Белые яблоки - Кэрролл Джонатан - Страница 9

— Итальянская опера. Она покачала головой:

— Это два слова.

— Но разве одного довольно, чтобы передать все, что ты собой являешь? Ты неисчерпаема, неповторима.

— Нет, постарайся. О чем ты чаще всего вспоминаешь, когда думаешь обо мне?

Он напряженно задумался, пока из глубин сознания не появилось наконец верное слово.

— О море.

— О море?

— Да, об океане. — На столике у кровати стоял стакан с водой. — Женщины, которых я знал, они были вроде вот этого стакана воды. А ты — океан.

Он вспомнил об этом разговоре, стоя у края тротуара в ожидании такси. И вдруг глаза его наполнились слезами. Впрочем, такое и прежде нередко с ним случалось, стоило только подумать об Изабелле. Она была его итальянской оперой, его океаном. Глубина его чувства к ней порой пугала его самого.

Наконец возле него затормозило такси. Назвав шоферу адрес, Этрих задумался: что сказать Бруно и о чем его следует спросить? Но тут, в который уже раз, он взглянул на все случившееся с ним словно со стороны, и мысль о нелепости, невероятности событий минувшего дня вытеснила из его головы все остальные соображения. Тогда, решив ни о чем больше не думать, он откинулся на спинку сиденья и уставился в окно, за которым мелькали вечерние огни. Ему вспомнился последний разговор с Китти, ее раздраженный тон. И в тысячный раз со времени их разлуки он ощутил несказанную горечь при мысли о том, как тяжко пришлось страдать женщине по его вине. Ирония же ситуации заключалась в том, что действовать именно так, а не иначе его заставила любовь, а вовсе не ненависть и уж ни в коем случае не желание причинить ей боль.

В течение долгих лет, а следовательно, значительную часть своей жизни в браке Винсент Этрих был и оставался настоящим кобелем, во всем, что касалось охоты за женщинами. Однако это вовсе не означало, что, подобно многим мужчинам, он их презирал. Напротив, человеком он был добродушным, с сердцем чересчур мягким, пожалуй даже женственным, и в этом-то и заключалась его беда. Женщин он буквально боготворил. Его все в них восхищало, и они это чувствовали. Многие из них утверждали, что увлеклись им потому, что в нем удивительно гармонично сочетались мужественная внешность и мягкая женственность души. Для столь ненасытного мужчины комбинация эта была убийственной. Одна из его приятельниц, Лия Мэддокс, с которой у него давным-давно была связь, без тени улыбки называла его своей лучшей подружкой. И в самом деле, часто ли встретишь мужчину, готового часами слушать женскую болтовню ни о чем? Не перебивая, без малейшего намерения ускорить с помощью такой уловки неизбежный ход событий. И женщины безошибочно чувствовали, что он ими искренне интересуется, сопереживает и питает к ним неподдельное дружеское расположение. Ну а уж то, что он неизменно желал переспать с каждой, кого выслушивал, почти не имело ко всему этому отношения. Большинство знакомых ему мужчин видели в женщинах лишь объекты для самоутверждения, для него же любая из них была воплощенным чудом.

— Простите…

Очнувшись от своих раздумий, Этрих покосился в зеркальце. Водитель, немолодой тощий мужчина с заметными залысинами, большими карими глазами и коротким носом, смотрел на него в упор.

— Слушайте, мне ужасно неловко вас об этом просить, но меня изжога совсем замучила. Может, вы позволите мне притормозить у аптеки? Всего на пару минут, а за оставшуюся часть пути я с вас платы не возьму.

— Конечно-конечно. И можете не очень торопиться.

— Слава богу! Огромное спасибо. Я тут знаю одно местечко в соседнем квартале. Честное слово, я мигом!

— Никаких проблем.

Этрих выехал на встречу загодя и знал, что появится в баре гораздо раньше Бруно, так что он вполне мог не торопиться. Они находились всего в каких-нибудь пяти минутах езды от «Хофа». А вдобавок ему было не понаслышке известно, что за неприятная штука эта изжога. Ею страдали почти все подвизавшиеся в рекламном бизнесе. И почти у каждого из сотрудников его фирмы в рабочем столе имелся пузырек с таблетками. Изжога. Интересно, будет ли он подвержен ее приступам, а также прочим недомоганиям теперь, когда сердце у него перестало биться?

