Любовное заклятие - Кэррол Сьюзен - Страница 37

Рэйф медленно брел по узкой улочке, выложенной булыжником, и с наслаждением жевал хлеб с сыром, удивляясь сам себе. На протяжении последних месяцев у него вообще не было аппетита, а сейчас ему казалось, что он не ел в своей жизни ничего вкуснее, чем эта простая еда. Он с удовольствием ощущал грубоватую корочку ароматного хлеба на языке, мягкий вкус сыра, смакуя их так, словно это были изысканные деликатесы французской кухни. Рэйф не помнил, чтобы когда-нибудь раньше его ощущения были такими острыми, чтобы он был так настроен на удовольствие. И самым большим из всех удовольствий оказалось просто ощущать, что ты живешь.

Покончив с едой, Рэйф задержался у стеклянной витрины и долго, с некоторым удивлением разглядывал собственное отражение. Когда это он успел так поседеть? Его когда-то черные густые волосы сейчас отливали серебром. Конечно, это неудивительно для человека, которому перевалило за сорок. Он не молодеет. Но по лицу этого не скажешь. После того, как сбрили бороду, он стал выглядеть гораздо моложе и как-то… ранимее.

— Мама, мама, пожалуйста, не бросай меня! Детский крик резанул Рэйфа, словно холодная сталь ножа. Он вздрогнул, боясь, что это ему почудилось, что это эхо из тумана его собственных воспоминаний, ставших ночными кошмарами.

— Мамочка, пожалуйста!

Когда крик прозвучал снова, Рэйф обернулся. Всего в нескольких ярдах от него перед одним из домов, обращенных к морю, невысокая женщина в коричневой шали пыталась отцепить от себя маленького худенького мальчика. Растерянность матери и горе сына не вызывали никакого интереса у редких прохожих. Рэйф и сам не вполне понимал, почему остановился. Вот уже много лет, как он научился равнодушно относиться к тому, что происходит вокруг, особенно с незнакомыми людьми.

Правда, эти двое не были незнакомыми. Как бы невероятно это ни показалось, но он знал эту ничем не примечательную маленькую пичугу и ее худенького болезненного сына со светлыми волосами. Он видел их совсем недавно. Или это было целую жизнь тому назад?

Да, точно! Он вспомнил старый сарай маленькой фермы недалеко от Фалмута. Ему вдруг ясно представился образ Корин Брюэр, глядящей на него снизу вверх своими добрыми, мягкими глазами, когда ему наконец удалось забраться на спину серого мерина.

«Храни вас бог, мистер Мори…»

Да, так и есть: Корин Брюэр — вот кто эта женщина. Глупая доверчивая вдовушка, которая позволила ему, переночевать в сарае и продала ему свою единственную лошадь. А как зовут ее сына? Чэд? Нет, кажется, Чарли. Но что они делают здесь и почему собираются расстаться? Почему Корин сжимает в руках небольшой дорожный саквояж? Впрочем, это все его нисколько не касается.

Рэйф уже собрался было развернуться, чтобы уйти, как вдруг увидел другую женщину, одетую гораздо лучше Корин. Эта пожилая дама появилась в дверях дома. Ее высокая сухая фигура была облачена в черное шелковое платье, пепельно-серые волосы были забраны под чепец, такой же строгий и суровый, как выражение ее лица.

Корин присела на корточки перед своим плачущим сыном, пытаясь вытереть ему лицо, но это не помогало.

— Н-не уходи, мамочка! — голосок ребенка срывался в плаче. — По-по-жалуйста-а! Не уходи-и-и…

— Корин провела рукой по голове сына, что-то бормоча. Со своего места Рэйф не мог слышать слов, но тон был ласковый, успокаивающий.

— О боже, ради всего святого, Корин! — резко произнесла вторая женщина. — Предоставь это нам, мы быстро покончим с этими глупостями. Просто отдай деньги и уходи.

Корин выпрямилась с растерянным выражением лица и молча протянула пожилой даме тонкий кошелек с деньгами. Чарли по-прежнему плакал, вцепившись в ее шаль. Рэйф нахмурился. Что это, черт побери, здесь происходит?

Корин наклонилась, чтобы поцеловать сына, но другая женщина, очевидно, потеряла всякое терпение. Она схватила Чарли за плечи, грубо вырвав из рук матери. Мягкий протест Корин растаял в громком плаче ребенка. Он в отчаянии тянул ручонки к матери, когда его оттаскивали от нее.

