Zona Incognita - Вольнов Сергей - Страница 71

Вот с помощью револьвера можно, пожалуй, делать лишь одно. Стрелять.

Только убивать…

Или нет?

Ещё можно не стрелять.

Всегда есть выбор, даже когда мерещится, что выбора нет.

Василий ехал дальше, с каждым оборотом колёс автобуса приближаясь к долгожданному выходу, и мучительно размышлял, избавляться или не избавляться от оружия. Как именно избавиться, сталкер придумал сразу: сыграть, изобразить срочную нужду без проблем, а в придорожных кустиках не только органическую частицу себя можно оставить.

И вот ещё животрепещущий вопрос: в тот миг, когда он на это решится, перестанет ли быть сталкером?..

Тем временем в комфортабельном салоне автобуса ожил дисплей телевизора. Сопровождающие, вероятно, решили, что мероприятие окончено, и уже можно просто скрашивать время на обратной дороге. Транслировался какой-то старинный кинофильм. Василий заставил себя присмотреться и достаточно скоро угадал, о чём там.

Это кино именовалось «Обитаемый остров», экранизация по мотивам книги величайших писателей двадцатого века, братьев Аркадия и Бориса Стругацких, в том числе подаривших русскому языку слово «сталкер» и вложивших в слово «Зона» абсолютно новое значение. Это зрелище явно поставил режиссёр, который саму книгу в детстве не читал, и её вселенная не участвовала в формировании его мировоззрения, потому творец душой не проникся, предпочёл внешнюю сторону и наваял цветастую лубочную картинку. По большому счёту, оставил от сути первоисточника рожки да ножки, как всегда случается, когда далёкие от темы люди вторгаются в чуждую им, не обжитую и не почуянную область. Если бы не великолепная, местами гениальная актёрская игра, в том числе и самого режиссёра, этот опус вообще не стоило смотреть. Разве что ради вот этих слов главного героя, прозвучавших в салоне, когда впереди показалась башенка пропускного пункта на выезде из отчуждёнки…

«Неохота идти. Ох, неохота… Кстати, Вепрь, имейте в виду и расскажите своим друзьям. Вы живёте не на внутренней поверхности шара. Вы живёте на внешней поверхности шара. И таких шаров ещё множество в мире, на некоторых живут гораздо хуже вас, а на некоторых — гораздо лучше вас. Но нигде больше не живут глупее. Не верите? Ну и чёрт с вами. Я пошёл».

3

…Скрежет пробуравил и пронзил. Словно железом по стеклу, садистски, безжалостно, он вывернул нутро наизнанку и породил мучительную дрожь. Но эта внутренняя спазматическая реакция странным образом на неуловимое мгновение остановила рвущиеся извне разрушительные вибрации, не позволила окружающему взорвать сознание и разнести его на мелкие кусочки сразу, единым махом. Ключ, провернувшись в заржавевшей, никогда не использовавшейся скважине замка, рассыпался в прах, но успел выполнить своё предназначение… Человеческая фигура, склонившаяся и увеличившаяся, больше не заслоняла небо. Она прянула в сторону и растворилась, пропала из виду. И это был последний чёткий образ, схваченный и удержанный памятью. Уже в следующее мгновение рухнувшей в алчно разверзшуюся, непроглядную тьму неизвестности…

Глава двадцать девятая

Быть человеком…

1

Отражение облаков в воде под ногами настолько чёткое, что возникает странная иллюзия. Если всмотреться, кажется, что стоишь над бездной и вот-вот провалишься в небо. Ржавый болт падает и тонет в облаках, порождая на поверхности воды кольца волн, и тем самым рассеивает иллюзию. Следующие пять-шесть метров путь чист, аномалий нет. Я топаю дальше, отмеряя рифлёными подошвами своих башмаков те самые метры до позиции следующего броска. Рука давно устала метать железяки. Но иначе нельзя.

Начались Болота, здешние тропки мне не знакомы. Верный «винторез» за плечами, а сзади плетутся трое яйцеголовых в своих «космических» скафандрах. Двое идут молча, но их главный — ещё тот фрукт, нудит за троих.