— Ну вот, это здесь, — сказал шофер и затормозил у кромки тротуара, напротив ярко освещенной витрины одной из аптек. Выключив двигатель, он снова взглянул в зеркальце на Этриха. — Вам чего-нибудь захватить?

Этрих с улыбкой помотал головой. Шофер кивнул и повернулся на сиденье, чтобы открыть дверцу. И вдруг резко замер с протянутой к кнопке рукой. Казалось, он хотел произнести что-то вроде: «Погодите-ка!» Но вместо этого вдруг навалился грудью на руль, а рука его безвольно упала на сиденье.

Этрих наклонился вперед.

— Эй! — И, помедлив, тронул шофера за плечо. Мышцы у того оказались мягкими и податливыми.

И вот тогда-то все и случилось: Этрих внезапно ощутил, как пальцы его погружаются в какую-то теплую жидкость, которая, медленно покидая тело водителя такси, струится вверх по сосудам его пальцев, запястья, поднимаясь к плечу.

Этрих ни на секунду не усомнился в значении происходящего — жизнь шофера такси медленно перетекала в его тело. А той жидкостью, что просачивалась сквозь кожу его пальцев и поднималась вверх по сосудам, было не что иное, как божественная субстанция — «нумен», священная животворная сила, которая покидает наши тела лишь в смертный час. Этот несчастный умирал, а его «нумен» вливался в тело другого. Этрих раньше и слова такого не знал, но сейчас безошибочно угадал еще одно: как только этот процесс завершится, он вновь обретет все то, чего лишился: сердцебиение и кое-какие другие атрибуты полноценной жизни, те, без которых никак.

Но принять их на таких условиях он не мог. Ведь для этого ему надо было задуть пламя чужой жизни.

Он убрал ладонь с плеча водителя, и по всему его телу стремительно прокатилась волна какой-то неведомой энергии. Ощущение было словно от слабого удара электрическим током. Как если бы вдруг оборвался провод, находившийся под напряжением. А в следующий миг он сжал пальцами обеих рук затылок несчастного и мысленно приказал «нумену» покинуть его плоть и возвратиться назад, в тело шофера.

Сперва у него ничего не вышло. Все его усилия были подобны тщетным попыткам подняться со дна моря к поверхности, сквозь необъятную толщу воды. Но чем настойчивей он концентрировался на мысли о природе и сущности той животворящей силы, которой пытался управлять, тем более конкретные очертания принимал в его сознании ее образ, пока наконец она не обрела вполне осязаемые формы и не позволила ему медленно переместить ее в обратном направлении. Стоило пульсирующему сгустку скользнуть в его предплечья, как Этрих принялся мысленно выталкивать его вон со всей силой, на какую был способен. Чем дольше это неведомое нечто находилось в его теле, тем больше ему хотелось удержать его там навсегда. Чувство обладания этой волшебной энергией вызывало в его душе ни с чем не сравнимый восторг.

Но вскоре все было кончено. Последняя капля живительной влаги пробежала по его пальцам и просочилась в кожу затылка водителя такси. Этрих в изнеможении откинулся на спинку сиденья. Шофер издал громкий стон, мотнул головой и снова застонал, но на сей раз явно от боли.

Нащупав ручку двери, Этрих потянул за нее. Дверца машины распахнулась, и он вышел наружу. Витрина аптеки была освещена так ярко, что он зажмурился. Он заставил себя сделать несколько неуверенных шагов, чувствуя слабость во всем теле. Колени противно дрожали, но остановиться значило бы поддаться слабости. И он пошел дальше. На ходу он оглянулся, но не смог разглядеть сквозь затемненные стекла, что делалось в салоне такси. Впрочем, у него не было ни малейших сомнений, что с шофером все будет в порядке.

В «Хоф» он вошел в состоянии, близком к панике. Нервы его были на пределе, но вовсе не из-за того, что с ним только что случилось. Это его, напротив, радовало, потому что он не сомневался в правильности своего поступка, пусть ради этого ему и пришлось пожертвовать столь многим. Он просто боялся предстоявшего разговора с Бруно, всего того, что ему суждено было услышать. Его угнетала мысль, что, сравнив свои воспоминания, они не обнаружат в них ничего общего. И что тогда? Как ему быть, что делать?