Утренние прогулки - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 19

- Как хотите, - проговорила мама.

- А что ваш-то, совсем вас бросил или как? - спросила вдруг Бабенкова.

А я даже остановился, чтобы не идти больше рядом и не слушать их разговор.

Но все равно я слышал.

Мама не ответила и шла молча. А Бабенкова снова заговорила:

- Они все такие, подлецы. Сначала ласковыми притворяются, а потом - бежать.

И тогда мама остановилась и сказала железным голосом, каким она говорит, когда наказывает меня:

- Я не знаю, о ком вы, но к Александру Петровичу это не относится. Он очень порядочный человек, и я всегда буду его уважать.

Мама сказала это так громко, что Бабенкова даже испугалась. А потом мама добавила:

- И пожалуйста, оставьте нас в покое.

Бабенкова так и осталась стоять на месте. А мама быстро пошла к дому. И я, не глядя на Бабенкову, побежал за мамой.

В магазин мы больше не пошли. Пили чай с завалявшимися сушками и весь вечер молчали.

***

Утром, когда мы завтракали, мама вдруг сказала:

- Я знаю, ты хочешь спросить о папе. Ты ведь давно уже хочешь спросить?

И хотя я на самом деле собирался спросить, я сказал сейчас:

- Нет.

- Папа от нас уехал.

- Куда? - проговорил я и сразу почувствовал, что сказал глупость.

- Он теперь будет жить с Татьяной Филипповной.

- А мы?

- А мы - сами по себе. - Она помолчала. - Разные люди будут у тебя спрашивать или ругать папу и меня - ты на них, пожалуйста, не обижайся. Они ничего не знают и говорят просто так. А ты знай, что твой папа - хороший человек, мы с ним не ссорились, и он нас не бросил.

- Почему же тогда?… - спросил я.

- Это не так просто, как ты думаешь. Конечно, Татьяна Филипповна ему лучше помогает в работе, чем мы. Но главное не в этом. Главное в том, что мы с ним совсем разные люди: у него - одни увлечения, у меня - другие, и мы мешали друг другу. А теперь мешать не будем… Когда папа сможет, он будет приходить к тебе в гости и гулять с тобой по городу…

Мама ушла с кухни, и больше о папе мы не разговаривали.

***

Днем мама послушала, как я играю на пианино.

Я все перезабыл - и сонаты, и менуэты, и остальное - и играл так плохо, что было еще противнее слушать, чем обычно. И я с трудом доигрывал до конца.

Потом я сыграл те две песни про летчиков и космонавтов, которые мы исполняли со Светой в начале смены в четыре руки.

Мы их выучили за один раз: остались после полдника в клубе, а к ужину уже свободно играли.

- Вот видишь, - сказала мама, - ведь получается, когда ты захочешь.

А я вдруг вспомнил Галю Кругляк - как мы спорили, что не каждое дело человек может делать с удовольствием. Все-таки она была права.

***

Все следующие дни была жара. Мама уходила на работу, и я гулял один. Я обходил вокруг дома, шел по дорожкам между деревьями, возвращался назад. Однажды мне показалось, что идет сенбернар со Светой. Я побежал к ним, но когда пробежал полпути, понял, что это обыкновенная колли - шотландская овчарка - и не Света с ней, а старушка. Потом я сидел дома, и не хотелось мне играть, или читать, или слушать по радио передачу для малышей.

Я все дни думал про папу. Про что бы ни начинал думать, обязательно кончал мыслями о папе.

Однажды я решил сходить в парк к тому озеру, где в апреле пускал корабль, а потом свалился.

Теперь там кругом была трава и деревья, а от воды шел приятный сырой запах. На берегу стояли люди с удочками, и пока я к ним приближался, они несколько раз помахали мне руками, чтоб я не орал, не топал и не пугал им рыбу. Хотя близко ходили трамваи и грохотали в сто раз громче.

У тех людей в литровых банках плавали мальки - этих мальков они выловили из озера.

