В дни Каракаллы - Ладинский Антонин Петрович - Страница 38

– Скоро вы там подсчитаете модии масла?

Валентий развел руками и лукаво скосил глаза на завесу:

– Ведь от этого зависят судьбы государства!

Он снова скрылся, но спустя минуту опять вынырнул из тяжелых складок и дружески поманил рукой Вергилиана. Поэт прошел под нависшей, как свод, завесой, которую почтительно придерживал над его головой Валентий. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я тоже последовал за поэтом и увидел худого бритого префекта Рима, весьма напоминавшего большую рыбину; трое скриб что-то записывали скорописными знаками под диктовку Макретиана, водившего пальцем по длинному списку. Увидев Вергилиана, он кивнул ему рассеянно, скользнул недоумевающим взглядом по фигуре юнца, каким я представился ему, и сказал хрипловатым голосом:

– Сейчас переговорим с тобой. Но сначала позволь закончить.

Он обратил нахмуренное лицо к писцам:

– Написали? Перепишите все начисто на хорошем папирусе. Здравствуй, Кальпурний Вергилиан! А где же сенатор?

– Дядя болен.

– Подагра разыгралась? У меня самого повторяются припадки. И, знаешь, неизвестно, по какой причине. То ли я съем что-нибудь неподходящее, то ли… Впрочем… Значит, ты только что вернулся из странствия. Не лицезрел ли августа?

Вергилиан рассказал, смягчая описания, о том, что произошло в Александрии.

Макретиан вытер платком потный лоб. Лицо у него было высохшее, как у мумии, которую мне пришлось видеть в одном разоренном египетском храме. Стол на львиных лапах оказался заваленным бумагами и мешочками с образцами пшеницы. По другую сторону его склонился в почтительном положении секретарий.

– Валентий, пойди и посмотри, как переписчики выполняют заданную им работу. А я пока побеседую с Вергилианом.

Секретарий и скрибы удалились.

Вергилиан знал, что для префекта Рима ничего не могло быть занимательнее разговора о его болезнях. Верный пес императора, проверявший все лично до последнего обола, всю жизнь просидевший в официях, Макретиан обладал счастливой уверенностью, что без него перестанет светить само солнце. Даже на ночном ложе, рядом со своей такой же худощавой, как и он, супругой, префект шептал цифры и подсчитывал с помощью пальцев какие-то суммы, а оставленная в пренебрежении супруга вздыхала, чего-то ждала, потом поворачивалась к мужу спиной и засыпала. Так насмешники рассказывали под портиками. Другой его слабостью была медицина. Лечился префект по всем правилам, предписанным еще Гиппократом, и верил медикам, как дельфийскому оракулу.

Он и сегодня охотно завязал беседу на эту тему.

– Здоровье? Оставляет желать лучшего. Колотье в боку и спазмы сердца. Это от волнений. Все нужно знать. Выпал ли дождь в Африке и каков улов рыбы в Понте.

Макретиан стал пространно, но короткими фразами, как все больные сердцем, повествовать о лекарствах, прописанных ему Геронтием – греческим врачом, прославившимся в те дни в Риме своим врачебным искусством. Потом посмотрел на меня:

– А кто этот юноша?

Вергилиан не знал, как объяснить мое присутствие.

– Мой молодой друг. Спас меня однажды от смерти. Сын почтенных родителей. Мы всюду вместе…

Макретиан еще раз внимательно посмотрел на меня, пожевав узким, рыбьим ртом.

– Мне нужно поговорить с тобой, Вергилиан, по очень важному делу. С глазу на глаз. А ты выйди, дружок, и подожди в приемной.

Мне ничего не оставалось, как удалиться под извиняющимися взорами Вергилиана.

Беседа поэта с префектом Рима продолжалась около часа. Когда Вергилиан, очень озабоченный, появился из-за завесы и мы стали спускаться по лестнице, он сказал сквозь зубы:

– Плохие вести, мой друг!

Я вопросительно посмотрел на него. Поэт положил мне на плечо руку.

– Ты погуляй в садах Мецената, а я поспешу к сенатору. Мне необходимо поговорить с ним. Макретиан сообщил много неприятного.

В тот день я ничего больше не узнал и отправился побродить по городу.

На другое утро я пришел к Вергилиану, чтобы по обыкновению написать для него несколько писем.

Он мрачно посмотрел на меня.

– Сегодня мне не до эпистолярных занятий.

По этим словам я понял, что поэт в плохом настроении.

– Тебе не до писем? Значит, я могу пойти в са-

ды Мецената?

– Пойди. Но не хочешь ли ты совершить со мной далекое путешествие?

– Путешествие?