— Кстати, я совершенно не вижу причин волноваться. Согласно результатам наших исследований, следующий выброс произойдёт… — Профессор спотыкается и буквально на секунду замолкает. Как же хороша эта секунда, только она неизбежно проходит, и пожилой мужчина продолжает толкать свою нудную речугу. — …не ранее чем через два месяца, четыре дня, плюс-минус семь часов. Интенсивность его составит три балла по шкале Бермана, что в две целых и тринадцать сотых…

Я резко остановился, жестом прервал его болтовню и снял с плеча «винторез». Не знаю, что со мной не так, но спустя уже пару месяцев пребывания в Зоне я стал замечать, что иногда нутром чую опасность. Тело отзывается каким-то странным, внутренним ощущением, такие ещё называют «шестое чувство». Вот и сейчас всё вроде бы спокойно и обычно, однако в груди что-то предательски кольнуло. Не к добру.

И как подтверждение моих опасений над нашими головами вдруг пронеслась чёрная туча ворон. Впереди раздался треск веток, и прежде, чем я успел отреагировать, нам навстречу высыпала толпа разношёрстной живности. Кабаны, крысы, слепые псы и чёрт знает кто ещё! Они стремительно проносились мимо нас, но не нападали. Профессор чуть было не пальнул в эту толпу из своего пистолета. Я остановил его. Пусть лучше бегут дальше, а мы переждём и продолжим путь…

Я точно знал, что это не моё собственное воспоминание. Если бы это был я, то уже нёсся бы в авангарде гона. Помчался бы бешеным галопом до ближайшей норы, как только узрел эту тучу ворон. Но сейчас я лежал в темноте и даже не пытался пошевелиться, лежал в тёмном уголке и со стороны наблюдал это «кино» про монстров, несущихся мимо…

Когда последний мутант скрылся в зарослях, я ещё несколько секунд стоял и не знал, что делать дальше. Тревожное чувство не покидало меня. Профессор зашевелился за моей спиной, что-то невнятно буркнул, и мы отправились дальше. Некоторое время болты можно было не кидать. Животные вытоптали едва заметную тропку, а в Зоне по этим звериным тропам ходи смело, не опасаясь аномальных сюрпризов.

Так мы дошли до старой «железки». Пустые раздолбанные вагоны, покорёженные аномалиями рельсы. Я поднялся на насыпь, и то, что увидел за нею, повергло меня в ужас. На нас быстро надвигалось красно-жёлтое марево в плетении ярко-белых молний. Выброс! Мы отчаянно побежали назад, но я точно знал, что спасения нам уже не будет…

«Кино» закончилось, а свет так и не включили. И опять эта темнота и пустота. Ещё немного, и ко мне придёт ужасная головная боль.

Плата за ещё одну попытку, за ещё одну жизнь…

В тишину вклинились раскаты грома и шум дождя. Где-то рядом разговаривали два человека. Я прислушался к их диалогу.

— …опуская все подробности, скажу, что ничего подобного я ранее не видел. — По говору в одном из них угадывался махровый интеллигент, скорее всего это был какой-то учёный муж. — Энцефалограмма свидетельствует о серьёзном повреждении нервной системы. Однако показатели остальных функций организма просто отличные. Парадокс!

— Считаете, это связано с выбросом? — Голос второго был несколько грубее и твёрже, ни дать ни взять начальник.

— Вне всякого сомнения! Впрочем, я пока не могу найти этому рационального объяснения, — ответил ему первый.

В этот момент мой разум и это тело слились окончательно. Жизнь вернулась в полупустую оболочку. Вернулась вместе с адской болью. Я дёрнулся.

— Кажется, он начинает приходить в себя, — заметил тот, чей голос звучал грубее.

Дальше я не слышал ничего, просто утонул в потоках боли. Не знаю, сколько ещё прошло времени, пока боль утихла, прошёл паралич и я смог пошевелиться. Но дождь уже закончился. Я открыл глаза и встал с кровати. Меня штормило, всё расплывалось, а отголоски недавней адской пытки ещё поклёвывали череп изнутри.

Я находился внутри ветхой дырявой хибары. Облезлая комнатушка была скромно обставлена старой мебелью. Тут стояла двухъярусная кровать, несколько столов с каким-то оборудованием, ржавый рукомойник, а сквозь множественные дыры в потолке виднелось небо. Кроме дневного света, который проникал сюда через все эти дыры и оконные проёмы, комнатушку подсвечивал монитор, что синел на столе двухоконной таблицей «коммандера». У окна спиной ко мне стоял человек. Услышав скрип кровати, он повернул голову.