Сердце Волка - Пейвер Мишель - Страница 29

Торак торопливо вытащил завернутый в шкуру отцовский нож, развернул его и протянул колдуну.

— Вот, — сказал он, — это лезвие сделано людьми из племени Тюленя. Отцу этот нож подарила его мать. А рукоять он уже потом сам сделал.

Тенрис притих, изучая нож. Торак заметил, что и левая рука у него тоже сожжена, а пальцы скрючились, точно птичьи когти. Правая же его рука осталась невредимой. Длинные смуглые пальцы колдуна дрожали, когда он касался лезвия ножа.

С бешено бьющимся сердцем Торак ждал, что он скажет.

Вождь тоже смотрел на отцовский нож очень внимательно. И похоже, ему этот нож совсем не нравился.

— Тенрис, — потрясенно выдохнул он, — разве такое возможно?

— Да, — прошептал Тенрис. — Рукоять сделана из рога благородного оленя, а лезвие — из морской слюды. — Он поднял голову и уставился на Торака, взгляд его стал совсем ледяным. — Ты говоришь, это сделал твой отец. Кто же он был такой, что осмелился смешивать Лес и Море?

Торак не ответил.

— Я полагаю, — сказал Тенрис, — что он, скорее всего, был колдуном.

Хоть и с опозданием, но все же вспомнив предостережения Фин-Кединна, Торак покачал головой.

И удивился: уголок рта Тенриса дрогнул в мимолетной улыбке.

— А ты, Торак, и врать-то как следует не умеешь, — заметил он.

Торака мучили сомнения, но он все же сказал:

— Фин-Кединн велел мне ничего не говорить об отце.

— Фин-Кединн? — переспросил Тенрис. — Я слыхал это имя. Он что, тоже колдун?

— Нет, — сказал Торак.

— Но ведь в племени Ворона наверняка есть колдуны.

— Есть. Саеунн.

— Значит, это она учила тебя колдовству?

— Нет, она меня ничему не учила. Я охотник, как и мой отец. И он учил меня охотиться и распознавать следы, а вовсе не колдовству.

Тенрис посмотрел ему прямо в глаза, и Торак вдруг ощутил всю силу его ума — словно сквозь облака ударил ослепительно-яркий солнечный луч.

Внезапно лицо колдуна смягчилось, и он сказал вождю:

— Мальчик говорит правду. Он действительно наш сородич.

Вождь, прищурившись, но не говоря ни слова, посмотрел на Торака.

Бейл, не веря, замотал головой.

— Значит, вы мне поможете? — спросил Торак. — Вы дадите мне это лекарство?

Тенрис почтительно поклонился Ислинну:

— Тебе решать, вождь. — И он что-то неслышно шепнул старику.

Вождь сделал знак Тенрису и Бейлу, и они помогли ему встать на ноги.

— Раз уж ты наш родственник, — прокаркал Ислинн, — мы и обращаться с тобой будем соответственно. — Он помолчал, переводя дыхание. — Если кто-то из нашего племени нарушит закон Моря, он обязан искупить свою вину. Ты тоже должен будешь постараться умиротворить оскорбленную тобой Мать-Море. Завтра тебя отвезут на Одинокую Скалу и оставят там ровно на месяц.

Глава девятнадцатая

Тораку снилось, что он снова на опушке Леса. Солнце светило вовсю, ослепительной синевой сверкало Море, а сам он, задыхаясь от смеха, катался по песку с Волком.

Волк был в восторге — он вилял хвостом, молотил лапами по песку, высоко подпрыгивал… Потом приземлился прямо Тораку на грудь, уронив его наземь, и принялся ласково вылизывать ему лицо. Торак, ухватив Волка за загривок, тоже лизнул его в морду и принялся с помощью тихих повизгиваний и подвываний рассказывать, как сильно скучал по нему.