– В Карнунт. Мне надо срочно ехать в этот город. И вот я спрашиваю: нет ли у тебя желания сопровождать своего друга?

В моей душе началась борьба.

– Ты же хорошо знаешь, я явился в Рим, чтобы ходатайствовать перед сенатом о важном деле. А мое прошение по-прежнему лежит у тебя на столе.

Вергилиан схватился за голову:

– Извини меня за забывчивость. Почему ты не напомнил мне? Но это не представляет большой трудности. Сегодня же я получу для тебя необходимое постановление сенатском официи. Будь спокоен! Между прочим, если ты поедешь со мной в Карнунт, то оттуда тебе проще всего попасть в Томы.

Нетрудно было сообразить, что он прав.

– Конечно, я поеду с тобой. Однако, не скажешь ли ты, в чем заключается цель твоей поездки? Что тебе сказал вчера Макретиан?

Поэт опять стал серьезным.

– Макретиан сообщил, что в Паннонии со дня на день ожидается нашествие варваров.

– А при чем тут ты?

– Я ни при чем. Но в Карнунте у дяди лежит на складах огромное количество закупленных кож. Их еще не успели. вывезти в Аквилею. Если варвары захватят эти склады, мы будем с тобой беднее любого башмачника.

Я рассмеялся, вспомнив о богатстве сенатора Кальпурния.

– Не смейся! Кожи закуплены на миллионы сестерциев. Предполагается, что август намерен набрать двенадцать новых легионов, по примеру тех трех парфянских, что создал Север. Понимаешь, сколько потребуется кожи для панцирей, щитов, обуви и всякого снаряжения! Поэтому сенатор решил не упускать удобного случая. Использовав для этой цели средства Тибуртинского банка, он закупил на все наличные деньги кожи. Одним из пайщиков банка является Макретиан. Он-то и открыл нам намерения августа относительно легионов и даже сам посоветовал подумать о коже. Но ты должен держать язык за зубами.

– Клянусь, я буду нем как рыба.

– Вчера, можешь себе представить, префект шепнул мне, что лазутчики донесли о скоплении за Дунаем больших толп варваров. Главным образом сарматов. Все было спокойно. И вдруг гром среди ясной погоды! Ты понимаешь, что будет с нами, если враги захватят Карнунт?

– Вероятно, это будет довольно неприятная история.

– Вот что произойдет. Варвары захватят кожи. Но потеря товара означала бы не только полное разорение для сенатора, следовательно, и для меня. Больше того! Когда выяснится, что на покупку кож истрачены капиталы Тибуртинского банка, вкладчики потребуют свои деньги. Многие из них влиятельные люди, сенаторы. В случае краха сам Макретиан не пожалеет дядю. Он настаивает, чтобы в Паннонию был послан доверенный человек. Пока еще не поздно. Необходимо доставить кожи в Аквилею или в другое безопасное место.

Я не очень хорошо разбирался в банковских операциях, но понял, что сенатор поступил противозаконно.

– Значит, твой дядя закупил на деньги вкладчиков кожи с намерением продать их, поделить прибыль с Макретианом, а взятые деньги вернуть потом в банк?

– Из тебя получился бы неплохой меняла, – иронически заметил Вергилиан. – А прибыль действительно получить можно немалую. Но если кожи будут расхищены, сенатору останется только повеситься. Приходится ехать в Карнунт. Макретиан разрешил мне воспользоваться императорскими почтовыми тележками. Мы полетим с тобой быстрее ветра!

По спине у меня пробежал холодок. Новое странствие! Но, так или иначе, моя участь была решена.

В сопровождении все того же Теофраста, уже предвкушавшего новые каверзы со служанками харчевен, мы поспешили в Аквилею и оттуда сломя голову помчались по Аррабонской дороге дальше на север. Макретиан предоставил в наше распоряжение коней императорской почты, и мы беспрепятственно меняли тележки, показывая смотрителям станций особый знак – бронзовый кружок с изображением бегущей лошади, у которой пышно развевался хвост на ветру. Настроение у меня было превосходное. В кожаной сумке, в которой я возил письменные принадлежности, так как неизменно выполнял при Вергилиане обязанности скрибы, лежала копия указа сенатской судебной официи об отмене несправедливого приговора и постановление о возвращении нашей семье отнятого земельного участка с домом и прочими угодьями. Откровенно говоря, меня мало волновала судьба карнунтских кож, но это предприятие давало возможность поскорее добраться до дома, и я был доволен. Огорчала только предстоящая разлука с Вергилианом, которого я полюбил за его стремление к справедливости и простое обращение с людьми, несмотря на богатство и положение приемного сына сенатора.