Знаменитая танковая - Ляленков Владимир Дмитриевич - Страница 17

Между бригадами был разрыв. Да и отдельные наши танки шли не впритык друг к другу. Главное танкистам было – видеть впереди идущую машину. Враги и пристроились удобно за нашими танками. Конечно, всем им было холодно, боялись нападения партизан. А тут оказались в колонне мощных танков, успокоились. Наши прибавят скорость – и они тоже. Немецкие солдаты дремали. И водитель тягача, шедшего следом за немцами, дремал, и Василич, и Сиволобов дремали. А потом водитель обратил внимание на огоньки…

Головным у фашистов шёл «тигр». Наши танкисты уже много слышали об этих танках. Изучали их по плакатам. Толстая броня «тигров» защищала даже баки с горючим. А снаряд из тяжёлой пушки вылетал с такой скоростью, что прошивал насквозь лёгкие танки. Противотанковые рвы не были страшны «тиграм». Они вползали в них, как кроты, рыли перед собой земляную стену и выползали на поверхность.

Но тогда никто не подозревал, что в колонну угодил этот самый «тигр». Дедушка говорил: и хорошо, что не подозревали. А то бы растерялись, начали бы придумывать какой-то особый манёвр для его уничтожения. А тут комбриг дал простую команду танкам прикрытия: «Заходить всем справа по ходу колонны и бить по танкам!»

Танки прикрытия обошли тягачи, огнем в упор расстреляли задние танки, сбили машины. «Тигр» ни разу и не выстрелил. Он страшно взревел, хотел развернуться, но уже и сзади, и с боков в него впились снаряды, он загорелся. Вражеские солдаты бежали в степь. Машины горели. Весь корпус остановился, когда узнали, что уничтожили «тигра». Но он горел, подойти к нему было опасно: вот-вот мог взорваться.

За убежавшими не погнались. Вообще, говорил дедушка, уже тогда, если танкисты замечали где небольшое подразделение вражеских солдат без техники, на них не обращали внимания – не было времени возиться с ними.

Забрали у офицеров портфели, сумки с документами. И корпус тронулся дальше.

Фашисты ждут корпус Полубоярова

– Двадцать четвёртого января наш корпус выбил врагов из Старобельска. В это время нас передали Юго-Западному фронту. И вот по какой причине. На северном фланге этого фронта командование создало большую подвижную группу танков и механизированной пехоты. Командовал группой генерал Попов. Ему и придали наш корпус.

– А зачем, дедушка? Ведь корпус и один дрался хорошо в тылу врагов?

– А по той причине, – отвечал дедушка, – что у нас осталось не более тридцати боевых машин. Понимаешь? Случалось, кромсало наши танки так, что и починить их было невозможно. Мы оставляли их. И на минах в дороге нередко подрывались машины. Помню, перед тем же Старобельском один танк вдруг остановился на дороге – что-то с мотором случилось. А шедший за ним решил обойти его. Вижу я: только столб снега и комья мёрзлой земли взлетели. Подъехали мы, а у танка обе гусеницы сорваны, ведущие валики погнуты. Починить танк мы не могли. А водитель и радист-стрелок погибли в танке. Вот как, голубчик. Так что корпус наш уже слабей был, чем в самом начале наступления.

– А как же большую группу Попова создали?

– А вот как: к началу февраля фашисты организовали линию обороны от Купянска до Ворошиловграда. Хорошо укрепились. Решили там остановить наступление наших войск. У них были крупные соединения танков. Корпус Полубоярова враги уже хорошо знали, как и катуковцев и других смелых танкистов. И за передвижением наших танков враги зорко следили. Допустим, наш корпус один бы в то время прорвался где-нибудь через новую линию обороны. Вмиг враги бросили бы на него раза в два больше танков и могли бы разбить. А вот собрали наши несколько корпусов в одну группу, тут уж шутки плохи. Понял?

– Да, – кивал я, воображая огромное скопище танков. Они движутся лавиной, стреляют на ходу и всё подминают под себя.

