Любовь с Ангелами (СИ) - Кукла Роузи - Страница 16

- Сашка! – Кричу я. И лезу к этой белобрысой головочке целоваться.

- Ты? Как ты  здесь оказалась? Каким рейсом? На каком борту? – Вскакивает и кричит Сашка.

Тянемся друг, другу навстречу. Обнимаемся и целуемся. Отхожу и присматриваюсь.

-А ты ведь, совсем не изменился! Сашенька! – Говорю ему. – Все, такой же, весельчак и любимиц женщин!

-Да, нет! Я же седой, только за моей белобрысиной этого не видно. Вот на, посмотри. – И Сашка склоняет передо мной свою голову,  заросшую густой белокурой шевелюрой. Я нагибаюсь, вдыхаю, знакомый запах его волос и на меня наваливаются, воспоминания.

Я, после зачисления  в отряд бортпроводников, какое-то время летала на севере, а потом меня перевели, в Львовский авиаотряд и я попала, на один борт вместе с Сашкой. Тогда он был вторым пилотом и только закончил с отличием летное училище. И хотя он был еще совсем мальчишка, но уже тогда летал как бог. Все кто видел его посадки, и взлеты не верили потом, что эти красивейшие пируэты выделывал этот мальчишка, наш Сашка. Именно тогда за ним закрепилась, то ли в насмешку, над юным мальчишкой, то ли в знак уважения его природной одаренности это прозвище, Асс. И он был им! Я еще только училась работать в составе экипажа, а Сашка уже самостоятельно, под зорким наставлением Кузьмича, так звали нашего командира, уже самостоятельно выполнял почти все взлеты и посадки. И делал это мастерски. Кузьмич говорил, что редко он видел такое единения пилота с машиной, какое он наблюдал в Сашке. Я была молода, хотя и числилась в замужних женщинах, Сашка был молод и вскоре мы с ним сначала подружились, а потом…

Мальчишка, мальчишкой, а мужчиной он был таким, что я бы ему это прозвище Асс так бы и оставила за его прекрасные посадки на женщин. И откуда у него бралась эта обворожительность и какая-то необъяснимая уверенность, как за штурвалом самолета и такт, а если хотите, то и шарм в отношениях. Особенно в близких отношениях. И я их вскоре на себе испытала. Не с чем несравнимое его веселое и обворожительное обхождение просто покорили меня. И я, на какое-то время, влюбилась. Влюбилась без памяти, как это случается по молодости. Я не могла скрыть от окружающих своего восхищения и восторженных взглядов. Мне с ним хотелось всегда и везде, при каждом удобном и неудобном случаи. Нас несколько раз застукивали, за этим, на нас жаловались. Меня стыдили и со мной разговаривали, Сашку укоряли в распущенности, а меня в безнравственности. Еще бы! Ведь он жил  с замужней женщиной, офицершей. Мы бы с ним еще чего ни будь, натворили обязательно. Если бы не тот случай с посадкой без одной стойки шасси, которую Сашка и Кузьмич так прекрасно выполнили при полной загрузке машины. После того случая о нем заговорили и вскоре его отозвали, для продолжения дальнейшей учебы, а я осталась. Осталась без своего белобрысого паренька, мальчишки-мужчины, в ком не чаяла души, и с кем собиралась жить потом всю свою жизнь. Поначалу часто писали друг другу страстные письма, а потом потихонечку чувства стали гаснуть. Видимо все-таки это была не любовь, а страсть, какая встречается только в молодости. И я благодарна Кузьмичу, который все это выдержал и позволил встречать Сашке со мной, уже замужней женщиной. Видимо это было у него от уважения к Сашкиной одаренности и таланту летчика. Все о нем говорили, какой он прекрасный летчик и Асс, и какие он совершает посадки. Ну, а я-то знала, что это за посадки он совершал со мной, и знала об этом Ассе такое, чего не знали и не могли знать все окружающие. Особенно когда он в минуты нашей близости шептал, обнимая меня.

- Любимая, ты сущий ангел!

Знакомлю Сашу с Зоряной и Артуром, а он в свою очередь со своим камбоджийским экипажем. Оказывается, он с ними все время летает, на Ан-24, и они его просто боготворят. Он разговаривает с ними по-русски, так как ребята из его экипажа учились летать у нас и он здесь вроде летчика – инструктора. Говорит, что все время мотается то в провинцию Ботамбо, то обратно в Пномпень. Перевозит солдат и вывозит все время раненных. Здесь идет война и он, таким образом, в ней, как бы участвует. А еще говорит, что с ним уже не раз сцеплялись ребята, Норвежцы, из контингента ООН, что присланы сюда наблюдателями. Но камбоджийцы все за него горой, так что пока он в безопасности. А сейчас мы гуляем. Говорит Саша. Потому, что даже наши зенитки иногда мажут, а в руках Полпотовцев даже в  Ан-24 не попадают.

