По ту сторону безмолвия - Кэрролл Джонатан - Страница 13

— Какое отношение это имеет к саду, мистер Аарон?

— Ха! Ежу ясно, что вы ничего не смыслите в садоводстве! Могу только сказать, что стоит женщине во время месячных подойти к огурцам — и они пропали. Верная смерть. Только и всего.

Деревья вокруг начинали желтеть. На столе, рядом с моими темными очками, стоял стакан с молочно-белым перно. Тарелки с хрустящим салатом и мягкими сырами. Мой бумажник распух от чудесных больших стофранковых купюр, которые в банке вручают пачкой с маленьким зажимом на уголке, чтобы не рассыпались. Скоро мы вернемся в номер, примем ванну, затем станем готовиться к ужину. Как лучше одеться? Не важно, я теперь знал, какова Лили под одеждой. И знал, что снова скоро войду в нее, и Лили, казалось, не меньше меня жаждала этого. Думаю, мы оба в тот первый день были так счастливы, что его можно было бы повторять снова и снова, пока не придет время покидать Францию, а мы все еще не насытились бы.

Место для начала романа было прекрасное: южная Франция упоительно долго ласкает все пять чувств. Многое из того, что там ощущаешь, может наложить на тебя отпечаток. Ибо это — земля, телесная жизнь в самом совершенном ее воплощении. Таково же и начато любви, если вам повезет. Я сказал Лили, что в обоих этих «местах» скрыта какая-то часть тайной сущности мира.

Я мог бы предложить вам пачку снимков или переключиться на показ слайдов и утомить вас картинами нашего счастья и веселья, но я опишу еще только две сцены.

Лили обожала рынки под открытым небом, и мы часто посещали их, путешествуя по сельской местности, из одной идиллии в другую. Наша взятая напрокат машина скоро оказалась нагружена ароматными эссенциями, старыми льняными платьями, сушеными провансальскими травами и лавандой. Я любил стоять рядом с Лили и наблюдать, как она роется в коробках со старыми французскими журналами или пробует, хорошо ли оливковое масло, втирая его в тыльную сторону ладони. За ту неделю она рассказала мне много забавных вещей о еде — я даже не подозревал о них и с благодарностью и рвением учился. Лили рассмеялась, когда я сказал, что ее энтузиазм вдохновляет и что она совсем не похожа на женщин, с которыми я встречался за последнее время (кроме Норы Сильвер), — они редко снимали солнечные очки, чтобы хоть взглянуть на меню.

— «Держись невозмутимо и небрежно», да? В этом плане я не очень похожа на калифорнийку, правда? У меня даже темных очков нет.

Как назывался тот городок? Я так отчетливо вижу его мысленно… Рядом — быстрая темная река. Ресторан на воде, где мы ели. Мемориальная доска, сообщающая, что здесь жил кто-то вроде Петрарки. Мы попали туда в базарный день, так что остановились перекусить и порыться на заманчивых лотках и в коробках. Речка, рынок и главная улица шли параллельно друг другу. Мы с Лили разделились — она хотела посмотреть на продукты, а я раскопал ящик старых комиксов, при виде которых алчно потер руки. Мы договорились встретиться у машины через час — долгий поцелуй, пока. Мне нравилось в Лили и то, что с ней запросто можно было на какое-то время расстаться и побродить в одиночку. Чаще даже именно она предлагала разделиться, когда мы попадали куда-то и наши взгляды устремлялись в разные стороны.

Комиксы настолько увлекли меня, что звук удара и вой несчастного животного дошли до сознания лишь спустя несколько секунд. Люди начали перекликаться, все бросились в одном направлении. Я плохо знаю французский, но разобрал «chien» и «accident».

Кроме того, стоны раздавались душераздирающие, и ошибки быть не могло: случилось что-то страшное. Я только надеялся, что пострадала собака, а не человек.

— Ohpauvre…

— II п 'est pas mort!

— Qui est la dame?

— Saispas.* [ * — Бедняжка…

— Он еще жив!

— Кто эта дама?

— Не знаю (фр.).]

