Против течения - Картленд Барбара - Страница 32

Даже сейчас она боялась Джона, очень боялась. Может быть, она чувствовала, что рано или поздно он поймет ее?

Она приложила ладони к щекам и сказала откровенно, искренне, из глубины сердца:

— Я потерялась. Потерялась и боюсь. Все здесь слишком величественное. Слишком величественное для моего понимания.

— О нет, это не так, — мягко возразил Синклер. — Вы освоитесь очень скоро. А потеряли вы человека, в котором черпали силу. Ведь вам пришлось принять множество больших и важных решений. Не позволяйте себе паниковать, воображая, что все ваши поступки неверны. Настоящая причина в том, что события разворачиваются слишком быстро. Прислушивайтесь к голосу инстинкта, чтобы понять, что верно и где правда. И не давайте глазам уводить вас с пути. Сердце — лучший гид.

— Именно такие вещи говорил мне папа, — прошептала Энн.

— Такие вещи он будет говорить вам и впредь, если вы готовы слушать.

Энн быстро взглянула на него. В глазах ее стояли слезы.

— Вы в это верите?

— Я в этом уверен, — ответил Синклер.

Она улыбнулась ему, и губы ее задрожали:

— Значит, все остальное не так уж существенно, не так ли?

— Ничто иное не будет иметь значения, если вы будете слушать и если вас поведут по жизни те, кто вас любит. Их много, знаете ли вы это? И тех, кто оставил нас, и тех, кто все еще с нами.

Последние слова он сказал твердо, словно хотел напомнить о них, но не успел. В этот момент дверь открылась и в библиотеку с шумом ввалились близнецы. Джон следовал за ними.

— О Энн, мы осматривали дом и нашли самый великолепный бальный зал, а пол в нем такой скользкий! Мы покатались на нем. В доме шесть лестниц! Можешь ли ты поверить? Шесть лестниц в одном доме! И мы собираемся подняться на крышу. Баркер сказал нам, что в ясный день оттуда видны шесть графств и море.

Близнецы перевели дыхание, и Энн получила возможность произнести:

— Послушайте, дорогие, я не собираюсь останавливать вас, но вам необходимо кое-что выслушать. Помните того мужчину, который сегодня утром ехал с вами в поезде?

— Толстяка? — спросила Энтониета.

— Мистера Уотни? — уточнил Энтони.

— Правильно. И видели, как он говорил со мной на станции? — Близнецы кивнули. — Ну так вот, он киномагнат.

— Да, он говорил нам, — перебил Энтони, — и объяснил, каким образом он монтирует фильм после того, как съемки закончены.

— Когда он говорил со мной, — продолжала Энн, — он сказал, что, как он думает, имеется возможность для вас обоих играть роли в фильмах. Он собирался звонить мне по этому поводу. Но прежде чем ответить ему, я хотела знать, что вы думаете об этой идее.

Повисло мертвое молчание. Затем Энтониета спросила:

— Ты имеешь в виду, что мы станем кинозвездами? Энтони и мне?

— И я, — поправила ее Энн. — Да, он сказал, что даст вам крупную роль и, конечно, вы заработаете немало денег.

— Он рассказал о своей студии, — сказал Энтони. — Она недалеко от Лондона, но, конечно, для некоторых съемок они используют настоящие вещи. Один фильм они снимали в Девоншире.

— Я получу прелестные платья? — спросила Энтониета.

— Это зависит от обстоятельств, — ответила Энн. — Пока он не сделал таких конкретных предложений. Но мы подумали, что вы захотите сказать нам, как вы к этому относитесь, прежде чем он позвонит. Вы получите контракт на определенное время — полгода, год, может больше.

Близнецы повернулись друг к другу. Глядя на них, Энн заметила, как замечала часто до этого, что с серьезным выражением лиц они казались более взрослыми и рассудительными, чем были на самом деле, а в случае необходимости — и она знала это слишком хорошо — серьезность маскировала их проказливость и озорство. Она знала также, что, глядя друг на друга, они полностью соединялись. Очень редко один из них хотел чего-то или наслаждался чем-то без другого. А сейчас они замолчали на несколько мгновений, и Энн понимала, что они переговариваются без слов на уровне инстинкта, и их общение более тонкое, чем обычное словесное общение людей.

