Против течения - Картленд Барбара - Страница 38

— Я бы хотела побольше знать о его взглядах.

— Он с вами об этом не говорит? — Энн покачала головой. — Очень похоже на Джона. Чрезвычайно скрытен. Всегда трудно определить, что он думает. Полагаю, это качество необходимо для человека, занимающего высокое положение. Но одно могу сказать вам абсолютно точно: Джон чудесный друг.

— Рада этому, — ответила Энн, стараясь говорить естественно. — Возможно, ему повезло, что вы работаете с ним.

Доусон бросил на нее быстрый взгляд, затем сказал импульсивно, словно у него не было времени подобрать слова:

— Хотел бы я, чтобы вы этого не говорили.

В его голосе было столько чувства, что Энн удивленно посмотрела на него. Потом она поняла, поскольку привыкла с самого детства общаться с людьми, которых одолевали тревоги, беспокойства, болезни, поняла, что у Доусона тяжело на душе, очень тяжело. И все, что было в ней отзывчивого, материнского, поднялось волной, и собственные тревога были забыты.

— Вы не хотите сказать мне, что вас беспокоит? — спросила она.

— Как вы догадались, что я обеспокоен? — спросил Доусон и тут же добавил: — Ну конечно, вы знаете. Могу ли я быть нескромным и попросить вашего совета?

— Почему же нет? — сказала Энн. — Давайте сядем и устроимся поудобнее.

Она прошла по комнате и Доусон последовал за ней.

— Мне не надо было так говорить с вами, — сказал он. — Я не должен был будоражить вас своими проблемами. Но почему-то, как я только что сказал, я чувствую, что знаю вас очень хорошо. Ваше имя вспоминалось каждый раз, когда близнецы что-то видели или слышали: «Энн сказала бы это, Энн говорила нам это», и наконец я хорошо узнал вас. Для меня было почти потрясение, когда вы вошли в комнату сегодня, и я понял, насколько вы молоды. Ведь я думал о вас как о маленькой матери чуть ли не всего мира, и уж в крайнем случае тех людей, с которыми вы общались.

— Разве возраст играет роль в этих делах? — спросила Энн.

— Не думаю, что играет, — ответил Доусон, — и вот поверите ли вы мне, что в эту минуту я чувствую себя моложе и более потерянным, чем Энтони, и нуждаюсь в совете и помощи почти так же, как он?

— Расскажите мне, в чем дело, — предложила Энн.

— Дело вот в чем, — начал Доусон. — Я получил возможность стать кандидатом в парламент от округа Южный Лондон. Людей там я знаю хорошо. Я вел клуб для мальчиков в самой тяжелой части города свыше шести лет. Я работал с беднейшими из бедных и знаю их трудности. И вот они хотят включить мое имя в списки для дополнительных выборов, которые пройдут через два месяца. Нынешний их представитель уходит в отставку из-за болезни.

— И конечно, вы согласитесь? — сказала Энн.

— Должен ли я? Вот в чем проблема. Прежде всего, я должен объявить Джону, что я оставляю его, а во-вторых, что мои взгляды противоположны его взглядам. Это может вам показаться ненормальным, — сказал он, когда увидел удивление на лице Энн, — но, хотя я восхищаюсь Джоном, хотя люблю его как старшего брата, я не разделяю его точки зрения. Я всегда был неудачником, и предполагаю, что смотрю на мир с позиции неудачника. Я никогда не говорил Джону, что у меня нет симпатии к его политической вере, к его идеям и идеалам. Я делал все, что мог, чтобы помочь ему, и служил ему, надеюсь, лояльно. А теперь у меня не хватает духу сказать ему правду. Я не думаю, что он будет возражать, но в то же время никто из нас не может остаться безразличным к тому, что человек, которому мы помогли, стремится к независимости, да еще высказывает мнения, противоположные нашим.

— Не думаю, что Джон может возражать против этого! — воскликнула Энн, затем спросила: — Но ведь это еще не все?

— Да, есть еще кое-что, — ответил Доусон. — И это очень трудно выразить словами. Мое желание покинуть Джона и обрести независимость звучит альтруистически, но сюда приплетается еще и честолюбие. Я очень честолюбив. Я хочу добиться успеха, и добиться быстро… ну, потому что я люблю. Я должен добиться успеха. Место, которое мне предложат, — вне всякого сомнения, мое спасение. Нынешний член парламента принадлежит партии Джона, а не моей, и если я провалюсь на выборах — мне конец. Я должен буду использовать если не все, то часть своих сбережений. Джон не сможет взять меня обратно, даже если захочет. Мне придется начинать сначала — потеряв все.