— Нет, я останусь с моей мамой!

Корин прижала дрожащую руку к губам, в глазах ее было не меньше отчаяния, чем в голосе мальчика. Рэйф внутренне напрягся, а Черная гарпия тем временем затаскивала Чарли в дом. Почему Корин допускает это? Что случилось с этой мягкой, доброй женщиной?

— А что случилось с тобой, Мортмейн? — пробормотал себе под нос Рэйф. — Все это тебя совсем не касается.

Самое поразительное, что ему пришлось напоминать себе об этом. Он знал, что должен уйти, вернуться на пристань, но не мог заставить себя сделать это. Корин смотрела вслед сыну так, словно у нее разрывалось сердце. Но даже не это, а выражение лица мальчика, когда его тащили в дом, не мог вынести Рэйф Мортмейн. Рыдания Чарли разорвали на части его собственное сердце, которое сам Рэйф уже давно считал каменным.

Он вдруг почувствовал странное напряжение — казалось, само время сжалось и отбросило его далеко назад, на темные улицы Парижа, маленького, испуганного и несчастного. Сильная рука брата Джерома не позволяла броситься вслед за экипажем, в котором уезжала от него навсегда Эвелин Мортмейн.

— Mamаn, maman!

— Ты должен позволить ей уйти, мой мальчик. Нет! Что-то словно взорвалось внутри его, и прежде, чем он сам понял, что делает, Рэйф рванулся вперед. Быстро прошагав мимо Корин, он встал прямо перед женщиной в черном и мальчиком, вырывающимся из ее безжалостных рук.

— Отпустите ребенка! Сейчас же!

Внезапно прозвучавшая команда заставила обеих женщин оцепенеть. Даже Чарли перестал Дергаться и в страхе уставился на Рэйфа.

— Что? — переспросила гарпия.

— Я сказал, отпустите его!

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. У нее были холодные глаза и жесткое, лишенное даже намека на доброту выражение лица. Это выражение Рэйф знал очень хорошо — слишком часто он видел его в зеркале.

Женщина довольно быстро пришла в себя и окинула Рэйфа ледяным презрительным взглядом.

— Вы, должно быть, сошли с ума, сэр?

Рэйф не мог не признать, что она, очевидно, права. Во всяком случае, это было единственное разумное объяснение его странному поступку. И теперь он даже не мог свалить эту странность на кристалл.

— Отпустите ребенка, — повторил Рэйф. — Позвольте ему вернуться к матери.

— Неслыханно! Вы наглец! — закричала женщина. — Убирайтесь, сэр, а не то я вызову констебля!

Эта угроза должна была бы вернуть ему рассудок — если, конечно, он у него еще остался. Но в этот момент в их перепалку вмешалась расстроенная Корин. Она положила руку на рукав Рэйфа.

— О, сэр, пожалуйста! Я очень благодарна вам за вашу заботу, но вы не понимаете… Эта леди не хочет украсть у меня сына, ничего подобного. Она…

— Боже мой, Корин! — с презрением бросила женщина. — Едва ли нужно объяснять что-либо совершенно чужому человеку.

— Он не чужой, — дрожащим голосом сказал вдруг Чарли, вывернувшись из жесткой хватки пожилой женщины и прижавшись к матери. — Это же мистер Мори, мама.

Рэйф так и застыл. Он никак не предполагал, что мальчик его узнает после того, как он сам себя с трудом узнал сегодня в зеркале. Впрочем, он ни о чем не успел подумать, когда поддался своему порыву и вмешался в эту странную ситуацию. И сейчас он уже жалел об этом.

Корин удивленно взглянула на него.

— Мистер Мори? — растерянно переспросила она. Ему было совершенно невыносимо признаваться, что он и есть тот мерзкий, неряшливый тип, что спал в ее сарае, но отрицать это было бы глупо. Рэйф коротко кивнул.

Несмотря на свою беду, Корин застенчиво улыбнулась.

— Я очень рада видеть вас в добром здравии, сэр. Когда вы уезжали от нас, то выглядели очень плохо. Я сильно беспокоилась о вас.

Она беспокоилась о нем?! Брови Рэйфа невольно поползли вверх от удивления. Он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Сам-то он о ней даже и не вспомнил.

— И кто же он, интересно, такой, этот мистер Мори? — спросила гарпия, переводя подозрительный холодный взгляд с Корин на Рэйфа и обратно.