А один старик хлестал воду спиннингом и шепотом рассказывал, какая огромная здесь живет щука и старая - она всю рыбу съела, и ее надо обязательно поймать, а то и мальков переест. Я постоял у озера, потом поднялся назад, в парк, сел на скамейку и снова стал думать про папу.

Наверно, вид у меня был грустный и больной, потому что, когда мимо прошла старушка с плачущим ребенком, она сказала:

- Вон мальчик сидит совсем больной тяжелой болезнью и не плачет, а ты - ревешь.

И мне сразу так себя стало жалко, что я пошел домой и не выходил до вечера.

А на следующий день начались ливни и грозы.

Только выйдешь из дома - а тут по небу ползет, переваливается тяжелая черная туча и уже заранее громыхает.

Когда мы ехали в электричке вместе с мамой из лагеря, сзади сидел летчик с другом и рассказывал про грозу. Он однажды видел, как навстречу молнии с неба в ту же секунду вылетает огненный столб из земли, и они посередине встречаются - между небом и землей.

А друг сказал, что такое науке неизвестно.

Я уже тогда решил, что обязательно буду наблюдать за грозой. И теперь я стал следить за молниями из окна. Взял мамин бинокль и смотрел на тучи. Конечно, было страшно, как будто я - Рихман - друг Ломоносова, погибший при исследовании грозы. Но я все равно не отходил от окна и смотрел в бинокль на тучи, в которых мелькали молнии. Некоторые я даже успевал разглядывать, как они пролетали по небу зигзагами. Жаль, фотоаппарата у меня не было. Был бы аппарат, я бы их наснимал, сделал бы фотографии и все было бы тогда ясно. Потому что за некоторыми молниями я не успевал следить.

***

Утром мама сказала:

- Поехали, по рекам попутешествуем. Я давно хотела показать тебе город.

Она собрала еду, мы поехали к реке Фонтанке, взяли лодку на лодочной станции и поплыли по городу.

В нашем городе много красивых мест, и река Фонтанка течет как раз по этим местам.

Мы с мамой гребли вместе: правым веслом - она, левым - я.

Жаль, что у нас не было рулевого: приходилось часто оглядываться. Один раз мы слегка протаранили мост.

- Ты весло глубоко не заводи, слушай мою команду. - И мама начала командовать: - Раз - два. Раз - два.

Поблизости тоже плыла лодка, и там сидели четверо людей. Они увидели нас и решили-с нами соревноваться.

- А ну-ка, налегли! - сказала мама. - Не давай им обходить. - Она стала считать громче: - Раз - два. Раз - два!

В той лодке тоже гребли двое взрослых - правда, она сидела глубже, чем наша.

Я уже устал, а лодка не отставала.

- Вперед, еще чуть быстрей! - говорила мама. - Сейчас они выдохнутся.

Я уже греб из последних сил, а мама все командовала:

- Вперед! Ты должен воспитывать в себе спортивную злость!

Гребцы на той лодке вдруг положили весла. Они, наверно, устали больше нас.

А у меня уже появились новые силы, и я тоже стал командовать:

- Раз - два! Раз - два!

- Молодец, - сказала мама. - Всегда надо преодолевать свою слабость… Хотя папу твоего я так и не научила грести.

Мимо нас промчались две моторные лодки, от них шли высокие волны, и мы покачались на этих волнах. Мы гребли уже спокойно, потому что те четверо совсем отстали.

- Поплыли вон к тем ступенькам, - сказала мама.

В том месте к воде можно было спуститься по каменной лестнице.

Мама остановила лодку.

- На этой ступеньке я первый раз ждала твоего папу, после того как мы вернулись из туристского похода. А вон в том доме я жила. - Мама показала на старинный дом с высокими каменными статуями. Эти статуи поддерживали балконы. - Твой папа каждый день приходил под балкон и стучал по водосточной трубе три раза. Я сразу узнавала, что это - он.

Пока мама рассказывала, по каменным ступеням спустился пожилой человек.