– Помнится, мы, уже гвардейцы и кантемировцы, стояли вроде бы на участке обороны противника между Ольховаткой и Юрковкой. И слева, и справа от нас, и сзади стояли наши танковые части. И где-то поблизости был штаб самого Попова. И штаб его со всеми держал связь. Кажется, помимо нашего корпуса в группу входили ещё три. Точно никто из бойцов не знал этого…

Пехота 17-го корпуса занимала передовые окопы. Соседями у них были стрелковые армейские части. Танковые батальоны рассредоточились позади. Тягачи дедушкиной РПБ стояли за зенитной батареей. Наши готовились к прорыву обороны, а враги, придержав наступление советских войск, решили нанести контрудар.

Дедушка говорил: когда корпус занял позиции, он, Василич и Колосов вспоминали события под Горшечным. Замполиты – заместители командиров по политической части – проводили занятия в ротах и взводах. «Стариков» приглашали беседовать с бойцами. Потому что за эти дни под Касторным, Горшечным и Старым Осколом происходили события, похожие на те, какие были там в конце июня – в начале июля 1942 года. Но только обстановка иная была: наши теперь наступали, а враги отбивались. Замполиты рассказывали, что именно сейчас произошло, а «старики» вспоминали прошедшее. Они же не с чужих слов пересказывали. Сами были участниками тех боёв. И у бойцов складывалась полная картина случившегося под Воронежом.

А в январе 1943 года произошло следующее.

С юга к Горшечному прорвался танковый корпус Воронежского фронта. Танкисты выбили противника из города. А к Касторному с севера наступали войска Брянского фронта. От Воронежа враги бросились прочь на запад, чтоб не попасть в окружение. Фашисты понимали: они забрались в самый центр России, разорили огромный кусок государства, напакостили. И в бою пощады им не будет. К тому же фашисты вели лживую пропаганду: мол, русские в плен не берут, уничтожают всех подряд. И почти двухсоттысячная армия ломилась на запад с одной мыслью: вырваться из кольца.

Снег лежал глубокий. Мороз стоял сильный. К Касторному стремились бойцы на санях, пешком, утопая по пояс в снегу. Танки тоже зарывались в снегу. Но 28 января в Касторном наши части соединились. Вся 2-я армия противника была окружена. Несколько дивизий вырвались и бежали к Тиму. Боевая техника целой армии, боеприпасы были взяты нашими.

– После Сталинграда, дружок мой, это была вторая катастрофа для фашистов. А на юге наши должны были освободить Донбасс. Нашему командованию стало известно тогда, что в ставке Гитлера в начале февраля было секретное совещание. Министром вооружения и боеприпасов у Гитлера был такой Шпеер. А имперским уполномоченным по снабжению Германии углем – Плейгер. На совещании они доложили Гитлеру, что без Донбасса им будет очень трудно. И в ставке решили из Донбасса не отступать. Вот фашисты и готовились к контрнаступлению. Уяснил?

– Да. Уяснил, – поспешно отвечал я. – А Никитин и Якин в это время живы были?

– Живы. Тут их работа и началась. Ведь ни в штабе всей группы, ни в штабе корпуса не знали, какие силы врага стоят против нас и где именно. Все были убеждены, что против наших танков немцы двинут танки. Но сколько и в каком месте? Помнишь: когда фашисты готовились к летнему наступлению, они ведь тайно это делали. Когда мы готовились к прорыву от Верхнего Мамона, тоже ведь тайком собирали силы. Даже в письмах не сообщали о возможном наступлении. И по радио командование никаких распоряжений не давало. Не забыл про это?

– Нет.

– Вот и враги на этот раз скрытно готовились к контрудару… Воздушная наша разведка ничего не могла обнаружить. До передней линии врагов было метров шестьсот. Батальоны постоянно высылали дозоры. Некоторые дозоры с холмов далеко просматривали позиции врага. Вплоть до железной дороги, до которой от линии фронта было километров пять, просматривали местность. Никакого движения у немцев не замечали. И пробраться через линию фронта никак не могли. Дважды взвод лейтенанта Никитина пытался. Не вышло. Второй раз, чтоб отвлечь противника в центре, на правом фланге подняли стрельбу, завыли моторы танков. А взвод Никитина пополз на левом фланге. Разведчиков накрыли пулемётным огнём. Потеряли пять человек.