Близнецы-соперники - Ладлэм Роберт - Страница 19

– Говорите, Спейн?

– Да, сэр. Насколько могу судить, она служит в войсках противовоздушной обороны. Это серьезные люди.

– Спасибо, – сказал Витторио, вежливо давая понять, что разговор окончен. – Я подожду машину.

– Конечно. Если мы можем еще что-то сделать для вас, пожалуйста, не стесняйтесь, обращайтесь к нам.

Администратор отвесил поклон и удалился. Фонтини-Кристи посмотрел на женщину. Она взглянула на часы и опять погрузилась в чтение газеты.

Он сразу вспомнил фамилию Спейн, а вспомнив фамилию, вспомнил и того, кто ее носил. Это было одиннадцать, нет, двенадцать лет назад: он поехал с Савароне в Лондон, чтобы присутствовать на переговорах отца с «Бритиш-Хэвиленд» – это было частью его делового обучения. Ему представили Спейна в отеле «Лез Амбассадор» как-то вечером: это был молодой парень всего года на два-три старше самого Витторио. Он нашел англичанина забавным, но в общем довольно скучным субъектом. Спейн был типичным сыном Мейфера,[6] из тех, что вполне довольствуются плодами трудов своих предков, не привнося ничего своего, кроме разве что умения разбираться в беговых лошадях. Отцу Спейн не понравился. Об этом старый Фонтини-Кристи не преминул сообщить старшему сыну, что, естественно, побудило сына завязать знакомство.

Знакомство, оказавшееся очень кратким. Витторио вдруг вспомнил почему. То, что он не сразу вспомнил, доказывало, что он и впрямь выбросил ее из головы – не эту женщину, сидящую в вестибюле гостиницы, а свою жену.

Его жена тоже приехала с ними в Англию тогда, двенадцать лет назад, ибо старик Фонтини-Кристи считал, что ее присутствие окажет благотворное влияние на его своевольного сына. Но Савароне не знал свою невестку, позднее – да, узнал, но не тогда. Пьянящая атмосфера Мейфера в самый разгар сезона закружила ее.

Его жена увлеклась Спейном, то ли она его соблазнила, то ли он ее. Витторио не обращал внимания, он сам был занят.

Вот тогда-то и произошла эта неприятная стычка. Посыпались взаимные упреки, и голубые глаза сердито смотрели на него.

Витторио пересек вестибюль и остановился у кресла. Бывшая миссис Спейн подняла на него взгляд. В ее глазах мелькнуло сомнение, словно она силилась вспомнить. Но потом она вспомнила, и сомнения не осталось, зато появилось презрение, которое так живо сохранила его память. Их взгляды встретились на секунду – не больше, и она вновь опустила глаза на газетные строчки.

– Миссис Спейн?

Она взглянула на него:

– Моя фамилия Холкрофт.

– Мы знакомы.

– Да. Вы Фонтини… – Она замолчала.

– Фонтини-Кристи. Витторио Фонтини-Кристи.

– Да. Это было давно. Простите меня, но я очень занята сегодня. Я жду одного человека, и у меня больше не будет возможности просмотреть газету. – Она обратилась к «Таймс».

Витторио улыбнулся:

– Вы ловко меня осадили.

– Это не сложно, – сказала она, не поднимая глаз.

– Миссис Холкрофт, это было очень давно. Поэт сказал: ничто так не способствует переменам, как годы.

– Поэт также сказал: «Может ли барс переменить пятна свои?» Я в самом деле очень занята. Всего хорошего.

Витторио уже собрался откланяться, как вдруг заметил, что у нее чуть дрожат пальцы. Миссис Холкрофт чувствовала себя не столь уж уверенно, как пыталась показать своим надменным видом. Он и сам не знал, почему не ушел, – ему ведь надо было побыть одному. Воспоминания о белом свете и смерти жгли, он не собирался их с кем-то делить. С другой стороны, ему хотелось поговорить. С кем угодно. О чем угодно.

– Принимаете ли вы извинения за мальчишество двенадцатилетней давности?

Лейтенант войск противовоздушной обороны взглянула на него.

– Как ваша жена?

– Она погибла в автомобильной катастрофе десять лет назад.

Она не отвела взгляд, но враждебность прошла. Она смущенно заморгала.

– Извините.

– Это мне надо извиниться. Двенадцать лет назад вы ждали объяснений. Или утешения. А у меня не было ни того, ни другого.

Женщина позволила себе слегка улыбнуться. В ее голубых глазах затеплилось – только ли затеплилось? – расположение.

