Прекрасная дикарка - Ольховская Анна Николаевна - Страница 26

И смотрелись они на нас, вернее, пока только на детях, просто супер, я едва удержалась от умилительного рыдания, глядя на впервые одевшегося по размеру сына. Одичала маленько, что поделаешь, но он такой милыыый!

Гм, да. Но Ежик и в самом деле выглядел мальчиком с картинки – гибкий, рослый для своего возраста, длинные вьющиеся волосы рассыпались по плечам, модные джинсы, майка и больше всего восхитившие парня кроссовки с мигающими в подошве огоньками. Да что там Ежик – Михар вместе с остальными мужчинами изумленно щелкали языками, заставляя малыша подпрыгивать на месте снова и снова.

А Лхара грустно рассматривала раскрасневшуюся от возбуждения Нику, в ярком цветастом сарафанчике ставшую похожей на экзотическую бабочку:

– Ты такая красивая, Маленькая Сестра! И такая чужая…

– Почему вдруг чужая? – озадачилась девочка.

– Потому что теперь еще больше видно, что ты не отсюда. Я буду скучать, очень, – огромные, странные, но все же человеческие глаза переполнились слезами.

– Но мы же не расстаемся насовсем, – ну вот, уже и Ника зашмыгала носом.

Пора уходить, пока не начались коллективные рыдания. А что я – я тоже на очереди. Потому что у меня такие красивые детки, ыыы! Фрумк!

Это предусмотрительный Петер заткнул зарождающийся фонтан истерики шоколадным батончиком, с толстымпретолстым слоем гормона радости. В смысле – шоколада.

А потом нетерпеливо поинтересовался:

– Анхен, дети уже переоделись, а ты все еще в этих тряпках! Нам пора идти, поторопись.

– Я пойду в старом.

– Но почему?

– Потому.

– Очень вразумительно, а главное – все объясняет! – обиделся рыжий. – Или тебя фасон не устраивает? Ну извини, магазинов, торгующих «Прада», здесь нет.

– Послушай, – я начала злиться, – ты купил очень симпатичные топик и юбку, но есть одна маленькая нестыковочка…

– Что такое «нестыковочка»?

– Это когда топик и юбка предполагают наличие женского, повторяю – женского белья под ними! – заорала я. – Но никак не мужских убогих трусов!

– Извини, – мгновенно заполыхал рыжий, смутившись. – Я не сообразил.

– Мамичка, ты чего кричишь? Лучше посмотри, как я умею! – подскакал ко мне Ежик. – Я теперь ни за что не потеряюсь!

И это было только начало. Начало знакомства моего сына с цивилизованным миром, который он всегда считал сказкой. И вдруг все, что он видел на картинках – автомобили, многоэтажные дома, асфальтированная дорога, мигающие светофоры, работающий телевизор в витрине небольшого магазинчика, мимо которого мы шли, – все оказалось всамделишным!

Петер снял для нас квартиру совсем недалеко, буквально в паре кварталов от окраины, где расположились наши друзья, но этих двух кварталов моему сыну хватило с избытком, чтобы переполниться впечатлениями до самой макушечки. А потом наступило перенасыщение, и мальчик уснул, удобно устроившись на плече дяди Петера. До квартиры, где его ожидало еще много чудес – краны с водой, унитаз, газовая плита, электричество, телевизор опять же, – Ежик не дотянул буквально пять минут.

И хотя квартирка была более чем скромная – две комнаты и кухня, нам она показалась пятизвездочными апартаментами. Потому что от вышеперечисленных чудес мы тоже малость отвыкли, и пока Ника замерла у телевизора, я почти бегом отправилась в ванную. А потом, спохватившись, еще быстрее – в ближайший магазин, торгующий в числе прочего и женским бельем.

И только потом с головой окунулась в блаженство. Между прочим, именно так называлась пена для ванн, купленная мной в том же магазине.

Помню, как я сочувствовала женщинам участницам проекта «Последний герой» – бедные, больше месяца без горячей ванны или хотя бы душа! А три года не хотите? Три года купания в озере и трудновыполнимых омовений в деревянной лохани, воду для которых приходилось греть на дровяной печи или днем на солнце, натаскав предварительно из ручья.

Моя бы воля – я не выходила бы из ванной целый день, отмокая в душистой пене. Но под дверью уже скреблась Ника, требуя своей доли блаженства, пришлось пока прерваться.

