В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович - Страница 97

Солдаты охотно принимали деньги, а на монетах, как нарочно, было вычеканено: «Марк Аврелий Антонин Император» – официальные имена Каракаллы.

Антиохия кипела как в котле. По-прежнему Маммея вела деятельную переписку с философами, беседовала с друзьями, обсуждала догмат о воскресении мертвых и посылала в Антиохию, Пергам, Ефес и Лаодикею Фригийскую подарки влиятельным епископам христианских церквей. Сын Макрина Диадумениан, девятилетний цезарь и соправитель, готовился к своей печальной участи…

Уже нельзя было откладывать далее мой отъезд в Томы. Из Антиохии мне надлежало направиться в Селевкию и взойти там на корабль «Навсикая», который должен был отплыть в ближайшее время в Понт Эвксинский. Однако я еще имел случай столкнуться с жизнью тех, кто правил Римом.

Это произошло в той же Антиохии. Вергилиан, узнав, что я буду в отдаленном конце города, где в великолепном доме временно пребывала семья Макрина, просил меня передать Целианию, воспитателю юного цезаря Диадумениана, список редкой книги Цельса под названием «Об истине». Я рассчитывал передать свиток какому-нибудь служителю и тем самым выполнить поручение, но у дверей императорского жилища неожиданно столкнулся с Филостратом.

Философ встретил меня как старого приятеля.

– Список Цельса? Советую тебе, друг, подняться во дворец и лично передать свиток почтенному Целианию. Насколько мне известно, он жаждет послать Вергилиану какое-то свое гениальное произведение.

Я не знал, как поступить. Ритор стал объяснять привратнику:

– Этот хорошо знакомый мне юноша принес книгу Целианию. Пусть он поднимется. Не опасайся ничего.

Рядом с привратником стояли стражи во главе со звероподобным центурионом, они беспрепятственно пропустили меня, и привратник даже охотно объяснил, как найти педагога. Когда я поднялся по лестнице, где по обеим сторонам стояли позолоченные статуи дискоболов и нимф, служитель равнодушно повел меня по длинному переходу в дальний конец дома.

– Подожди немного, и ты увидишь Целиания, – проговорил он, с видимым удовольствием почесывая спину, и я понял, что в доме Макрина еще нет того олимпийского воздуха, который отличает дворцы цезарей от жилищ простых смертных.

Я остался ждать, а потом от скуки подошел к окну, выходившему в перистиль, и стал прислушиваться к долетавшим до меня голосам. За розовыми колоннами приятно звенели струи фонтана. Они высоко вырывались из пасти глазастого бронзового дельфина, уже позеленевшего от влаги, и, радужно рассыпаясь мельчайшими брызгами в воздухе, падали в круглый бассейн. Под этими непрерывными потоками воды, как в жестокую бурю, в водоеме трепетал игрушечный кораблик.

Я понял, что помимо своего желания очутился на уроке римской истории. Очевидно, Целианий выбрал это место ради фонтана, так как его свежесть несколько умеряла жару. В тот день на антиохийском небе не было ни единого облачка. Маленький цезарь сидел за столом черного дерева, заваленным свитками. Подпирая кулачком белокурую голову, ребенок со скучающим видом смотрел на водомет.

К счастью, мальчик унаследовал не безобразие отца, а красоту матери. Нония Цельса была дочерью какого-то проходимца по имени Диадумен, но красотой ее восхищался весь Рим, и красавица не отказывала никому, кто добивался ее любви. Макрин, в то время заведовавший хозяйством Плауциниана, тоже попал в сети светловолосой куртизанки, и так как никто другой не пожелал на ней жениться, она вышла замуж за безобразного африканца. Благодаря развратному поведению жены Макрин высоко поднялся на общественной лестнице. На красотку обратил внимание сам император Север и вступил с нею в связь. Так началось возвышение эконома. Вскоре у Нонии родился сын, названный в честь деда Диадуменианом. У младенца были складки на лбу – единственное, что ему досталось от наружности отца, но мать уверяла, что это намек на будущую диадему, выдавая сына за плод любовных утех с императором.

