Любимая - Кэнфилд Сандра - Страница 12

Кей промолчала. Похоже, она не вполне поняла, о чем речь.

– Я… гм, на пару недель уеду в Новый Орлеан, – как ни в чем ни бывало проговорил Роуэн. На Кей эти слова подействовали, как красная тряпка на быка. Но он, не дав ей заговорить, продолжил: – У Стюарта есть друг, который уехал на лето в Европу. Я буду жить в его доме.

Он видел, как Кей переваривает эту информацию. Наконец она согласилась:

– Да, это неплохая мысль. Ты просто с ума сойдешь, оставаясь здесь.

Его не удивило то, что она столь хорошо понимает его. Но ее следующее высказывание ошеломило Роуэна.

– Когда мы едем? – спросила Кей.

– Эй, погоди, – заторопился он. – Не могу же я тащить тебя с собой.

– Разумеется, можешь.

– Кей, ты же не можешь бросить «Фитнесс Эмпориум»!

– Есть люди, которые меня заменят.

– Нет! – это было сказано гораздо резче, чем хотелось бы Роуэну. Он проклял себя, когда увидел появившееся на лице Кей выражение. В этот момент Роуэн был сам себе противен, но возможность побыть одному, была для него важнее всего. Он сам не знал, почему это столь необходимо, но чувствовал, что должен поступить именно так. Тем не менее Роуэн постарался смягчить свой тон, добавив: – Смотри на вещи трезво, Кей. Меня не будет всего две недели. Я буду ежедневно звонить.

– Это не одно и то же, – начала было Кей, Роуэн поспешил использовать свой самый неотразимый аргумент, зная, что, если и это не убедит ее, то Кей настоит на своем.

– Как ты будешь готовиться к свадьбе, если собираешься в Новый Орлеан?

– В Новом Орлеане тоже есть телефоны.

– Конечно, но я думал, что тебе надо на последнюю примерку в ателье.

– Можно сделать это перед отъездом или приехать на денек.

– Смешно мотаться туда – сюда. Не просто смешно, а…

– Ты просто не хочешь, чтобы я поехала, – оборвала его Кей.

– Дело не в этом, – соврал Роуэн. – У тебя напряженное расписание, и поездка создаст массу неудобств.

Кей ничего не сказала. Она не сводила глаз с Роуэна, и под этим взглядом он почувствовал себя крайне неуютно. В конце концов, она сказала:

– Хорошо. Пусть будет так, как хочешь ты.

Он понимал, что ей не хочется мириться с этим, и она соглашается лишь потому, что не видит другого выхода.

«Черт побери, Кей! Я не хочу обижать тебя», – подумал Роуэн. Он причинил ей боль и сожалел об этом, хотя сожаления не были столь сильны, чтобы заставить его изменить свои планы. Сам не зная почему, Роуэн был уверен в том, что должен отправиться в Новый Орлеан в одиночку. И в этом он ни на йоту не сомневался.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дом, скрытый в кущах магнолий, назывался особняком Ламартин. Почему, Роуэн не знал, но подозревал, что так звали бывшего владельца. Роуэн чувствовал, что дом хранит определенную атмосферу. Стюарт назвал ее характером. Роуэну казалось, что это нечто большее, некое смутное свойство. Он затруднялся подыскать ему определение, просто странным образом чувствовал, что дом скрывает какую-то тайну. Было время, когда подобным странностям не было места в его рационально построенной жизни… Теперь же они были ему хорошо знакомы, хотя это знакомство и нельзя было назвать приятным.

Выйдя из машины, он увидел цветущие магнолии. Желтовато-белые цветы размером с ладонь были окружены темно-зелеными листьями, блестевшими, словно восковые. Дом, высокий и строгий, был красив суровой аскетической красотой. Он не располагал к себе, был мрачен, но, тем не менее, прекрасен и манил Роуэна к себе, как притягивают людей тайны. Роуэн распахнул скрипучие железные ворота и медленно вошел, чувствуя, что солнечные лучи, словно раскаленный металл, жгут его спину. Он услышал щебетание птиц и жужжание пчел, почувствовал запах травы, цветов и плодородного чернозема. На секунду ему показалось, что его чувства снова перемешались, и он опять слышит запахи и ощущает звуки, но этого не произошло. Роуэн с облегчением вздохнул.

