Испытание медными трубами (сборник) - Метлицкая Мария - Страница 13

– Это в евро? – хрипло спросила она.

Слава взяла салфетку и написала на ней предполагаемый Ленин гонорар. Лена посмотрела на салфетку и закашлялась.

– А ты как думала? – улыбнулась Слава. – Здесь, знаешь ли, шутить не приходится. В общем, думай. – Слава махнула рукой официанту. Он кивнул и через минуту принес счет.

«А я бы ждала счет минимум минут двадцать, – грустно подумала Лена. – Они все – хорошие физиономисты. Просто психологи доморощенные. Все знают – с кем можно, а с кем – нельзя».

Слава расплатилась, убрала в сумку сигареты и кошелек, встала и улыбнулась:

– Ну, давай, партнер! В смысле – действуй! – Она надела куртку, приготовила зонт и пошла к двери.

Лена просидела в кафе еще минут сорок – в полном замешательстве и прострации. Вертела оставленные Славой фотографии. Считала – что греха таить – возможные барыши. И ей стало душно, нехорошо как-то, начал душить ворот свитера, подташнивало. Она попросила воды – и точно, официант не торопился, принес бутылку минут через пятнадцать. «И это мне, почти деловой женщине! Почти бизнес-леди», – с иронией подумала Лена. Она встала, надела сырой плащ и быстро вышла на улицу. Минуты три она стояла, делая глубокий вдох и выдох. Потом выпила почти всю бутылку воды и на ватных ногах медленно побрела к метро. Там, к счастью, нашлось свободное место – в самом конце вагона. Лена тяжело плюхнулась и закрыла глаза. «Господи! Как я устала!» – подумала она.

Она вышла на своей станции и пошла к дому. У самого подъезда вспомнила, что не купила свежего кефира – муж перед сном обязательно выпивал стакан. Но сил возвращаться в магазин уже не было, и она зашла в подъезд.

Дома было все как всегда: ужин – котлеты, конечно, подгорели, – чай с пряниками, проверка уроков, сказка на ночь. Лена в изнеможении рухнула на диван и закрыла глаза.

– Устала? – с сочувствием спросил муж.

– Угу, – ответила она, – педсовет был и диктант.

Лена в принципе ненавидела врать. Ночь была бессонная – оно и понятно. Утром еле встала – никакой кофе не помог, голова кружилась и болела. Поняла, что на работу идти не может. Позвонила в школу и сказала, что отравилась. Вызывать врача – себе дороже, они ох как не любят кишечные инфекции, будут вербовать в больницу, а это минимум три недели. Лучше два-три дня отлежаться дома. В общем, врала самозабвенно – сама себе удивлялась. Подумала – еще не стала богатой, а как виртуозно, буквально за пару часов, научилась врать, даже самой стало смешно. Легла поспать – к часу дня пришла в себя. Еще раз выпила крепкий кофе, окончательно проснулась и начала обдумывать дальнейшие действия. Было довольно жутковато – от мужа решила, естественно, все скрыть. А как иначе? Действий ее он бы не только не одобрил, а… Б-р-р, страшно подумать. Поделиться и обмозговать это дело было совершенно не с кем. Подумала о Жанке, но тут же поняла, какая это глупость. Первое – Жанка болтлива до неприличия, второе – она как-никак Славина приятельница. Короче, исключалось абсолютно. Ходила кругами по комнате и продумывала разговор с родственницей. Наконец решилась. Та ответила быстро и бодрым голосом, удивилась ее внеплановому звонку. Лена объяснила, что у нее важное дело. Нет, нет, по телефону никак нельзя. Попросила аудиенции. Та опять удивилась. Очень удивилась. Спросила про отца, довольно пренебрежительно:

– Ну как там эти пейзане?

Договорились, что Лена приедет к ней завтра утром – «на кофе», сказала эта светская львица.

Утром Лена купила букет желтых хризантем, коробку бельгийского шоколада «Ракушки» и поехала на Фрунзенскую. В подъезде строгий консьерж допросил ее с пристрастием. Когда она сказала, что родственница Эллы Романовны, цербер с недоверием оглядел ее с головы до ног и стал звонить хозяйке. Наконец путь был открыт.

– Не переусердствуйте! – посоветовала Лена стражу порядка. И в который раз удивилась своей смелости и даже наглости. «Славина школа, – подумала она. – Оказывается, я талантливая ученица».

Элла стояла на пороге квартиры – брючки, туника, тапочки на каблучке. Волосы уложены, губы подкрашены. Аромат цветочных, пряных духов. «А ведь ей за шестьдесят!» – с восхищением подумала Лена.

– Здравствуй, Лена! – сдержанно сказала родственница и с достоинством подставила подрумяненную щеку.

Лена переобулась в тапочки, сняла плащ и прошла в комнату. Огляделась. «Сто лет тут не была», – подумала она.

– Как же у вас красиво! – Она разглядывала шелковые, синие с золотом, обои, бронзовую люстру и бра, тяжелые, бархатные шторы с ламбрекеном, картины в тяжелых золотистых рамах, кресла с витыми ручками, круглый стол на крученой ноге, диван с деревянным изголовьем и пузатую горку с сервизами, вазами и бокалами различной формы, величины и цвета.

