В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович - Страница 49

Здесь будет уместно напомнить, что со времен Адриана римская тактика претерпела большие изменения. Уже давно отказались от манипулярного строя, когда легионы выстраивались в шахматном порядке. Строй упростили и боевое построение снова превратили в фалангу, в восемь рядов в глубину. Позади этой неповоротливой, но несокрушимой стены стали ставить стрелков и передвигавшиеся на колесах метательные машины. Особенность нового построения заключалась в том, что еще до непосредственного соприкосновения с противником на него можно было обрушить тучу стрел. Только метнув дротики, которые вонзались в неприятельские щиты и тем самым заставляли врагов бросать эти сделавшиеся бесполезными из-за торчавшего в них копья доспехи, солдаты вступали в рукопашный бой, обнажив короткие римские мечи. Раны, наносимые таким мечом, более тяжелым на конце, чем у рукоятки, ужасны.

О дальнейшем буду писать больше на основании рассказов других, чем по собственным наблюдениям, потому что невозможно было охватить вниманием все поле битвы. Само собою разумеется, мы с Вергилианом никакого участия в сражении не принимали. Я вернулся к нему, и, взобравшись на повозку, чтобы лучше видеть, мы с волнением ждали начала боя. Неподалеку от нас стояла когорта ветеранов. Мы отлично видели, что впереди над римским строем горделиво возвышались серебряные орлы. Птицы жадно вонзили когти в шары – символ власти Рима над всей землей, так как шар представляет собою законченность, нерушимость римских границ.

На легион неслись тысячи вражеских всадников. Уже доносились крики варваров, размахивавших длинными мечами над головой. Но в нужный момент Корнелин дал знак, и стрелки отпустили тетивы онагров и луков. На врага полетели с неприятным свистом стрелы с горящей серой – так называемые фаларики – и свинцовые шары. Сарматы в кожаных панцирях, сплошь покрытых чешуей из роговых пластинок, геты в железных шлемах с бычьими рогами и еще какие-то полуголые люди уже готовы были обрушиться на римлян, но фаларики и свинец находили свои жертвы. Видно было, как многие варвары падали вместе с конями, в невероятном смятении образуя груду тел и конских туш. Неприятельский натиск сразу же потерял свою силу. Убедившись, что римский строй несокрушим и ощетинился копьями, на которые, как известно, не бросится ни один конь, сарматы повернули вспять, и тогда из пяти тысяч грудей раздался победный клич. В упоении победы кричали даже погонщики мулов, а я не знал, радоваться мне или печалиться, потому что это означало наше спасение, но в то же время и победу ненавистного Рима.

В облаках пыли, выбиваемой подковами даже из мокрой земли, так и не доскакав до фаланги, варвары неслись по полю. Медные трубы трубили победу. Но это было только начало. За облаками пыли двигались на нас тысячи пеших воинов, и, по варварскому обычаю, даже вожди сошли с коней и, взяв в руки мечи, стали в первых рядах, чтобы служить примером для прочих. Теперь слышался не конский топот, а глухой гул тяжких человеческих шагов…

Но снова запела труба, и тысячи римских дротиков, описав плавную дугу в воздухе, обрушились на врагов. И в то же мгновение легионеры привычным движением, как один человек, с коротким лязгом металла обнажили мечи…

Метательное оружие нанесло врагу урон, но варвары снова сомкнулись и, в упоении битвы безжалостно топча раненых товарищей, двинулись на римлян.

Цессий Лонг взывал, стараясь перекричать шум сражения:

– Римские мужи!..

Варвары сражались с дикой отвагой, но всюду встречали сопротивление римлян.

Цессий Лонг, Корнелин и другие трибуны, лица которых сделались необыкновенно мужественными от медных шлемов с пучком ястребиных перьев, с подбородным ремнем, находились позади фаланги, на конях, и ничего не упускали из виду. Легионеры, невысокие воины с крепкими ногами и хорошим дыханием, по большей части являлись уроженцами Писидии и Пафлагонии, а на Западе легион укомплектовали главным образом иллирийцами. Все это были превосходные солдаты.

