Испытание медными трубами (сборник) - Метлицкая Мария - Страница 20

– Нет, – засмеялась Лена. – Я в ней похожа на попадью.

– Другую длину? – Мальчик наклонил голову.

– В другой раз. – Лена скинула шубу и влезла в свое пальто. Девицы опять переглянулись и опять вздохнули. «Узенький» обиженно отвернулся к окну. Лена выскочила на улицу и рассмеялась. Ей почему-то не было неловко, а было смешно. «Расту в собственных глазах, – удовлетворенно подумала она. – А раньше просто бы описалась от ужаса». Она вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась. Она посмотрела на вывеску – отлично, пиццерия. Пиццу, как – увы! – все мучное, она обожала. Войдя в кафе, села у окна и стала смотреть, как по улице идут люди. Нет, не идут – бегут, спешат, торопятся. Обгоняют друг друга, задевают плечами, бесцеремонно проталкиваются. Тверская течет и гудит. Она грустно вспомнила другую Тверскую, тогда – улицу Горького. В субботу, после обеда, они с мамой и папой приезжали сюда гулять. Все остальные прохожие тоже гуляли – и тоже неспешно. Сидели в скверике за памятником основателю Москвы, кормили голубей. Знакомились друг с другом. Старики играли в шахматы, дети – в мяч или салки. Женщины ворковали и делились жизненным опытом. Мужчины читали газеты. А Лена с родителями шли в кафе-мороженое «Север». Папа с мамой брали по бокалу шампанского и шоколадку, а Лене приносили в вазочке три шарика: пломбир, шоколадное и крем-брюле. И все это великолепие было полито клубничным вареньем. Да, и конечно, лимонад: «Дюшес» или «Буратино». И это был праздник.

Лена заказала пиццу «Четыре сыра» и бокал пива. Призналась себе, что все очень вкусно. Не хуже кафе-мороженого, просто разные вещи. В детстве проще получать радость. Душа и организм еще не отравлены действительностью и не думаешь, на какие деньги получаешь удовольствия. А в зрелости уже считаешь. Если на свои, честно и трудно заработанные, то чуть-чуть жалко. Если на мужнины или близкого друга – испытываешь чувство неловкости. А если на совсем чужие – стыдно, халява какая-то. А это всегда некомфортно для нормальных людей.

Через неделю Элла исполнила свое обещание – все было оформлено лучшим образом, не подкопаешься. И тем же вечером Лена решилась наконец рассказать все мужу. Поужинали, уложили детей. Лена налила чаю, открыла коробку конфет и села за стол напротив Сережи. Волновалась сильно – руки дрожали. Наконец изложила, нервничая и краснея. «Вру, как профессиональная гадалка», – продолжала она удивляться самой себе, но при этом понимала, что сказать мужу правду она бы никогда не смогла. И самое главное – он бы никогда не понял и не принял этой правды.

Сережа молчал. Потом вздохнул, встал и прошелся по кухне. Опять сел.

Потом медленно произнес:

– Вот, какие бывают на свете дела.

– Ты рад? – спросила Лена.

Он задумчиво проговорил:

– Знаешь, какое-то странное чувство. Непонятное. Никогда мне ничего просто так в руки не сваливалось. В детстве мечтал о пожарной машине, большой такой, красной и блестящей. У моего приятеля такая была, я даже завидовал. Стыдно, конечно. Потом, подростком, о джинсах мечтал – настоящих, американских, темно-синих. Но они стоили у спекулянтов двести рублей, а зарплата у мамы была – сто пятьдесят. В институте поехал в стройотряд, заработал. Но джинсы не купил – стало почему-то жалко. Отдал деньги матери. Купили тогда новый холодильник и ей – новые сапоги. Как она радовалась! Всем подругам говорила: сын купил! Как-то все с напрягом в жизни доставалось. И на себя всегда жалко было. Помнишь, я в свадебном костюме еще года четыре на работу ходил?

Лена кивнула.

– Это, наверно, очень плохо, – продолжал муж. – Ущербность сознания. Совок проклятый сидит – не изжить. А может, потому, что всю жизнь копейки считали – и с мамой, и с тобой. Это я потом узнал, откуда она деньги на нашу свадьбу взяла – алименты отцовские, копеечные, ни разу с книжки не сняла. На мою свадьбу откладывала, чтобы все как у людей. А платье себе на нашу свадьбу в долг купила. И потом этот долг год отдавала. – Он замолчал и посмотрел в окно, а потом добавил: – Да нет. Здорово, конечно. Просто с небес свалилось. Столько проблем можно решить. Деньги-то огромные, шальные. Ты не расстраивайся – я в себя приду и начну радоваться. Даже, наверно, ошалею от счастья! – Он улыбнулся. – Нет, но ты мне скажи! Элла эта какова! Кто бы ожидал! Но родня есть родня. Даже такая. И даже она это под старость лет поняла! Хотя чудно это все, конечно. Никто от нее этого не ожидал. А человек оказался лучше, чем о нем думали. Приятно!