– Вы были таким самоуверенным молодым человеком. Боюсь, тогда я могла показаться бестактной, невыдержанной. Но сейчас изменилась.

– Вы были выше тех глупых игр, в которые мы играли. Мне следовало бы это понять.

– Это обезоруживающие слова… И, думаю, мы уже достаточно обсудили этот предмет.

– Не хотите ли вы с мужем поужинать со мной сегодня, миссис Холкрофт? – Витторио услышал свои слова, но не был вполне уверен, что произнес их. Они вырвались у него совершенно неожиданно.

Она не сразу ответила, внимательно глядя на него:

– Вы и в самом деле этого хотите?

– Конечно. Я уехал из Италии в спешке, за что должен благодарить ваше правительство, равно как за эту одежду – ваших соотечественников. Я не был в Лондоне несколько лет и почти никого здесь не знаю.

– Вы меня заинтриговали!

– Простите?

– Ну, вы же сами говорите, что покинули Италию в спешке, что на вас одежда с чужого плеча. Возникают вопросы.

Витторио задумался и сказал тихо:

– Я был бы вам признателен за понимание, которого не хватило мне десять лет назад. Я бы предпочел, чтобы вы не задавали мне никаких вопросов. Но я хочу тем не менее поужинать с вами. И с вашим мужем тоже, разумеется.

Она выдержала его взгляд, с любопытством глядя на него. На ее губах заиграла мягкая улыбка: она приняла решение.

– Спейн – фамилия моего бывшего мужа. Холкрофт – моя девичья фамилия. Джейн Холкрофт. Я поужинаю с вами.

Их разговор прервал швейцар «Савоя»:

– Синьор Фонтини-Кристи, ваш лимузин у дверей.

– Спасибо, – ответил он, не сводя глаз с Джейн Холкрофт. – Я сейчас выйду.

– Слушаюсь, сэр. – Швейцар поклонился и ушел.

– Можно мне заехать за вами? Или послать за вами машину?

– Сейчас надо экономить бензин. Я сама доберусь сюда. В восемь?

– В восемь. Arrivederci.[7]

– До встречи.

Он шел по длинному коридору Адмиралтейства в сопровождении флотского капитана Нейланда, который встретил его внизу у входа. Нейланд был человек средних лет, военный до мозга костей, невероятно довольный собой. А может быть, он просто недолюбливал итальянцев. Несмотря на то что Витторио свободно говорил по-английски, Нейланд отвечал простейшими фразами, повышая голос, словно обращался к умственно отсталому ребенку. Фонтини-Кристи был уверен, что Нейланд не вслушивается в то, что ему рассказывают; человек не может слышать о преследовании, смерти, побеге и ограничиваться банальностями вроде: «Да что вы говорите?», «Неужели?», «В Генуэзской бухте в декабре, должно быть, штормит?».

Пока они шли, Витторио мысленно сравнивал свое раздражение на Нейланда с благодарностью старому Норкроссу с Сэвил-роу. Капитан Нейланд его разочаровал, зато Норкросс выказал чудеса сноровки. Старый портной одел его с головы до ног в считаные часы.

Мелочи, сосредоточиться на повседневных мелочах…

Но главное – сохранять сдержанность на грани ледяного равнодушия, встречаясь с кем угодно из Пятого управления разведки. Сколько еще предстоит узнать, понять! Столь многое вне его разумения. Холодно пересказывая события кошмарной ночи в Кампо-ди-Фьори, нельзя позволить страданию ослепить себя: рассказывать нужно сдержанно, недоговаривая.

– Сюда, старина, – сказал Нейланд, указывая на массивную резную дверь, которая уместнее смотрелась бы в старинном аристократическом клубе, нежели в военном ведомстве. Капитан толкнул тяжелую дверь с медной ручкой, и Витторио вошел.

Ничто в громадной комнате не противоречило впечатлению о богато обставленном клубе. Два гигантских окна выходили во внутренний двор. Все здесь было массивным и пышным: портьеры, мебель, лампы и даже трое мужчин за огромным красного дерева столом посреди комнаты. Двое были в мундирах – погоны и орденские планки свидетельствовали об их принадлежности к высшим чинам, неизвестным Фонтини-Кристи. Во внешности человека в штатском было нечто лукаво-дипломатическое. Впечатление довершали нафабренные усы. Такие люди появлялись в Кампо-ди-Фьори. Они говорили тихо и веско, как правило, двусмысленно; они любили неопределенность. Человек в штатском восседал во главе стола, офицеры сидели по обе стороны от него. У стола стоял один свободный стул – явно для него.