Первым заговорил Энтони:

— Ты предоставляешь решение нам, Энн?

— Да, если вы хотите.

Энтони посмотрел через комнату на Джона, державшегося на заднем плане.

— Послушай, Джон, ты ведь сказал, что заплатишь за наше обучение в школах, разве нет? И за многое другое, о чем мы говорили до того, как Энн вышла за тебя?

— Верно, — ответил Джон.

— Ты не изменил своего решения?

Джон покачал головой:

— Нет. Я бы хотел, чтобы вам было абсолютно ясно: все мои предложения остаются в силе.

— Я думаю, — вмешалась Энн несколько раздраженно, — что это возможность для вас стать независимыми и иметь собственные деньги. Часть из них вы могли бы потратить сейчас, но, если бы вы имели успех, а это вполне вероятно, мы могли бы отложить часть денег до тех пор, пока вы не повзрослеете.

— Мы будем играть самих себя? — спросил Энтони.

— Что значит самих себя? Что будете выступать под своими именами?

— Нет. То, что мы будем играть детей, подростков, как они это называют. Они не дадут нам взрослые роли?

— Ты полагаешь, что был бы способен сыграть их? — с улыбкой спросила Энн.

Энтони посмотрел на Энтониету:

— Уверен, что нет. Ну что же, если решение должны принять мы, наш ответ: нет. Мы не хотим скакать по сцене, так ведь, Энтониета? Если Джон сделает, что обещал, мы хотели бы учиться в хорошей школе и приезжать сюда на каникулы. Из того, что говорил мистер Уотни, ясно, что фильмы снимаются целую вечность. И должно быть, ужасная скучища слоняться по студии с измазанным лицом.

Энтони замолчал, и наступила тишина. Энн глубоко вздохнула.

— Ты согласна с таким решением, Энтониета? — спросила она.

— Конечно, если Энтони так говорит, — лояльно ответила девочка.

Энн догадалась, что ей жаль прощаться с мечтой о прекрасных платьях и украшениях.

— Ну, значит, так и решили, — сказала Энн. Она не думала, что в ее голосе прозвучит такое острое разочарование.

Близнецы еще немного постояли в нерешительности. Они чувствовали, что что-то не так, но не понимали, что именно. Однако все было забыто, когда Энтони сказал:

— Нам можно идти? Баркер ждет нас, чтобы отвести на крышу.

Ответил Джон:

— Думаю, вы больше не нужны. Но если это вас не затруднит, пожалуйста, не падайте с крыши.

— Не упадем! — крикнул из дверей Энтони.

Энтониета, более женственная и ласковая, добавила:

— Мы считаем, что у тебя чудесный дом, Джон. Он больше похож на дворец, чем на обычный дом, — и тоже убежала.

Синклер встал и, подойдя к Энн, нежно положил ей руку на плечо.

— Не будьте слишком разочарованной, — сказал он. — Дети приняли правильное решение.

— Надеюсь, — грустно ответила Энн.

Не добавив больше ни слова, Синклер вышел из комнаты. И только когда дверь за ним закрылась, Энн осознала, что снова осталась наедине с Джоном.

— Что ж, ты выиграл, — сказала она, и в тоне ее больше не было вызова, только усталость.

— Неужели мы должны воевать? — Голос Джона был тихим, и Энн показалось, что в нем прозвучала просьба.

— Я не хочу воевать.

— И все же ты воюешь со мной. Не только из-за этого случая, но и из-за многих других вещей. — Энн с удивлением смотрела на него. — А между тем есть только одно, что я хочу сделать, если ты позволишь мне. Я хочу сделать тебя счастливой.

Она почувствовала, что нет слов, которыми она могла бы ответить ему, и смущение мурашками пробежало по ней. Она знала, что он смотрит на нее, ожидая ответа, но почему-то не могла ничего сказать.

Воспоминание об испытанном ею страхе вернулось, и в ней шевельнулось подозрение — эта неожиданная нежность, не может ли она быть какой-то новой хитростью, которая даст ему незаслуженное преимущество?

— Уже три часа, — сказала Энн, сравнив свои часы с часами на камине, просто чтобы что-то сказать.

— У тебя есть какое-то дело?

— Думаю пойти посмотреть, что дети делают на крыше. Кажется забавным, что меня не ждут тысячи дел, а времени, чтобы переделать их все, не хватает.