Потом они пошли спать. Но сон, конечно, не шел. Лежали, обнявшись – сначала молча, а потом начали мечтать. Лена сказала про шубу, про Париж и Диснейленд, про новую машину. Здесь начался спор. Сначала муж сказал, что вполне еще год-другой можно поездить на старой. Лена расплакалась и обозвала Сережу жлобом. Он сначала обиделся, а потом согласился. Стали обсуждать модели. Лене нравились пузатенькие и глазастые француженки. А муж настаивал на японках или немках.

– Ты уж мне поверь, – говорил он, – в этом-то вопросе!

Потом обсуждали Париж – решили, что ехать надо весной или летом. Здесь к консенсусу пришли быстро. А шубу решили покупать завтра же, на ВВЦ или в Сокольниках.

– Там дешевле, – сказала Лена, вспомнив бутик на Тверской.

Заснули под утро, крепко обнявшись.

Назавтра была суббота. После завтрака рванули по магазинам. Детей оставили дома – и они были счастливы.

Шубу купили довольно быстро – на рынке. Лена сразу поняла, что это то, что надо. Лучше не найдешь. Шуба была темно-коричневого, шоколадного, цвета. Чуть ниже колена, с глубоким капюшоном, легкая, как пух, с изумительной тончайшей шелковой подкладкой внутри. Подошло сразу и все – и цвет, и фасон, и размер. Начали торговаться. Продавец скинул десять тысяч. Пустячок, а приятно. Вышли на улицу, и Лена прижалась к мужу: скорее бы зима!

Потом решили заехать за детьми и пообедать в ресторане – отметить покупку.

Дети опешили и начали суетливо одеваться. Лена вытащила из пакета шубу и повесила на вешалку, села на банкетку и зарылась лицом в меховой подол.

– Ты что, мам? – испугалась дочка.

– Пахнет вкусно, – засмеялась Лена.

Дочка ничего не понимала, а сын смотрел на родителей с недоумением и тревогой.

– Потом все объясню, – шепнула ему Лена.

Ресторан выбрали грузинский, недалеко от дома. В зале было полутемно, на стенах висели кинжалы и морды кабанов. На подоконниках стояли потертые медные кувшины – пузатые и узкогорлые. Заказали все, что пожелали: сациви (сын сказал «фу!»), пхали (Лена не знала, что это такое), хачапури (это обожали все), лобио, хинкали и, конечно, шашлыки.

– Не осилим, – испугалась Лена, увидев заставленный стол.

– Заберем с собой, – ответил муж.

– Неудобно как-то, – растерялась Лена.

– Сейчас все так делают, – отозвался муж.

Лена удивилась: а он откуда знает? Все накинулись на еду. Было так вкусно!

– А хорошо быть богатыми, да, мам? – сказала дочь.

Муж и сын рассмеялись, а Лена тревожно посмотрела на Сережу.

– Просто папа получил премию на работе, – объяснила дочке Лена.

– Значит, все это скоро закончится, – грустно вздохнув, сказала девочка.

Все опять рассмеялись.

– Премия большая, – успокоила ее Лена. – Даже, может, хватит на поездку в Диснейленд.

Дети перестали жевать и уставились на родителей. А потом завопили на весь ресторан. Когда успокоились, сын серьезно сказал:

– Молодец, пап! Уважаю.

Сережа вздохнул, покраснел и опустил глаза. Лена предложила всем выбрать десерт. Дети, конечно, захотели мороженое.

В машине дочка уснула, а сын, сдвинув брови, сосредоточенно смотрел в окно.

Дома Лена весь вечер мерила шубу. Красовалась в ней перед зеркалом. Сережа, усмехаясь, снисходительно улыбался.

– А я думал, что тебя только Достоевский может так возбудить. Или Блок. Ну, или, в крайнем случае – я.

Лена радостно улыбнулась. Потом муж с ошарашенным и растерянным сыном рассматривали автомобильный журнал и ожесточенно спорили по поводу моделей машин. Лена укладывала усталую дочку спать. Та тихо спросила, можно ли написать Деду Морозу про игровую приставку. Лена сказала, что можно.