Изгнанник - Пейвер Мишель - Страница 34

Вот снова что-то глухо ударило по крыше шалаша, и та жалобно заскрипела.

Торак крепко зажмурился.

Наконец буря полетела дальше. Град прекратился. Дрожа от страха, Торак схватил топор и выполз наружу.

Град прибил к земле весь подлесок и поломал много веток на деревьях; он был настолько сильный, что теперь весь берег был усыпан слоем твердых прозрачных льдинок, хрустевших под босыми ногами Торака. В зарослях папоротника, сокрушенных градом, что-то шевельнулось.

Какие-то две твари.Нет, две большие черные птицы.

Сжимая в руке топор, Торак подкрался ближе.

Та птица, что была покрупнее, испуганно сказала «кра» и захлопала крыльями, а вторая сунула голову под крыло и сделала вид, будто ее там нет.

Торак поднял голову и заметил на вершине дерева разрушенное гнездо. Птицы, должно быть, упали оттуда, ударились о его шалаш и свалились в папоротники.

Он сделал шаг — и птицы, пронзительно крича, отчаянно захлопали крыльями.

Торак от удивления даже глазами захлопал. Они его боялись!

Он присмотрелся и заметил, что клювы птиц у основания розовато-желтые — значит, они еще совсем молодые, почти птенцы, хотя размах крыльев у них почти такой же, как у взрослых, — почти такой же ширины, как его раскинутые в обе стороны руки. Только все их хлопанье крыльями пока ни к чему не приводит.

— Вы же летать не умеете! — громко произнес им Торак.

Хлопанье крыльями сразу же прекратилось. Птенцы прижались друг к другу и испуганно на него уставились.

У Торака засосало под ложечкой. Сколько мяса! Раз эти птички не могут летать, убить их будет совсем нетрудно.

Но убить их он так и не смог. Они ему что-то такое напоминали… А может, кого-то? Но кого именно, он не помнил.

Быстрое «кра, кра, кра» вспороло небеса, и Торак упал на четвереньки.

Высоко у него над головой кружила еще одна такая же черная птица — только крупнее и отлично умеющая летать. Птица присела на останки гнезда и гневно посмотрела вниз, на Торака. Перья у нее на голове стояли дыбом и походили на уши, раскрытые крылья свисали вниз.

Птица, по-прежнему сердясь, сломала мощным клювом ветку и бросила ее в Торака. Потом бросила в него несколько тех деревянных шариков, которыми кидались в него шустрые зверьки. «Кра, кра, кра!» — кричала она.

— Оставь меня в покое! — рыкнул на нее Торак. Затем поднял с земли один деревянный шарик и тоже швырнул им в птицу.

Птица испуганно подскочила, потом взлетела и, медленно махая крыльями, полетела прочь.

Убедившись, что большая птица возвращаться не собирается, Торак оставил птенцов в папоротниках и отправился на берег в поисках какой-нибудь пищи. Если он по какой-то причине не в силах убить их и съесть, значит, они для него совершенно бесполезны.

Тораку удалось найти сморщенный гриб, который был еще вполне ничего на вкус, если не считать тех мелких тварей, что извивались внутри гриба и хрустели на зубах, — он забыл стряхнуть со своей добычи мокриц. Потом он поймал двух зеленых прыгучих тварей и камнем прикончил обеих. Одну съел сразу же, а вторую подвесил к поясу — на потом.

Вернувшись к шалашу, он обнаружил птенцов там же, где оставил их. Когда они заметили у него на поясе липкую зеленую тварь, то захлопали крыльями и принялись скрипучими голосами выпрашивать еду.

— Нет уж! — сказал им Торак. — Это мое!

Скрипучий писк превратился в пронзительное сердитое карканье, и умолкать птенцы явно не собирались.

Может быть, они заткнутся, если он построит им гнездо?

Торак навалил в развилку дерева целую кучу веток, подхватил более крупного птенца и подсадил его в гнездо.

Но птенец вцепился клювом в его куртку и не отпускал.

— Отпусти! — возмутился Торак.

Мощный клюв был, наверное, толще, чем его средний палец, так что куртку птенец разорвал с легкостью. Зажав в когтях вырванный клочок оленьей шкуры, птенец устроился поудобнее и принялся рвать шкурку на мелкие кусочки, поглядывая на Торака и словно говоря: «Я бы не стал так поступать, если бы ты покормил меня, когда я об этом просил!»

А второй птенец продолжал сидеть в папоротниках и, глядя на все происходящее, издавал звуки, напоминающие смех.

