Деревянное море - Кэрролл Джонатан - Страница 60

– Привет.

– Привет.– Он даже не посмотрел на меня.– Велик ничего себе. Только цвет паршивый.

На одну смешную секунду мною овладели чувство неловкости и острая потребность оправдываться:

– Это не мой. Жены. А где остальные?

– Там, в лесу, – тихо и печально ответил он, а под конец горестно вздохнул.

– А ты почему здесь?

– Они сказали,– пробормотал он, глядя в землю, – чтобы я шел домой.

– Можешь меня к ним отвести?

Я старался не выдать своего нетерпения. Если я сейчас его спугну, у меня будут крупные неприятности.

Мальчишка сразу же повеселел – как же, взрослый пригласил его вернуться в дело.

– Ясное дело, могу. Ты и велик возьмешь? А чего это у него такие толстые шины?

Когда я был в его возрасте, горных велосипедов еще и в помине не было, так что его недоумение я хорошо понимал.

– Так удобней ездить, особенно в лесу, по камням и кочкам. Садись-ка, поедем вместе – покажешь мне, где остальные. Потом можешь взять его покататься, если захочешь.

– Ты рули, а я буду Идеальным штурманом! – радостно завопил он, подскочив к велосипеду. – Буду тебе командовать, куда повернуть.

– Договорились, Идеальный штурман. Держи лопату.

Я их не увидел, проезжая мимо, потому что они углубились довольно далеко в лес и спустились в овражек, который не был виден с дороги. Когда мы добрались до машины Флоона, поблизости никого не было, но тело оставалось на своем месте в машине – не очень хороший признак.

– Где же они? – Я прислонил велосипед к дереву и повернулся кругом, но ничего не увидел.

Мальчишка тоже оглянулся.

– Они искали место, где его закопать. Хотели где-нибудь под деревьями. А меня прогнали. Этот Флоон назвал меня маленьким ссыкуном.

Я машинально потрепал его по голове и хотел было сообщить, что я в его возрасте был покруче, чем просто маленький ссыкун, но вовремя прикусил язык и попытался его подбодрить:

– Так это ж похвала! Вот я, к примеру, большой ссыкун и горжусь этим, и ты будешь собой гордиться, когда вырастешь. Дай-ка мне лопату. Хочешь прямо сейчас взять велик и прокатиться?

Он покачал головой.

– Нет, хочу с тобой.

– Ладно, если так. Оставим его здесь и пойдем их искать.

Мы несколько минут бродили по лесу, но ничего не увидели и не услышали. В лесу, полном листьев и мерцающих теней, пахло свежестью. Скоро наступит осень и здесь воцарятся другие запахи – более густые и зовущие, все начнет умирать и осыпаться, устилая землю, и гнить. Старый лес, прошлогодняя листва, потом пойдет снег, и все темные, унылые цвета предзимья покроет белизна.

Я ничего этого уже не увижу. Мысль была невыносимой, я всеми силами старался прогнать ее от себя. Мы продолжали идти, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться.

– Ты кто? – спросил мальчик. Поколебавшись, я улыбнулся.

– Я – это ты, когда вырастешь.

Он изучал глазами землю, обдумывая мои слова.

– Но как же мы можем быть здесь одновременно?

– Не знаю. Так случилось, вот и все. Не могу этого объяснить. Думаю, здесь не обошлось без волшебства.

– Ладно. – Он качнулся с носков на пятки, заметил что-то интересное на земле, наклонился, поднял необычной формы палочку, лежавшую у большого камня. Он заговорил спокойно и рассудительно, будто в том, что я ему сказал, не было ничего из ряда вон. – Я и так знал, что мы типа родственники, только не знал какие. Так ты и вправду я, когда вырасту?

– Ну да. Таким ты будешь в сорок семь лет.

– Ого, как много. Но ты еще ничего. А пенис у тебя все еще есть?

– Пенис? – остановился я. – Конечно. А куда бы ему деться?

– Марвин Брюс сказал, что к сорока пенис начинает расти обратно, ну, втягивается в живот.

При одном упоминании имени этой тощей, с желтыми зубами, сопливой помоечной крысы у меня мурашки по коже пошли. Я сказал довольно непримиримо:

– Марвин Брюс свои козявки ест. Ты что, веришь типу, который такое выделывает?

– А ты знаешь Марвина?

– Еще бы. Он шут гороховый. Не удивлюсь, если он вырастет и станет Кеннетом Старром[133].

– Это еще кто?

– Не важно. Идем.

