Вверх тормашками - Андерсон Сьюзен - Страница 30

— И в какой цвет вы собираетесь красить?

— В розовый.

— Случайно, не такой ярко-розовый, как гвоздика? — спросил Куп, подумав, что этот цвет вполне подошел бы к ней самой, так как в этот момент она была такая же свежая.

Лиззи тихонько засмеялась.

— Нет, не угадали. Светло-розовый.

— Я как раз собирался его назвать. Это было мое следующее предположение. Ты сама выбрала этот цвет или твоя тетя?

— Я сама. Тетя Ронни сказала, что мы должны произвести… гм… забыла слово. — Лиззи сосредоточенно наморщила лоб, потом лицо ее так же быстро прояснилось. — Вспомнила! Она сказала, что мы произведем разделение труда. Я буду выбирать цвет, а она оплачивать покупку. И еще, если она устанет красить, тогда займусь этим я. — Судя по выражению ее лица, Лиззи не представляла себе ничего более захватывающего. — Это будет действительно красиво. Если хотите, можете прийти посмотреть, когда мы закончим.

— Я бы с удовольствием взглянул. Так ты, значит, любишь розовый цвет, да? — Куп вспомнил детскую комнату с бело-розовым покрывалом в доме Эдди.

— Ага. Это мой любимый цвет. — Лиззи снова подарила ему одну из своих робких улыбок. — Этот цвет подходит девочкам.

— Тогда все правильно, малышка. Уж кто-кто, а ты определенно всем девочкам девочка.

Ее ослепительная улыбка была точно вспышка молнии. Лиззи смотрела на Купа такими сияющими глазами, словно он произнес самые выдающиеся слова, какие ей доводилось слышать.

— Точь-в-точь так говорит мой папа!

Когда отворившаяся под напором ветра дверь рассекла со свистом воздух, Купу не было надобности поворачиваться, чтобы понять, кто пришел. Логика подсказывала, что только один человек мог войти, не постучавшись сначала. Но рассудок не подменял инстинкта, которым он руководствовался. Он мог быть слепым и глухим, как камень, но это не имело значения. Его организм был точно наделен звериным чутьем. Куп почти мгновенно уловил тот момент, когда Вероника оказалась в пределах его досягаемости. Феромоны это, или мускусный запах, можно назвать как угодно, только ярлыки ничего не меняли. На деле он уже был целиком готов к отцовству. Шагать вперед и плодиться. Множить на земле маленьких Ронни.

Господи Иисусе! Куп выпрямился в кресле. Совершенно непонятно, каким образом ему пришла в голову эта абсурдная мысль, ужасающая чушь, какую только можно себе представить. Он давно решил, что женитьба не для него, и никогда не ставил перед собой цели бездумно производить на свет маленьких Блэкстоков. Когда ему было пятнадцать лет, Эми Сью Миллер подарила ему возможность впервые вкусить неземное наслаждение на слегка проплесневелом лежаке в купальном домике своего отца. Куп хорошо помнил, как он сильно волновался тогда по поводу последствий. С тех пор он всегда пользовался презервативами.

Охваченный ужасом, он впал в паралич, из которого его вывел голос Лиззи.

— Тетя Ронни, где вы были? — спросила она, прыгая от нетерпения. — Я готова и жду вас здесь уже целую вечность.

— Извини, моя сладкая, — сказала Вероника. — Я вдруг вспомнила, что у нас только один лоток, и пошла к миссис Мартелуччи спросить, не одолжит ли она нам свой. Теперь нам не придется бегать взад-вперед и передавать друг другу краску.

Куп не видел Веронику с тех пор, как они распрощались вчера ночью в далеко не лицеприятных выражениях. Ему было интересно посмотреть, как она будет вести себя при новой встрече. Из того, что ему приходило в голову, полное отсутствие внимания рассматривалось как вариант, но не единственный. Вероника оглядела лежащие перед ним книги, но его самого в упор не видела, будто он не существовал вовсе.

Он рассудил, что ей нужно было прийти в комнату, просто чтобы вынудить его продемонстрировать эрекцию, какой еще свет не видывал. Но Куп не был расположен оставлять это безнаказанным. Он оттолкнул назад свое кресло, но затем одумался. Лиззи была слишком юной, чтобы позволить ей такой урок анатомии. Выстукивая авторучкой частую барабанную дробь по блокноту, Куп бросил на Веронику быстрый внимательный взгляд.