— Включая девушку, которую вы любите. Но она, наверное…

Доусон вздохнул:

— Она меня не любит. То есть любит, но не настолько, чтобы быть со мной сейчас или в будущем, если я провалюсь. Единственная возможность, но возможность, в которую я верю, — что она придет ко мне, если я буду иметь успех. Если я однажды попаду в этот круг, я верю, что получу признание. У меня достаточно уверенности, что я должен выиграть, но правильно ли я выбрал момент для риска? Поставить все на одну карту, потерять положение, репутацию и ее, если я провалюсь? Вот что не дает мне покоя, Энн. И если вы можете дать правильный ответ на мои вопросы, ну тогда я буду благословлять вас всю жизнь.

Энн раздумывала минуту, затем мягко спросила:

— Чувствуете ли вы, что если будете представлять тех людей, с которыми работали, вы сможете помочь им и что эту работу сможете делать хорошо?

— Я знаю, что смогу, — сказал Доусон с силой, — это единственное, в чем я уверен. Это тоже возможность всей жизни — и одновременно я спрашиваю себя, по карману ли мне это?

Энн улыбнулась ему.

— Ответ на этот вопрос я знаю, — сказала она. — Я помню, несколько лет назад моему отцу задавали тот же вопрос, и он ответил: «Никогда не давайте деньгам преградить путь возможности».

— Он был прав! — сказал Доусон. — Конечно, он был прав, и все же, если быть честным перед вами, я знаю, что такое правильный выбор, но… я боюсь.

— Разве все мы не боимся чего-то? — ответила Энн. — И разве это не оттого, что не имеем веры? — Произнося эти слова, она чувствовала, что они пришли из другого источника, а не родились в ее голове.

Доусон смотрел на нее, поглощенный этой мыслью.

— О! «Если вы будете иметь веру хотя бы с горчичное зерно», — медленно сказал он. — Как это верно для многих из нас! Спасибо, Энн, вы уничтожили мои сомнения.

— Вы сделаете это?

— Сделаю.

— Тогда, я уверена, вы победите, — сказала Энн. — Если приложить достаточные усилия, можно добиться всего, чего хочешь.

— Вы верите в это?

— Когда я говорю о ваших проблемах, верю, — ответила Энн. — Но когда речь идет о моих, я тоже боюсь.

Он просто протянул ей руку, и она положила свою в его ладонь.

— Спасибо, — сказал он. — Близнецы заставили меня поверить, что вы чудесный человек. Теперь я знаю, они были правы.

— А девушка, которую вы любите? — спросила Энн.

— Возможно, вера поможет мне и здесь, — сказал он. — Глубоко в душе я знаю, что бы она ни говорила, чтобы ни делала, мы по-настоящему принадлежим друг другу. Каждый день в последние два года я был готов услышать, что потерял ее, но она свободна до сих пор, и, пока она свободна, я буду надеяться. Возможно, мы оба ослеплены тем же самым, оба испуганы, потому что верили, что деньги так важны. Я часто разуверял ее в этом, но и сам попал в тот же капкан. Вы показали мне выход.

— Я дала бы ей возможность бороться вместе с вами, — сказала Энн. — Возможно, это то, чего она ждет: чтобы вы были решительным.

Доусон вздохнул:

— Если бы ее знали так же хорошо, как знаю я… — Он замолчал, посмотрел в сторону, затем снова на Энн: — Я вам сказал уже так много, Энн, что, возможно, вам стоит узнать остальное. Это не принесет вреда. Вы знаете девушку, которую я люблю.

— Знаю ее?

— Да. Это Вивьен.

— Вивьен! Но ведь она… — Энн говорила, не задумываясь.

— Да, она старалась выйти за Джона, — перебил ее Доусон, — я знаю это. Она хотела выйти за него замуж, потому что он богат, потому что он может дать ей все, чего не могу дать я, и все-таки я знаю, что я единственный человек, которого она когда-либо любила, и единственный, кого она будет любить всегда.