Мы их нашли далеко в глубине леска. Оба сидели на земле, глядя пустым взглядом вдаль. Чак мирно спал на левой ноге хозяина. Из всех троих только Джордж поднял голову, когда мы подошли. Выражение его лица свидетельствовало о тех невероятных усилиях, которые он безуспешно прилагал, чтобы вернуть свои мысли из каких-то очень далеких мест. Может, поэтому он вроде и не удивился, увидев меня.

– Фрэнни. Вот и ты. У тебя все в порядке? Ты что-то побледнел.

– Я в порядке. Что это вы тут делаете? Почему тут сидите? В машине труп, а вы тут сидите. Не можем же мы его там оставить.

– Мы как раз хотели за ним вернуться. Остановились отдохнуть, и тут Каз стал меня вводить в детали своего проекта. Это совершенно невероятно. Ты и представить себе не можешь всех последствий того, что он пытается создать.

– Я тебе верю на слово. Вставай, Джордж. Нам надо вырыть яму, так что нечего время попусту терять. Вы уже нашли подходящее место?

Мальчишка крутился поблизости, тыкая в землю концом своей палки.

– Здесь можно где угодно, Фрэнни. Лучше не найти – от дороги далеко. Но яма должна быть глубокой, чтобы животные ее не разрыли, когда мы уйдем.

Я вонзил лопату в землю. Она глухо ударилась о древесный корень. То же происходило и в тот день, когда я пытался похоронить здесь Олд-вертью. Вся земля под тонким слоем почвы была опутана сетью переплетавшихся между собой корней. Я уже знал, как трудно продраться сквозь эту сеть.

Я ходил туда-сюда, втыкая лопату в землю, но повсюду было одно – переплетение корней. Единственными звуками были птичий щебет, стук лопаты о землю и удары палкой – мальчишка лупил по стволам деревьев, по веткам.

– Думаю, здесь ничего не получится. Слишком много корней, черт бы их драл.

– Так пойдем за телом или как?

Я швырнул лопату на землю и скрестил руки на груди. Единственное, что возникало перед моим мысленным взором, – это гигантский светофор, который заклинило на красном свете. Что-то надо было делать, надо было не откладывая принять решение, вот только какое?

Поднялся ветер. Воздух внезапно наполнился пьянящим запахом сосны и сладострастным шелестом теплого ветерка в густых зарослях. Я автоматически поднял голову и вдохнул воздух.

– Боже мой, какой прекрасный аромат!

Солнечный свет, словно не зная, уйти ему или остаться, вдруг принялся играть бликами по фигурке мальчишки. Тот склонил голову набок. Судя по его виду, его недавно подстриг Вернон, городской парикмахер, умерший двадцать лет назад.

Увидев что-то на земле, маленький Фрэнни уронил палку и стал медленно наклоняться. Глаза его были прикованы к одной точке.

– Эй, смотри-ка!

Он был футах в двадцати от меня. Я подосадовал, что он меня отвлекает, а к тому же не мог с такого расстояния разглядеть, что его так привлекло. Какая-нибудь детская ерундистика. У меня на это не было времени. Джордж и Флоон стояли, молча ожидая моего решения. Ну не смешно ли – эти два гения ожидали инструкций Ф. Маккейба, которого разгневанный директор школы перед исключением обозвал «кандидатом в газовую камеру». Но я понятия не имел, что им сказать. Светофор у меня в черепушке горел красным цветом.

– Смотри! – Мальчишка ухватил что-то на земле.

Он выпрямился, держа что-то большим и указательным пальцами. Остальные пальцы он отвел в сторону, словно не хотел прикасаться ими к тому, что держал. Пока его находка не шевельнулась, я думал, что это еще одна палочка.

Это оказалась ящерица или хамелеон – не знаю точно, я ведь не герпетолог. Надо было у Джорджа спросить, он все на свете знает, но мне было не до того, слишком я разволновался. Сидела себе эта ящерка на лесной полянке, никому не мешала, принимала солнечные ванны, а тут ее кто-то хвать за длинный хвост и на небеса. На секунду. Только секунду оставалась она в таком положении – вихлялась и дергалась, отчаянно пытаясь вырваться на свободу. А потом ящерка отбросила хвост, упала на землю и бросилась наутек. Мальчишка издал довольный и разочарованный вопль. Важнее было то, что ящерка, убегая, промчалась прямо по моей лопате. Вид лопаты и ящерицы вместе – одна на другой – затронул что-то во мне, словно пламя коснулось сухой бумаги.