Торак и его подсадил в гнездо, за что птенец «отблагодарил» мальчика: повиляв задней частью туловища, выстрелил в него зарядом белесого помета.

— Эй, ты чего это? Немедленно прекрати! — крикнул Торак.

— Эй-ре-крра-ти! — проскрипел птенец.

Торак ошарашенно уставился на него: но ведь птицы не говорят!

Или говорят?

Если они умеют говорить, то, может, стоит все-таки дать им поесть?

Порыскав в подлеске, Торак поймал несколько пауков, раздавил их и подал на ладони птенцам. Те слопали угощение с явным удовольствием и, наверное, закусили бы и пальцами Торака, если б он вовремя их не убрал.

Он скормил им еще лапку той зеленой скользкой твари. Потом вторую. И решил: хватит! Тот птенец, что был покрупнее, укоризненно посмотрел на него, потом сунул голову под крыло и тут же заснул. Второй последовал его примеру.

Тораку тоже хотелось спать, но, прежде чем лечь, он отрезал кусочек кожи с зеленой прыгучей твари и положил его на крышу своего шалаша. Он понятия не имел, зачем это делает, но чувствовал, что это очень важно.

Зевая, он доел то, что осталось от зеленой твари, затем заполз в шалаш и зарылся в сосновые иглы.

Уже соскальзывая в сон, он вдруг произнес вслух:

—  Лягушка. Эта прыгучая зеленая тварь называется лягушкой.

Теперь распорядок его дня полностью определяли черные птенцы.

Они были шумные и вечно голодные, и, если он не кормил их достаточно часто, они становились еще более шумными. Зато у них были необычайно острые зрение и слух, и своими пронзительными криками они отпугивали то чудовище, что приходило по ночам грызть ветки и шалаш Торака, а заодно распугали и всех шустрых рыжих зверьков, которые жили на соседних деревьях.

Через несколько дней Торак стал позволять птенцам спускаться из гнезда на землю. Они, смешно подпрыгивая, бегали за ним по пятам, и он обнаружил, что, показывая им разные вещи на земле и разъясняя, зачем они, он и сам заодно постепенно все вспоминает.

— Это сосновая шишка, — говорил он, поднимая с земли тот деревянный шарик. — Только она слишком твердая, чтобы ее есть. А это брусника, она очень вкусная. Ага! А это кипрей! Из его стеблей, если их расщепить, можно сплести хорошую веревку. Ясно вам?

Птенцы наблюдали за ним внимательными черными глазами и каждый предмет пробовали своим мощным клювом, пытаясь понять, нельзя ли все-таки его съесть.

Ели они все, что можно было съесть. Ягоды, кузнечиков, лягушек, экскременты и даже клочки одежды Торака, если он им это позволял. Но, хотя они уже довольно умело управлялись с едой своими здоровенными клювами, они все равно предпочитали красть у него пойманных зверьков и насекомых, а не ловить их самостоятельно.

Впрочем, охотиться они все же постепенно учились, причем получалось у них неплохо. Когда Торак поймал свою первую рыбку, привязав к леске колючку шиповника, он был так горд, что даже похвастался своей удачей перед птенцами. И уже на следующий день увидел, как более крупный из птенцов тянет клювом за его леску, а тот, что поменьше, с надеждой за этим наблюдает.

Чтобы отпугнуть их, Торак воткнул возле лески свой нож; но они, хоть и оставили леску в покое, тут же принялись клевать сухожилие, которым была обмотана рукоять ножа. Торак убрал нож, заменив его топором. Топор птенцы не трогали, и дело пошло на лад.

Еще через день, когда Торак утром вылез из шалаша, крупный птенец радостно закаркал, приветствуя его, и… слетел ему навстречу из гнезда!

— Ого, ты уже и летать научился! — удивленно воскликнул Торак.

Птенец, видимо, был настолько потрясен собственной смелостью, что не сразу пришел в себя и некоторое время сидел, дрожа, у ног Торака. Но потом снова расправил крылья и взлетел на одну из верхних веток. Однако там он окончательно утратил храбрость и стал жалобно просить спасти его. Впрочем, Тораку быстро удалось заставить его спуститься: он предложил ему завтрак в виде порубленной на кусочки лягушки и парочки рыбьих глаз. После этого большой птенец совсем осмелел и все «смеялся» над своей сестрицей, которая по-прежнему не решалась покинуть гнездо и сидела там, отчаянно хлопая крыльями. Лишь к полудню она все же решилась совершить свой первый полет.