— Мне нужно поговорить с вами.

Она по-прежнему отказывалась смотреть на него.

— Это не к спеху, — сказала она холодно, адресуясь к его справочникам. — У нас с Лиззи срочная работа в ее спальне.

— Да? Я неплохо разбираюсь в спальнях, — сказал Куп. Множественные образы, пришедшие на ум из живописи, плавали на периферии сознания. Он прочистил горло, но голос его по-прежнему оставался сиплым. — Вы можете использовать меня. Любым способом — как вам захочется.

Это привлекло ее внимание. Она вскинула глаза на него, щеки ее залила яркая краска.

— Что?!

— Я помогу вам красить. Я владею малярной кистью. Выдайте мне рубашку наподобие той, что у Лиззи. — Куп пробежал глазами по ее рубашке. — И будем вместе красить ее спальню.

Лиззи захихикала.

— Вы слишком большой. Как вы не понимаете, что рубашки тети Ронни вам не подойдут!

— Я полагаю, ты права. — Куп расстегнул пуговицы и начал стягивать с плеч свою фланелевую рубаху. — Поэтому вместо этого можно снять мою, чтобы не забрызгать краской.

— Вы очень предупредительны, — сказала Вероника, — но оставьте свою рубашку при себе, я имею в виду… в прямом смысле. — В ее голосе не было и тени сарказма, и, когда она встретилась с Купом глазами, ее взгляд был сама вежливость. — И поскольку я не могу высказать вам в прямых выражениях, что я думаю о вашем предложении, мы с Лиззи вынуждены его отклонить. Мы с ней собирались провести этот ответственный день в чисто женской компании.

— Но вы можете прийти посмотреть, когда все будет готово, — добавила Лиззи. Она схватила Веронику за руку, заставив свою тетю оторвать ее пристальный взгляд, сомкнувшийся со взглядом Купа. — Нам пора начинать, — настаивала она. — Пойдемте. Хорошо? — Лиззи потянула ее на буксире за собой.

Вероника покорно последовала за ней. Оказавшись вне поля зрения Купа, она вспомнила наконец о дыхании. У нее было такое ощущение, что она ударилась головой о ближайшую стену. Заглядывать в его книги на столе из любопытства было достаточно некрасиво. А восхищаться его телом, его большим, прекрасным телом? Это когда-нибудь пройдет? «Ты не должна была смотреть на него», — распекала себя Вероника, поднимаясь по ступенькам за племянницей.

Но она смотрела. После его слов по поводу спальни, когда в уме у нее внезапно возникло столько разных образов, где уж тут устоять! Откуда у женщины столько силы?

Потому и не могла отвести глаз. И боялась, что та же ошибка будет повторяться каждый раз. Проклятый человек, он постоянно возбуждал в ней любопытство и запретное желание тайком смотреть на него. Это вернуло ее в те времена, когда она еще работала в «Тонке» вместе с Кристл. По субботам они обычно старались пораньше управиться с делами, чтобы улизнуть в кондитерскую Свенсона. Они знали, что в конце концов свалится им на голову из-за пагубной любви к сладкому, но ничто не могло их удержать.

Куп всегда так следил за собой. Вероника привыкла видеть его не иначе как гладко выбритого и опрятного. И если она находила это ужасно губительным для себя, то каково было видеть его таким, как сейчас? Босого, в мятых голубых джинсах, коричневом термобелье от Хенли, в неглаженой серо-бежевой фланелевой рубахе нараспашку, с закатанными до локтя рукавами. В довершение к темной щетине на подбородке рядом с его чувственной нижней губой темнело пятнышко от горчицы. Для Купа это было так необычно и совершенно не вязалось с его чистоплюйскими стандартами.

Но он выглядел до того притягательным, что можно было закричать. И это желание возникло у нее еще до того, как он предложил снять свою рубаху. О, грязные слова! Отвратительные, непристойные! Они вызывали такие же бесстыдные желания. Сесть верхом к нему на колени, забрать в руки тот подбородок с жесткой щетиной и…

Нет! Она не хотела метаться в постели всю долгую ночь, то и дело возвращаясь к словам Мариссы: «Ты не думаешь, что у человека все соразмерно?»