Но в конце концов варварам удалось прорвать римский строй. Теперь горячая битва завязалась у самых онагров, где возвышались орлы. В брешь пробивались все новые и новые враги – в кожаных панцирях, в чешуе роговых блях или в волчьих шкурах на голове; некоторые шли с обнаженными торсами, как ходят в бой воины некоторых северных племен, презирая щиты и всякое другое оружие, кроме секир.

Сам Цессий Лонг вынужден был обнажить меч, когда впервые закачался серебряный орел. Знаменосец упал. Копье вошло ему на две пяди в пах.

– Товарищи, издыхаю!.. – захрипел старый солдат, пытаясь одной рукой вырвать копье из раны, а другой цепляясь за древко знамени.

Волнение достигло своего апогея.

Орлоносец выл, как зверь. Воины знают, что от таких ран нет спасения. Но знамя подхватили другие руки.

– Орел! Орел!

Однако снова мелькнул в воздухе меч, и второй орлоносец упал на товарища. В завязавшейся схватке знамя то поднималось над битвой, то вновь падало, и вокруг него росла груда трупов.

Раненые стенали под ногами сражающихся, изрыгали проклятия и хулу на богов, но на павших никто не обращал внимания. Варвары рубились мечами и секирами, но иногда пускали в ход дубины, ножи и даже кулаки; люди душили друг друга, разрывали пальцами у врага рот или в дикой ярости старались выдавить противнику глаза. На месте битвы стоял сплошной рев. Сердце мое стучало, подобно ударам молота. На мгновение передо мной мелькнуло искаженное от напряжения лицо Цессия Лонга. Легат дышал, как выброшенная на берег рыба. Он решил пустить в ход последнюю когорту.

– Корнелин! Позови ветеранов…

Префект поскакал к старым воинам, ждавшим своего часа и уже выражавшим неудовольствие, что их не пускают в бой, когда орлам угрожает такая опасность. Старики стояли недалеко от нас.

Корнелин остановил вставшего на дыбы коня перед самым строем.

– Ветераны! Легат желает прибегнуть к вашей доблести!

Почти все почтенного возраста, со шрамами на лицах, с выбитыми в схватках зубами, знавшие, что такое хороший удар, ветераны поплевали на руки и с лязгом обнажили мечи…

Приходилось признать, что римляне выиграли сражение по всем правилам военного искусства. Когда ветераны восстановили положение и орлы снова вознеслись над строем, варвары в беспорядке отхлынули. Их зоркие глаза различили вдали, с той стороны, где находился Карнунт, блеск оружия; опасаясь, что им могут отрезать путь отступления, они поспешно покидали поле сражения, унося трупы особенно прославленных воинов. Варварская конница довольно искусно не позволяла Ацию преследовать бегущих. Но, зная, как действует на воображение варваров однообразие римского строя, легат не бросил легион в преследование беспорядочными толпами, хотя легионерам не терпелось отомстить за смерть товарищей, а двинул его вперед «пиррическим» шагом. Воины двинулись, высоко выбрасывая ноги, и со стороны казалось, что это идут не люди, а куклы.

Сарматские орды спешили к Дунаю. Видя бегство врагов, Цессий Лонг приказал трубить победу. Огромное поле огласили крики легионеров, однако изнуренные битвой, они бросались на землю, и даже приказания центурионов не могли поднять их.

Аций получил приказ занять Аррабону, и старый Лонг, вероятно, мысленно ухмылялся, представляя себе, какую физиономию состроит Лициний, когда ему доложат об этом. Но надлежало подсчитать потери. Легат снял шлем и вытер платком мокрую от пота голову.

– Корнелин! Пусть центурионы проверят людей по спискам!

Число убитых и раненых римлян было велико, но еще больше потеряли варвары, безрассудно шедшие в битву, не прикрываясь щитами. Усталые легионеры лежали на истоптанном поле рядом с трупами. Раненые стенали и взывали о помощи, хулили светлых богов. Среди них хлопотали госпитальные служители, имевшие при себе запас чистых тряпиц, какими перевязывают раны, и сосуды с освежающим питьем. Воины собирали брошенное оружие, снимали с убитых панцири, даже одежду и обувь. На поле битвы остались лежать только нагие трупы.