Говорит, что все они верят в его не уязвимость и что он для них как талисман, как подарок судьбы, и они носятся с ним, как здесь у них принято. А потом добавляет, что в это верят все, даже многие девушки и вот эта женщина.  При этом Сашка притягивает к себе и сажает на колени эту красивую и полную хозяйку. Которая тут же тает  и истекает у него на коленях и нас совсем не стесняется.  Я вижу, что она тут же загорается вся и чувствую, как в ней все клокочет в сексуальном ожидании. И я ей по-настоящему, завидую, бабьей тоской, а ведь я когда–то и не так с ним сиживала! 

Эх, Сашенька, Сашка! С каким бы удовольствием я сейчас, вот так бы уселась и прижалась к тебе, моему светлому мальчику и уже не допустила бы никого и так здесь бы с тобой и осталась!

И пока эта, его камбоджийская жена, нежно поглаживает  и целует,  я успеваю сбивчиво рассказать о себе и говорю, что я все же летаю. Летаю по-прежнему бортпроводником в составе сербского экипажа. А еще добавляю, что и живу теперь в Белграде, со своим новым мужем, Гораном. И приглашаю его к себе в гости. Он слушает, и слегка отклоняясь, от навязчивых поцелуев этой счастливой женщины, приглашает нас заглянуть к нему и если захочется, то и попариться в сауне. Я сразу же соглашаюсь, а Зоряна и Артур пока что не понимаю, отчего я такая доверчивая и отзывчивая. Я еще раз уточняю, где  их стоянка в аэропорту и обещаю  обязательно там встретиться.

Все! Мы прощаемся. Нам пора! А я все никак не могу расстаться, так как не могу забыть, а может смириться с мыслью о том, что вместо меня с ним рядом уже другая женщина. Я ее уже просто всю просветила и пробуравила своим взглядом. И мне наплевать, кто и что она, но я почти задыхаюсь, как только представляю себе, что она с ним, в его объятьях и что занимается с ним, моим Сашенькой - сексом. И тут на меня налетает такая волна отчаяния, обиды и жалости, что я, вставая, прячу глаза, полные слез  за темными очками, но, все же, прошу его проводить меня.

- Саша! Сашенька! Почему мы не вместе, не рядом? Почему? Скажи мне сейчас, спустя годы. Ты бы остался со мной? Ты бы стал моим мужем?

Он смотрит, и я вижу, что и в нем шевельнулись и вроде  вспыхнули опять наши чувства. Я просто задыхаюсь от этого ощущения и волнения. Я обхватываю его и почти висну на шее, ищу и целую в эти родные и живые губы.

Пока едем к аэродрому, Зоряна уже несколько раз пытается заговорить со мной и растормошить. А я не могу, не хочу! Артур приходит ей на помощь.

- Старая любовь, это как выдержанное и крепкое вино. Один раз прикоснешься губами и можешь до конца своих дней оставаться все время пьяной от воспоминаний и переживаний. И ты знаешь, какое лекарство от нее? Правильно! Новое вино и новая любовь! И ты должна испить его столько, чтобы никогда не мучиться и не переживать!

- Я, верно, говорю, девочки?

Снимаю очки, поднимаю к свету заплаканные глаза и киваю.

 -А ты, что по этому поводу думаешь, Зоряна?

Я оборачиваюсь и вижу, что она тоже думает о своей любви, трагически погубленной и сорванной. Я встречаюсь с ней взглядом и вижу, что и у нее глаза полные слез. Она мне кивает и улыбается.

-  А вы обе, готовы со мной пить новое вино?

- Не слышу? Громче! Еще громче! Скажите, нет, закричите, что бы все это слышали. Так вы готовы?

- Да!!! – Орем вместе с ней, размазываю руками по своим щекам наши бабские надежды и не сбывшиеся ожидания.

Глава 17. Скользим по лезвию судьбы

Несмотря на дожди и плотную облачность мы все равно прорываемся и уходим рейсом на Сайгон. При взлете самолет сильно болтало и швыряло. Нам с Зоряной впервые за все время полетов, на нашем стареньком ART стало боязно. Я собственными глазами видела, как изгибался пол, и трещали заклепки на обшивке фюзеляжа.  Я это слышала, несмотря на то, что все звуки заглушали завывания двигателей. Но на этот раз все обошлось. Только правый движок с этого рейса начал все время барахлить. При смене эшелона он вдруг начал подвывать, а потом вдруг, вообще вырубился, и командиру стоило, немалых трудов запустить его снова в воздухе. С этой остановки двигателя в воздухе мы начали скользить по лезвию судьбы. Само собой, как только мы приземлились с нашим, движком начали возиться специалисты. Но странное дело. На земле он работал безукоризненно. Никаких претензий. Вылет из Сайгона чуть не закончился трагически. Командиру нашему и второму пилоту пришлось серьезно потеть, что бы завершить этот вылет мягкой посадкой. Мы с Зоряной порядком струсили, но вида перед пассажирами не показывали. Всех успокаивали и своим поведением не подавали повода для паники. Сели. Пока выводили пассажиров из салона то и сами крепились. Но как только их отвели от нас подальше, мы с Зоряной крепко обнялись и расцеловались. Мы даже впервые признались друг дружке в любви. Так нам захотелось жить и почувствовать сострадание от каждой. Командир долго не выходил. Наконец дверь в пилотскую кабину открылась и я,  впервые, увидела, что и командиры кораблей те же люди и им бывает страшно, как и нам, простым смертным.