Дела житейские - Макмиллан Терри - Страница 17

— Я к нему не присматривался.

— Я дам ему неделю, не больше. Один срыв, и я позову тебя. Разве я не забочусь о тебе всегда, Фрэнки?

Мне хотелось сбросить с лестницы этого распроклятого Винни. Выплеснув остатки кофе на пол и перепрыгивая через четыре ступеньки, я сбежал вниз. Луи нигде не было видно. Я вышел на улицу и откусил кусок рогалика.

Было без десяти восемь, но уже стояла жара. Зора, наверное, еще спит; мне не хотелось, чтобы она сейчас меня видела. В голове была вся эта муть. Только что чувствовал себя так, словно заработал миллион, и вот — на тебе — опять на нуле. Белые умеют приложить черного мордой об стол. Я почти слышал, как издевается надо мной Пэм.

Я вернулся к себе, собрал грязное белье и отправился в прачечную-автомат. Сидя там, я читал газету. Потом поднял глаза и огляделся вокруг. Все стены были завешаны голубыми рекламками. Я отложил газету, Подошел к стене и отклеил одну из них. Какая-то бизнес-школа в Бруклине приглашала для обучения представителей меньшинств. Самые разные классы: компьютерные, бухгалтерские. Но я обратил внимание на курсы предпринимателей. Я знал, что это для меня. Они заверяли, что у них есть деньги и они гарантируют трудоустройство. Я сложил листок и сунул его в бельевую сумку. Пока сохло мое белье, я выкурил три сигареты и решил привести в порядок комнату и почистить аквариум. С тем я и отправился домой.

На все эти подвиги ушел целый день. Поскольку пылесоса у меня нет, древесную пыль и стружки можно смести только мокрой тряпкой. Собрав грязные тарелки, я отнес их на кухню, сложил в раковину, вскипятил кастрюлю воды, залил их и оставил отмокать. Это единственный способ очистить их от засохшей еды. Затем, вывалив белье на матрас, я принялся складывать его. Мало того, что все было мятое, трусы и майки стали розовыми. Опять я забыл все рассортировать, как учила меня Санди. Вот черт! Ведь все деньги трачу на майки и трусы, чтобы не носить мятое и поношенное. Особенно летом я покупаю все новое. В последний раз мои шмотки стали грязно-голубыми от джинсов. Я сунул их в ведро, вылил на них целую бутылку хлорокса и замочил на два дня. А когда стал их полоскать, они разлезлись у меня в руках. Так что теперь я остерегаюсь отбеливателей. Я сворачивал носки, когда этот листочек вывалился на пол. Я дважды перечитал его. Будь у меня телефон, я бы тут же позвонил. Я положил рекламку на туалетный столик, зажег курительную палочку, включил кондиционер и улегся на кровать.

Ну, что же дальше?

Я посмотрел на свой верстак. Чертова стенка, над которой я работал, вдруг показалась мне невыносимо безобразной. Нужно было найти более твердое дерево, я это и сам знал. Но вечно денег не хватает. Мне захотелось переломать все и выбросить на помойку, но я не мог себе этого позволить. Я довожу до конца все, что начал. Но сейчас у меня не было настроения столярничать. Я хотел одного — выпить. Я поднялся, налил себе двойного „Джека Дэниэла", врубил ящик, сделал глоток, потом еще, включил телевизор, посмотрел „Колесо чудес", выиграл машину и яхту и приготовил себе печенку с рисом. Потом поел, выпил еще и закемарил. Проснулся я от звука органа и голоса, зовущего на молитву:

— Возблагодарим нашего Господа.

За окном было еще темно, но первые лучи солнца уже пробивались. Я взглянул на часы. Пять утра. Я вскочил, сделал приседания и отжимания, принял душ, надел чистую рабочую одежду и потопал за угол за своим кофе; потом сел на автобус и покатил в „Сбывающиеся мечты".

Сегодня, хоть тресни, должен получить работу, даже если придется надрать кому-то задницу!

Около конторы уже торчали человек пятнадцать-двадцать черных и несколько пуэрториканцев. Я увидел пару знакомых физиономий.

— Как там дела, ребята? — спросил я.

— Да ничего, приятель. Как видишь.

Я вошел и записал свою фамилию и данные в книгу. Я был восемнадцатый. Может, сегодня мой номер выиграет. Парень по имени Кендрикс, который управлял этой конторой, приветствовал меня как старого знакомого:

— Фрэнки, дружище, ты опять здесь?

— Да, здесь.

Прошлую осень и часть зимы я жил неподалеку отсюда и перепробовал здесь кучу работ: они-то знали, что я, большой и сильный, не боюсь работы. Меня, конечно, предпочитали замухрышкам. Я зарабатывал прилично и мог купить своим пацанам хорошие подарки на Рождество, да еще давать сверх того пару сотен Пэм. Я даже купил себе костюм от нечего делать. Он у меня один. Нет ничего лучше, чем иметь денежки в кармане, скажу я вам. Я даже несколько сотен умудрился отложить в банк. Но к концу января, когда от холода стало невмоготу и все еле ползло, мне пришлось закрыть счет. Вот и кончилось тем, что я красил стены для Винни за пять долларов в час. Впрочем, это лучше, чем ничего.

— Рад тебя видеть, — сказал Кендрикс.

— Чего-нибудь наклевывается сегодня?

— Три-четыре места, приятель. А что у Винни?

— Все, как обычно.

— Ну ладно, сиди здесь, сейчас поедем в Манхэттен. Отель в самом центре. Думаю, для тебя там найдется работа. Голову даю на отсечение, там не больше двух черных. А тебе позарез, да?

— Угадал. Работа мне позарез нужна, приятель. Еще со вчерашнего дня.

— Выезжаем через пятнадцать минут.

Я вышел на улицу и сел на землю. Кто-то пустил по кругу бутылку, но я не стал. Мне нужна была работа. А случись что-нибудь, лучше быть трезвым. Черт побери, теперь у меня есть женщина, и я должен иметь возможность пригласить ее пообедать. Зора, конечно, из тех, которые любят бывать на людях. Я бы хотел выходить с ней — пройтись по улице, держа ее под руку. Пусть вся шантрапа глазеет на нас, а у меня будет такой вид, что все поймут: она моя. Ах, вам тоже она нравится? Но я-то хочу не только обниматься. С королевой нужно обращаться по-королевски.

Все набились в большую машину Кендрикса, а сзади тронулись еще несколько маленьких грузовичков. Рядом со мной сидел парень, который явно не чистил зубы. От его смрадного дыхания можно было окачуриться.

— Слушай, не опустишь ли немножко окно?

— Проще простого, дружище.

Я откинулся на спинку переднего сиденья:

— Кендрикс, там на какой стадии работы?

— Роют котлован.

Я снова откинулся и про себя ухмыльнулся. Такая работа, черт побери, сулит не только возможность вступить в профсоюз, но и как минимум четырнадцать-пятнадцать, а то и все шестнадцать баксов в час. И это надолго.

— И насколько вся эта шарманка? — спросил я.

— Ха, дружище, это же сорокаэтажный отелище! Года полтора по меньшей мере, но ты же знаешь, как бывает. То да се, и сроки увеличиваются.

Мы подъезжали; впереди я увидел котлован не меньше десяти метров глубиной. Он занимал целый квартал. Взрывные работы уже явно закончились. Мы тут же принялись считать работающих. Тридцать девять человек: водители бульдозеров, крановщики, автопогрузчики и еще те, кто работал ломами, топорами и лопатами, но черных и латиноамериканцев не было. А когда начнут возводить фундамент, им потребуется человек сто, а то и больше. У меня руки зудели.

Кендрикс направился к одному из белых.

— Эй, не скажете ли, где тут главный?

— А кому он нужен?

— Мне.

Тот поглядел на нашу команду, сунул руки в карманы, бросил:

— Не знаю. — И молча пошел прочь.

Мы переглянулись. Всем и без слов было ясно, что разборки не миновать, что эти сволочи, несомненно, играют в свою игру. Кто-то, должно быть, уже стукнул, и они знали, что мы приедем. Они всегда начинали эти игры, получив на лапу.

Мы пошли в обход стройки, направляясь в котлован. Там нам повстречался белый с бумагами в руках. Мы поняли, что это и есть главный. Кендрикс подошел к нему.

— Доброе утро, сэр.

— У меня нет работы. Я уже всех набрал.

— Разве я спрашивал вас о работе?

— Но вы уже готовы приступить, да?

— Нет. Я с моими людьми из конторы „Сбывающиеся мечты". Мы тут у вас насчитали тридцать девять человек и ни одного черного или латиноамериканца.