Там, в магазине, я прикупила не только бельишко, но и пушистый махровый халат, и такие же полотенца, и уютные мягкие тапочки – все те привычные в нормальной жизни мелочи, которые начинаешь ценить, только лишившись их.

Когда я, умиротворенная и посвежевшая, завернув волосы в тюрбан из полотенца, а тело – в халат, выплыла из ванной, Ника первым делом поинтересовалась:

– А мне халат, полотенце и тапочки купила?

– И тебе, и Ежику, и Петеру, – промурлыкала я. – Возьми там, в пакете.

– Спасибки! – чмокнула меня в щеку дочка и, выхватив из пакета искомое, нырнула в ароматный пар ванной.

– Что купили Петеру? – выглянул из кухни рыжий и словно споткнулся об меня взглядом.

Вдруг побледнел до полного выцветания веснушек, трудно сглотнул и, выдергивая из кармана джинсов сигаретную пачку, молча выбежал из квартиры.

Ох ты, елкипалки, совсем забыла! Говорю же – одичала.

Забыла, какое воздействие на любящего мужчину оказывает именно такой вид любимой – не в боевой раскраске стервы, а разнеженной, трогательной, желанной, в уютном пушистом халатике, с розовой после горячей воды кожей…

Выперлась, дурища!

Бедный Петер.

Я прошмыгнула в выбранную нами комнату, где на кровати крепко спал Ежик, и, спрятавшись на всякий случай за створкой шкафа, быстренько переоделась в купленные рыжим юбку и топик. Затем слегка просушила полотенцем волосы и только потом вышла из комнаты.

Петер сидел у работающего телевизора, делая вид, что его очень интересует сериал на португальском языке. Правда, актер из мужика сейчас был фиговый, и вид легко сделал его. Но соваться с дебильносочувственным «Что с тобой?» я не стала.

И так все понятно.

Я присела на соседний стул, отщипнула ягодку от большущей виноградной грозди и индифферентно поинтересовалась:

– Петер, ты не видел какойнибудь парикмахерской поблизости? Петер, ау, ты где?

– А, что? – Помоему, я даже услышала глухой шлепок, когда рыжий выпал из своей реальности. – Ты чтото спросила?

– Парикмахерская тут есть?

– Зачем?

– Вечером ведь должен прийти фотограф от этого твоего Жозе, верно?

– Да, на паспорт вас фотографировать.

– Ну вот, а я не хочу на фото в паспорте, пусть и поддельном, выглядеть, как выразилась Ника, бабцом.

– Ты уже не бабец, – криво улыбнулся рыжий, не глядя на меня. – Совсем не бабец. Но если тебе хочется сделать прическу…

– Очень хочется!

– В том же здании, где находится магазин, с другой стороны – салон красоты. Только учти – фотограф придет через три часа.

– Смеешься? Да я сто раз успею!

– Нуну.

Я, разумеется, фыркнула в ответ на зловредный скепсис, но «нуну» оказалось пророческим – мы едва успели. И именно потому, что «мы» – Ника услышала из ванной, куда я собираюсь, и немедленно захотела туда же.

А попав в цепкие лапки профессионалов, да еще после трех лет косметического голода, остановиться, не перепробовав все процедуры, включая маникюр с педикюром, очень трудно. Да, знаю, что в десять лет моей дочери рановато начинать всю эту ерундистику, но это ж всего разочек, после леса!

Пусть городок был и не очень большой, но хорошие мастерицы имелись и здесь, так что спустя три часа наша загрубевшая обветренная кожа стала мягкой и нежной, волосы – красиво подстриженными и блестящими, а руки – почти ухоженными.

И на фото мы должны были получиться очень даже ничего.

Хотя фотография в паспорте – штука ирреальная, помоему. Никто никогда не получается там похожим на себя, обычно со страницы угрюмо таращится персонаж со стенда «Их разыскивает милиция». Или в лучшем случае – надзиратель из СИЗО.

Но, может быть, у бразильского фотографа получится лучше?

Паспорта должны были быть готовы завтра утром. Само собой, бразильские, не российские же. Но нам без разницы, главное, чтобы по ним можно было улететь домой.

Куда именно?

Подумаю об этом в аэропорту Бразилиа. Или РиодеЖанейро. Не знаю, какой из этих мегаполисов расположен ближе к этому городку.