обычно вычеркивали из деловых бумаг, – уготовил четвертому лазутчику. Хаук всегда считал уместным приберечь самый мощный удар для последней атаки. Нельзя же было рассчитывать взять Роммеля[34] в первом же выступлении против Африканского корпуса[35]: такого просто не бывает.

Хаукинзу предстоял поединок с верзилой, мозги которого, судя по всему, находились в обратной пропорции к его росту. В соответствии с хорошо проработанным планом единоборства с мужчиной вдвое моложе себя Хаук ловко уклонился от удара и тут же вонзил выставленные вперед твердые, словно камень, пальцы в живот супостата: по запаху, исходившему изо рта противника, он заранее определил, что это подействует. И действительно, из горла разведчика взметнулся вверх фонтан индейской пищи. Воспользовавшись этим, Мак завернул амбалу руку за спину, что и завершило схватку.

– Имя, звание и твой номер, солдат?!

– О чем вы? – выдавил из себя между двумя рвотными позывами лазутчик, окрещенный службой охраны Повелителя Грома Быком.

– Я требую, чтобы ты назвал свое имя и сообщил, на кого работаешь. Ну, живее!

– У меня нет никакого имени, и я ни на кого не работаю.

– Ложись брюхом вниз!

– Черт бы вас побрал, имейте сострадание!

– С какой стати? Разве ты не пытался вырвать сердце из моей груди? И в том, что угодил в переделку, ты сам виноват, солдат.

– От земли так скверно пахнет!

– Не так плохо, как ото всех вас, четверка клоунов. Делай что приказывают: ты у меня в плену.

– Там мокро… Хорошо, хорошо, меня зовут Заступом!

– Как кличка сойдет. Кто твой командир?

– О чем вы?

– На кого ты работаешь?

– Да вы что, спятили?

– Хорошо, солдат, придется тебе расстаться с остальным содержимым твоего желудка… Ну и как, нравится тебе наша жратва? Если «да», то жри это снова, ты, почитатель краснокожих.

– Иисусе, жрите это сами! Я ничего не должен бы вам говорить. Но вы сами назвали «Краснокожих»!

– Опять за свое, мурло?

– Он играл за них! За «Краснокожих»… Дайте же встать, Христа ради!

– Играл за краснокожих? Говори яснее, ты, чистильщик нужников! Что за чушь пытаешься мне подсунуть?

– Неужто так трудно понять? Ведь вы были так близки к истине, когда упомянули о «Краснокожих»! Пока он находился на поле, остальной команде нечего было делать. Он не нуждался в других защитниках. Срывался с места и несся вперед, сбивая с ног нападающих из «Намата»! Прямо еврейский Геркулес какой-то.

– Нападающие… «Намат»… Краснокожие… О господи, это же так ясно: речь идет о футболе! Ну, и кто же такой Геркулес?.. Был только один защитник подобного рода во всей истории Национальной футбольной лиги – Хайми Ураган!

– Я ничего не говорил! Это вы сказали!

– Ты, солдат, не имеешь ни малейшего представления о том, что я сказал, – тихо произнес Хаук скороговоркой. Освобождая этого быка человеческой породы от веревок, которыми прикрутил он своего пленника к дереву, генерал бубнил хрипло себе под нос: – Золотой Голдфарб…[36]. Ведь это я завербовал этого сукина сына, когда служил в Пентагоне!

– Что вы сделали?

– Ты никогда ничего не слышал об этом, Заступ! Поверь мне: никогда ничего не слышал! Мне необходимо тотчас бежать отсюда! Я пришлю кого-нибудь за вами, идиотами, но ты… ты никогда ничего не говорил мне, понял?

– Конечно! Но я был бы счастлив услужить вам, мистер великий вождь индейцев!

– Надо уладить одно дельце, сынок, так, пустячок, впереди же нас ждут большие свершения. Ударим же по нежному воздыхателю с самой чувствительной во всем этом Городе Чудес нервной системой!.. Золотой Голдфарб, так вот оно что… Мне немедленно нужен мой поверенный, и я знаю, где находится эта неблагодарная скотина!

Винсент Манджекавалло, директор Центрального разведывательного управления, смотрел на телефонную трубку в своей простертой руке с таким видом, будто сей неодушевленный предмет был носителем заразной болезни. Когда истерический голос на линии умолк, поскольку его обладатель нуждался в глотке воздуха, главный разведчик страны резко приставил трубку к уху и произнес спокойно и мрачно: