Сон в пламени - Кэрролл Джонатан - Страница 22

За кофе режиссер рассказал мне, какой характер я должен сыграть. Он не сказал ничего особенного, но говорил так убедительно и с такими красочными деталями, что у меня возникло чувство, будто где-то на свете существует настоящий мистер Карандаш, который приходится ВГ приятелем.

Первая из двух моих сцен снималась на заднем дворе одного помпезного дома в Брентвуде. Мне надлежало лишь готовить гамбургеры на пикнике и улыбаться. Мальчик, игравший моего сына, глотал огонь. Стоя перед камерой, он засовывал себе в горло факел и отрыгивал огонь, пока его отец скалился у вертела, а остальное семейство с обожанием наблюдало.

На пятый день съемок Марис разрешили посетить площадку. Ничего удивительного, что они с Вебером тут же сошлись. Он усадил ее рядом с собой, и между дублями они болтали и хохотали, как баньши. Даже люди Вебера удивлялись этому, судя по их взглядам и перешептываниям. Я был слишком занят готовкой и улыбками, чтобы что-то заподозрить, но впервые ощутил смутное беспокойство насчет нее и другого мужчины.

В перерыве на обед мы шмыгнули в уголок большого двора, чтобы перекусить наедине, но не прошло и пяти минут, как подошел Вебер и спросил, нельзя ли присоединиться и ему.

– Вебер говорит, что я похожа на единственную женщину, которую он действительно любил. Но она его не любила.

– Как это? – Я чересчур усердно вгрызся в цыплячье крылышко.

Он улыбнулся.

– Ее звали Каллен Джеймс, и кроме того, что выглядела так же великолепно, как Марис, она была чертовски верна своему мужу. Именно она подала мне идею этого фильма. Пару лет назад нам с ней довелось испытать нечто настолько необычное, что с тех пор я непрерывно думаю об этом.

Он поставил свою полную тарелку на траву и закурил.

– Каллен видела сны. Сериями – один за другим, строго по порядку, каждую ночь. И действие всегда происходило в одном и том же месте: в фантастической стране под названием Рондуа. Это что-то вроде толкиновского Средиземья, только пострашнее и безумнее. Сразу после нашего знакомства, когда я попытался увести ее от мужа, мне тоже начали сниться сны о Рондуа. Каждую ночь – как штык. Однажды мы там даже встретились. Не могу рассказать, на что это было похоже. Возьмите старую добрую ЛСД, увеличьте дозу раз в шестьдесят, и вы у входа в Рондуа. Гигантские, с двухэтажный дом, псы в шляпах-котелках, король по имени Кипучий Палец и где-то рядом даже сам дьявол. Его звали Джек Чили. Звучит как бред, но это чистая правда. Поверьте мне. Представьте, что вы вместе с кем-то смотрите один сон. Наутро вы можете обменяться впечатлениями об увиденном! Это мой единственный опыт в области сверхъестественного, но теперь я истинно верую.

– А что стало с ней? Вы по-прежнему общаетесь?

– Да. В Нью-Йорке на нее напал один сбежавший из тюрьмы убийца. Она прибила его монтировкой, когда он вломился к ней в квартиру.

– О господи!

– И это еще не все. Она клянется, что не делала этого. Говорит, что это Пепси, ее ребенок из Рондуа, явился к ней на помощь.

– Похоже, она свихнулась. Вебер энергично замотал головой.

– Нет, просто она полна магии. Когда она описала мне все, я ей поверил.

Мы с Марис переглянулись. Первой заговорила она.

– Ты веришь в магию, Вебер?

– Да. Посмотри на себя, Марис. Как это возможно в одной жизни встретить двух женщин с почти одинаковым лицом? Не говори про совпадение. Это слишком просто.

Марис посмотрела на меня и прошептала:

– Мориц Бенедикт. Вебер уставился в землю.

– Я отказался от попыток понять Господа Бога. Как Он действует. Это звучит неприятно, но когда я сегодня увидел Марис, то лишь покачал головой.

Это больше не беспокоит меня, как раньше. В колледже я специализировался на философии и религии. Я был уверен, что через них можно проникнуть в суть вещей. Через них и самостоятельные размышления. – Он махнул рукой при этом воспоминании. – Глупый студентик. Вы читали Эмерсона? Он выразил это лучше всех. Очень его люблю. «Не требуйте описаний стран, в которые плывете. Описания не раскроют их вам, а завтра вы прибудете туда и, поселившись, сами все узнаете». Вот именно. Именно так.

Вторая сцена снималась в Малибу. Мистер Карандаш устанавливает треногу во внутреннем дворике чьего-то дома на берегу моря. Открыв чемоданчик, он достает оттуда снайперскую винтовку, собирает ее и закрепляет на треноге. Мне не нравилась эта сцена, она слишком напоминала о Николасе. Я сказал об этом Веберу, но он ответил лишь:

– Вот и используй это! Покажи, как мистеру Карандашу не нравится то, чем он зарабатывает на жизнь, сделай его еще отвратительнее.

Эта сцена должна была перемежаться кадрами группы нудистов на прогулочном катере. С далматином, который бродит по палубе и обнюхивает людей и вещи. Они болтают и смеются, у них праздный сексуальный день на море. И вдруг один из них вскидывается, на груди у него большая дырка от пули, как яркая красная гвоздика. Другая пуля попадает в собаку и сшибает ее за борт.

Камера возвращается к Карандашу, снова нажимающему на курок. Он расстреливает всех на катере. Совершенно хладнокровно. Один раз он останавливается, чтобы стереть пот с век, а потом возвращается к своей работе. Когда заканчивает, снимает винтовку со штатива, упаковывает все в чемоданчик и уходит.

Сцена с людьми на катере должна была сниматься позже. Сегодня на берегу был только я с моей винтовкой.

Специалист по огнестрельному оружию показал мне, как уверенно собирать все это, не чеша в затылке. К счастью, я уже делал нечто подобное в одном прежнем фильме, так что после двух попыток легко все повторил.

Все шло прекрасно, пока я не увидел дракона. Я увидел его, когда сквозь оптический прицел винтовки глядел на море, как будто на мишень. Чудовище было далеко в море, но из-за увеличения казалось прямо у меня перед носом. Черное и длинное, оно извивалось в воде, словно играя.

На что похож морской змей? Вот что удивительно: в голове у меня была только одна мысль – как прекрасны его глаза. Совершенно женские и соблазнительные. Огромные и глубокие, фиолетовые, с медно-желтыми крапинками и даже, кажется, с длинными ресницами. Чудовище медленно повернуло голову к берегу и посмотрело на нас. Кто-то слева от меня вскрикнул. Другой завопил:

– Чтоб я пропал! Только посмотрите на это!

– Это же Лох-Несское чудище!

– Годзилла!

Я продолжал смотреть в прицел. Кто-то дернул

В меня за рукав.

– Уокер, как оно выглядит? – послышался взволнованный голос Вебера.

– Прекрасные глаза. Вы не поверите, какие прекрасные.

Я отошел в сторону, чтобы он посмотрел сам.

Вебер взглянул и тут же велел оператору направить камеру на змея.

Кто-то из съемочной группы забежал в воду, чтобы лучше видеть. Змей-дракон словно не обращал на нас никакого внимания, не проявлял ни малейшего интереса. Он изгибался, и извивался, и сворачивался кольцами в воде, один раз показав покрытый шипами хвост, который, казалось, на милю отстоял от головы.

Раньше я видел голубых китов у берегов Южной Америки, их головы были огромными, как парашюты. Я видел как грузовой самолет «Супер-Гэлакси» загородил при взлете полнеба. Колоссально, спору нет, но нынешнее чудовище, что плескалось в зеленом море в полумиле от берега, было больше их всех.

При виде его я ощутил лишь трепет и что-то вроде любовного смущения. Ни настоящего изумления, ни страха. Где-то в глубине души мы знаем, что такие чудеса бывают: они должны быть в каком-то мире, таком же многообразном и неповторимом, и лишь наука и рациональное мышление, натягивая поводья, удерживают нас в нашей реальности: раз мы не видим чудес, их не бывает.

Все это прекрасно, но двадцать человек стояли на берегу Тихого океана на исходе двадцатого века и наблюдали за тем, чего, как им твердили всю жизнь, не бывает.

Над головой затарахтел полицейский вертолет и устремился прямо к дракону. Подняв свою монументальную голову, змей невозмутимо взирал на жужжащую букашку, мигая фиолетовыми глазами. Потом море вдруг вздыбилось, как взорванный небоскреб, чудовище нырнуло и скрылось.