Вокруг чего-то на земле полукругом стояла толпа. Я подошел сзади и увидел между спинами блестящую кровь, внутренности и прекрасную лоснящуюся черную шубу молодого пса. Задняя часть его тела была раздавлена. Рядом с псом на земле стояла на коленях Лили. Она что-то кричала по-французски, громко, чтобы перекрыть пронзительные предсмертные завывания щенка. Потом она рассказала, что просила дать шнур, проволоку — что угодно, чтобы его задушить. Я протолкался вперед и присел на корточки рядом с ней. Пес стонал и щелкал челюстями, безумно трясясь и скалясь. Он все пытался извернуться мордой к раздавленному заду. Черная шерсть. Пасть в белой пене. Моя любимая была с ног до головы в его крови.

— Макс, достань веревку или шнур. Нет, дай твой ремень!

Я понял, чего она хочет и зачем. Вытащил ремень из брюк, но сказал:

— Я сам, Лили. Отодвинься — он еще может укусить. Он уже не соображает.

Когда пес снова отвернул голову, я захлестнул ремень вокруг его шеи и изо всех сил затянул. Щенок почти не сопротивлялся, и все кончилось через несколько секунд. Он только едва слышно захрипел.

— Сильнее, Макс. Сильнее! Убей его скорее. Пожалуйста, убей.

Эта мрачная сцена запомнилась мне — и снова и снова приходила на память долгие годы — еще и тем, как Лили отреагировала на случившееся. Я помнил, как она бросилась к беременной женщине на автостоянке в тот день, когда мы познакомились. Лили бесспорно принадлежала к числу тех редко встречающихся добрых людей, чье первое побуждение — помочь всякому, кто нуждается в помощи. Но сейчас было другое. Одно дело помогать, совсем другое — избавить от мучений обезумевшее от боли, готовое броситься на тебя животное. Прагматичная, но нравственная, самоотверженная, принципиальная, хорошая мать, обладающая чувством юмора, и… настоящее пламя в постели… Да, вот оно. Лили Аарон явилась для меня даром Божьим. Я знал, что должен сделать все, что в моих силах, чтобы завоевать ее.

Во Франции произошла еще одна сцена, хотя, впрочем, скорее история, чем сцена. История, которую я рассказан Лили, когда мы летели обратно в Лос-Анджелес. Но, пожалуй, ее я расскажу чуть позже. Пусть эта часть закончится на смерти и надежде. На реальной возможности счастья. Вот мы с Лили вместе смотрим в маленький круглый иллюминатор самолета на мир внизу. Мир, который стал бы нашим, если бы не ребенок.

Часть вторая. СИНЕГЛАЗЫЕ ВОРОНЫ

Мэри как-то рассказала мне об одной супружеской паре, которая поехала в отпуск в Таиланд. Они шли по улице какого-то городка и увидели маленького щенка, лежащего на земле. Щенок был прелестный, но бездомный, и муж и жена поняли, что, если не спасут его, он погибнет. Так что они его подобрали и как-то провезли с собой домой. В Америку.

Щенок подрос и стал настоящим очаровашкой — ласковым и милым. Любил сидеть у хозяев на коленях, когда они смотрели телевизор. Но еще у них жила кошка, которую пес ненавидел и всегда гонял. Как-то раз кошка исчезла, а потом муж обнаружил косточки или что-то в этом роде возле собачьей подстилки.

— Брось! Собака съела кошку?! С шерстью и со всеми делами?

— Погоди, дальше будет еще круче. Песик сожрал кошку, с шерстью и со всем прочим, и это заронило в душу хозяев маленькое такое подозрение. И они отвели собаку к ветеринару — боялись, что она может скушать еще кого-нибудь по соседству. Ветеринар глянул на нее разок и сказал: «Это не собака. Не знаю, что это такое, но только не собака».

— А кто же? И что сделали хозяева?

— Отнесли в зоопарк. И знаете, что там выяснилось? Песик оказался крысой. Гигантской сиамской крысой — так, кажется, они называются.

— Они держали в доме крысу?!

— Гигантскую сиамскую крысу.

— И что же они с ней сделали?

— Усыпили.

Линкольн повернулся к матери и спросил:

— То есть они ее убили?

— Да, милый. Слушай, Макс, это правда?

— Мэри говорит, что да.

Было воскресенье, зима. Мы все втроем сидели в пижамах за кухонным столом, каждый читал свой раздел газеты.