Целианий оказался сухим, лысым, длиннобородым стариком с косматыми бровями. Он стоял подле своего ученика, путаясь в непривычной тоге. Слышно было, как ритор бубнил цезарю о подвигах римских мужей. Стараясь, чтобы мое присутствие не было замечено, я внимательно слушал. Уже прошло то время, когда я смущался в домах сильных мира сего. Дружба с Вергилианом многому меня научила.

Мальчик едва внимал учителю, пропуская мимо ушей его комментарии. Вергилиан рассказывал, что с тех пор, как ребенка привезли из Рима, у него отобрали все игрушки, кроме галеры, сделанной по образцу настоящей, чтобы он мог на ней изучать корабельное строение, и приставили к нему этого скучного человека с рыбьими глазами. Наверное, те мальчишки, что играют на лаодикейской дороге, босые, в коротких рубашонках, верхом на палочках, были счастливее, чем девятилетний цезарь, который должен был заучивать наизусть гекзаметры и читать Тита Ливия.

– А теперь, благочестивый цезарь, – услышал я, – не угодно ли тебе перечислить наименования легионов? Вчера ты изволил путать. Стыдно! Настанет день, ты поведешь их в Скифию или в Германию к победам, и они покроют твою главу неувядаемой славой.

Диадумениан мечтательно смотрел на галеру, но строгий учитель настаивал. Все так же подпирая кулачком голову, цезарь, может быть, вспоминал, как отец в великолепном серебряном панцире, прохладном при прикосновении, носил его на руках по рядам воинов, заклиная их любить сына, и как страшные, бородатые люди, дурно пахнувшие чесноком, медью и кожей, кричали что-то непонятное и целовали ему детские руки.

Мальчик откашлялся и тем же голоском, каким он, вероятно, декламировал Гомера, стал перечислять легионы:

– Первый Италийский, Первый Минервы, Первый Парфянский, Второй Парфянский…

– Дальше! – торопил Целианий.

– Третий Парфянский, Верный до гроба, Второй Италийский, Второй Дополнительный постоянный…

– Какие знаки у Второго Дополнительного?

– Вепрь и Пегас, – бойко ответил мальчик.

– А у Второго Италийского?

– Волчица, питающая сосцами близнецов, – с меньшей уверенностью произнес Диадумениан. И вдруг спросил: – А что такое сосцы?

– Продолжай, продолжай! – нахмурился педагог.

Мальчик вздохнул и снова стал перечислять легионы:

– Четвертый Флавиев Счастливый, Четвертый Скифский, Пятый легион Жаворонка.

– Я же тебе говорил, что такого легиона нет больше в списках римского войска. Его изрубили сарматы и захватили легионные знамена. А легион, потерявший свои орлы, перестает существовать. Еще каких легионов нет более?

– Легионов Вара.

Плачущим голосом Диадумениан продолжал:

– Девятый Триумфальный, Десятый Близнец, Двенадцатый Громоносный, что стоит в Митилене… Четвертый Марциев Победоносный.

Целианий не знал жалости. Он готовил своего воспитанника к великим подвигам и, может быть, уже мнил своего ученика Александром, а себя – новым Аристотелем. Это по его настоянию мальчику дали имя Антонин, ибо имена, даже составляющие их буквы, имеют магическое значение. Так судьба юного цезаря была соединена с плеядой великих императоров. Это имя было связано с толпами маркоманских пленников и царственной философией Марка Аврелия, с расцветом гражданской жизни и изобилием плодов в годы Антонина Благочестивого.

Сдерживая детские слезы, мальчик продолжал называть легионы:

– Пятнадцатый Аполлониев Благочестивый, Разоритель Арбелы…

К моему удовольствию, урок на этом закончился, и мне наконец удалось передать Целианию книгу, а от него получить свиток для Вергилиана, оказавшийся собственным сочинением ритора под названием «О вреде ложных верований».

Затем я поспешил оставить этот дом, чтобы больше никогда не возвращаться в него, и направился на базар с намерением купить некоторые необходимые вещи, в том числе подарки для родителей и старого Аполлодора. Для него я приобрел великолепную бронзовую чернильницу. Но не умер ли старик? – спрашивал я себя. За эти три года я получил из родного города только одно письмо; по просьбе родителей старый ритор писал, что все с нетерпением ждут моего возвращения и жаждут отпраздновать переселение в отданный нам благодаря хлопотам Вергилиана дом. Ныне разлука с близкими людьми приходила к концу.