– Кофе будешь? – спросила хозяйка.

Лена кивнула. Та с достоинством удалилась на кухню и вскоре раздался восхитительный запах кофе и корицы. Элла внесла овальный серебряный поднос, на котором стояли две маленькие кофейные чашки с блюдцами, узконосый кофейник, молочник, сахарница и вазочка с печеньем. Чинно уселись за стол друг напротив друга. Помолчали. Элла не спрашивала про Лениных детей – будто их и нет вовсе. И вообще было видно, что она не в настроении. Лена взяла инициативу в свои руки. Показала фотографии сына, дочери и родителей в деревне – на речке, в саду. Элла небрежно разглядывала фотографии, на которых были ее так называемые родственники. Потом задумчиво спросила, имея в виду Лениных родителей:

– Неужели им и вправду там хорошо?

Лена уверенно ответила:

– Они там счастливы! Поверьте мне!

– Ну не знаю, – недоверчиво протянула Элла. – Странные люди. – И добавила: – Хотя по поводу твоего папаши удивляться не приходится. – Она тяжело вздохнула.

Потом Лена спросила ее про здоровье, но Элла решительно ее остановила:

– Эта тема никому не интересна и свою благовоспитанность можешь здесь не демонстрировать! – И, посмотрев на часы, спросила довольно резко: – Ну а зачем пожаловала-то?

Лена поняла, что лукавить с Эллой себе дороже, и начала рассказывать. Собственно, говорила она правду – врать особо не пришлось. Элла слушала внимательно и не перебивала. Конечно, Лена не называла имен. Закончив, она шумно выдохнула и откинулась на спинку кресла.

– Интересная история, если, конечно, все это – правда, – усмехнулась Элла.

Лена начала горячо ее убеждать, что все это – чистая правда и что всю эту историю она знает изнутри и абсолютно доверяет своей подруге.

– Что тебе надо от меня, я понимаю, – проговорила Элла. – Но и твой интерес должен быть вполне осязаем. Не дура же ты, в конце концов. Хотя с такими родителями тебе и умной неоткуда-то быть!

Лена покраснела и обиделась. Правда, тут же взяла себя в руки.

– Я просто хочу помочь хорошим и близким людям. Или это уже из разряда моральных преступлений? Или признак моей абсолютной, клинической дебильности? – горячилась Лена.

– Да ладно, дело твое, верный ленинец. Только если пронесешь мимо рта – будешь действительно клиническая дебилка. Абсолютная причем, – резко добавила Элла. – А теперь послушай. Дело это непростое и опасное. Точно – надо только по своим и очень своим людям. Большие риски, что могут кинуть с обеих сторон.

– Вы просто профессионал! – восхитилась Лена и уверенно добавила: – Ну за своих друзей я-то отвечаю.

– Вот и дура! – прокомментировала Элла. – За себя сейчас никто не отвечает, Лена. Времена такие. Ну да ладно, дело твое. Моя хата с краю. Что касается покупателей… Это вопрос самый сложный. На дворе – кризис. Люди многое потеряли и продолжают терять. Все хотят продать – дома, квартиры, бизнес, бриллианты. Продавцов больше, чем желающих купить. Но! – Здесь Элла подняла указательный палец и выждала эффектную паузу. – Но! Есть и такие, кому кризис не помеха, а даже наоборот. В общем, кому война, а кому – мать родна. Ну, это – как обычно. Мне – точно ничего не надо. Дела у меня неважнецкие. Свой цветочный бутик я продала, а у моего мужа под угрозой два магазина элитных вин. Один он уже закрыл. Короче, нам не до Фаберже. Но у меня есть Танька Лосева, танцовщица из Моисеевского, из первого состава. Тощая такая, у нее еще кличка – Селедка. Так вот, сыночек у нее, Тошенька, ловкач еще тот. При мэрии пристроился. Чиновник с зарплатой в сорок тысяч и в костюме за сто пятьдесят. Вот у него точно все в порядке. Он-то ничего не потерял. Ну, может, нести стали поменьше. Да и то – вряд ли. Сама Танька полгода живет в квартире в Марбелье, причем в своей, личной квартире. Невестка ее не очень жалует и живет в доме напротив. У этой Таньки-Селедки своя домработница, шофера ей дают, когда пожелает. Еду повар сына готовую приносит. Этот ворюга – потрясающий сын. Ни в чем матери отказа нет. А вот перед невесткой Танька на цырлах. Слова лишнего не скажет. Только «Ларочка» и «рыбонька». А рыбонька эта – та еще акула. Деревенская, кстати. Раньше в пластмассовой бирюзе и жемчуге из галантерейки ходила. А сейчас, видите ли, «Шопард» уважает. В общем, безлимитная кредитка у Таньки. Платиновая. И антиквариат она любит до дрожи. А у меня тут свой интерес. Денег мне не надо, а вот поездку в Марбелью я у нее точно выцыганю. Это уж сто процентов. Месяца так на два, не меньше. Но и ты, смотри, не лопухнись. Все они те еще штучки – и Танька эта, и твоя «несчастная» подружка тоже. В этом я уверена.