Войдя в синеватую тень галереи, Роуэн остановился, наслаждаясь прохладой и тишиной. Умиротворение. Находясь здесь, он живо вспомнил умиротворение, снизошедшее на него в лучах яркого белого света. Он безумно тосковал по нему, жаждал получить хоть частицу этого покоя, пока его жизнь не вошла в колею.

Посмотрев на коврик в форме полумесяца, лежавший у двери, Роуэн подумал, что, может быть, он обретет здесь долгожданный покой. Выудив ключ из кармана свободных брюк цвета хаки, он вставил его в замочную скважину, и тут заметил приклеенную к двери липкой лентой записку. Роуэн развернул ее, прочитал и огляделся по сторонам в поисках бродячего кота, который периодически навещал этот дом, рассчитывая перекусить. Но мурлыки не было видно.

Повернув ручку двери, Роуэн открыл тяжелую деревянную дверь и осторожно переступил через порог.

В доме было жарко. По всей видимости, хозяин дома выключил кондиционер накануне, перед отъездом в Европу. Всего два дня назад Стюарт предложил Роуэну временно пожить здесь. Как только тот решился, его стало обуревать желание уехать поскорее, чтобы разобраться в своей жизни и своей смерти. Но сначала надо было что-то предпринять, чтобы избавиться от жары.

Роуэн оставил входную дверь открытой в надежде, что шальной ветерок может навестить эти изнывающие от жары места, и принялся за поиски. Он прошел по коридору, тянущемуся через весь дом. В коридоре, словно в комнате, стояло несколько стульев и небольшой диванчик. Обстановка была выдержана в голубых и абрикосовых тонах. Термостат Роуэн обнаружил рядом с позолоченным зеркалом в стиле рококо. Движимый любопытством, он заглянул во все комнаты, находившиеся внизу, выяснил, что дом гораздо больше, чем ему показалось с первого взгляда. Он был узким, но длинным.

В конце коридора располагалась кухня – белый пол и потолок, белые занавески, белая мебель. В центре белого стола, покрытого белой скатертью с отделкой из беттенбергского кружева, стояла белая широкая ваза, в которой плавала желтовато-белая магнолия. Красота и суровость этого помещения, слегка напомнившего Роуэну операционную, нарушалась лишь сиянием начищенной меди, сверкавшей ярче новенького пенни. С потолка на цепях свисал брус, на котором висели медные кастрюли и сковородки. На разделочном столе выстроились медные кухонные принадлежности, на стене висели формы для выпечки, на полке стоял горшок с бело-зеленым плющом.

К кухне примыкала огромная комната с высоким потолком и деревянным полом, в которую можно было войти из коридора. Благодаря расстановке мебели и расположению ковров она была разделена надвое. В дальнем углу стоял темный стол из ореха и шкафы для бумаг. Это был кабинет. Часть комнаты, находившаяся ближе к двери, служила библиотекой. Всю стену занимали книжные полки, причем верхний ряд был расположен так высоко, что книги невозможно было достать без лестницы. Обстановка здесь была выдержана в винных тонах, и в комнате стоял запах кожи, исходивший от мебели и книг в дорогих перелетах, причем многие из них, как понял Роуэн представляли собой первые издания. Боль всего его поразил недостаток освещения. Крохотные шторы скрывали узкие окна. Роуэну вновь подумалось, что этот дом пытается сохранить в своих стенах некую тайну.

Следующая комната – судя по всему, гостиная – была обставлена в совершенно ином стиле. Она была более яркой, женственной, и Роуэн задумался, женат ли Дэвид Белл. Почему-то он пришел к выводу, что доктор холост. Возможно, владелец, реставрируя дом, стремился сохранить историческое правдоподобие. Обстановка этой комнаты была в голубых и розовато-оранжевых тонах. Окна закрывали пышные шторы из дамасского шелка цвета слоновой кости.

В центре находился камин из белого мрамора. Каминную полку украшали две вазы с розами пастельного цвета и два подсвечника из бледно-голубого стекла. Перед камином, закрыв его на лето, стояла ширма-зеркало, сделанная так, чтобы дамы девятнадцатого века могли видеть в нем подолы своих длинных платьев.

Роуэн знал это, потому что его бабушка интересовалась стариной и у нее была точно такая же ширма для камина. В детстве Роуэна восхищали антикварные вещицы, которых было полно в доме бабушки. Он всегда увлекался историей, любил представлять, что некогда сам жил в прошлом.