До чего же Волк вырос! Его бока и ляжки стали крепкими, мускулистыми, а встав на задние лапы и положив передние Тораку на плечи, он оказывался одного с ним роста. Но все же остался прежним Волком, и прежними были его ясные янтарные глаза, и по-прежнему пахла ароматными травами его теплая пушистая шерсть. И вел он себя по-прежнему, проявляя ту же странную смесь любви к щенячьим играм с невероятной, загадочной мудростью.

Волк шершавым языком лизнул Торака в щеку и бросился бежать куда-то по песку, но через несколько секунд вернулся, тряся зажатым в зубах клоком морских водорослей и предлагая Тораку отнять их у него… И уже в следующую секунду они оба вместе с водорослями оказались в холодной морской воде. Оба гребли изо всех сил, стараясь спастись. Торак знал, что Волк до смерти боится глубокой воды. Он поднял морду как можно выше, уши отвел назад и плотно прижал их к голове; его янтарные глаза почернели от ужаса. Торак старался держаться как можно ближе к нему, чтобы хоть как-то его подбодрить, но чувствовал, что руки и ноги тяжелы, как во сне, и двигаются с трудом, а потому его относит все дальше, дальше…

И тут поверх спины Волка он увидел плавник Охотника.

Волк еще не заметил опасности, но он был ближе к Охотнику, чем Торак, и первым попадет к нему в пасть…

Торак попытался крикнуть, предупредить Волка, но уста его не исторгли ни звука. Нет, им не спастись! И земли не видать. Вокруг только безжалостное Море. А Охотник между тем подплывал все ближе…

Нет, Торак не мог позволить ему схватить Волка! Это решение было столь же определенным, как те ледяные волны, что хлестали ему в лицо, и столь же твердым, как его знание собственного имени. Он не колебался ни секунды. Он знал, что должен сделать.

Набрав в грудь как можно больше воздуха, Торак нырнул. Двигался он, правда, с убийственной скованностью, но все же умудрился как-то проплыть под Волком, вынырнуть на поверхность и преградить Охотнику путь. Теперь Волк оказался у него за спиной, теперь у него все-таки еще оставалась надежда на спасение…

А у Торака ее больше не было, ничто не отгораживало его от высокого черного плавника. Он видел, как к нему, пенясь, катится серебристая волна и в ней — огромную тупорылую голову. Охотник стремительно приближался, и сердце Торака, казалось, вот-вот разорвется от ужаса.

Раскрылась огромная зубастая пасть, сейчас Охотник проглотит его…

Торак вздрогнул и… проснулся.

Он находился в жилище племени Тюленя вместе с другими спящими людьми. Почувствовав, что щеки его мокры от слез, Торак вытер лицо, но горечь в душе не прошла: ему страстно хотелось вернуться в тот сон, к Волку… Нет! Волк сейчас далеко, а его, Торака, вскоре отправят на Одинокую Скалу.

Несколько минут он лежал с открытыми глазами, уставившись в темноту. Над ним виднелись изогнутые китовые ребра, составлявшие каркас жилища, крытого тюленьими шкурами; эти шкуры, свисавшие почти до земли, тихо покачивались. Казалось, жилище дышит.

«Значит, тот кит все-таки меня проглотил», — подумал Торак.

Он встал и стал осторожно пробираться между спящими. Бейл тут же настороженно повернулся и приоткрыл глаз, но ничего не сказал и дал ему пройти. Что ж, они оба прекрасно знали: бежать ему отсюда некуда.

Торак, спотыкаясь, вышел в серую мглу. В вышине парили над острыми пиками гор облака, медленно стекая вниз по склонам и превращаясь в туман. Вокруг никто даже не шелохнулся, собаки и те спали.

Хотелось пить, и Торак пошел вдоль берега туда, где с утеса с грохотом падала вода и по каменистому руслу устремлялась к Морю. Здесь растительность оказалась куда более пышной, чем ему показалось вчера вечером. В траве виднелись яркие пятна желтых лютиков и пурпурной луговой герани, а вся нижняя часть утесов заросла рябинами и березами.

Тораку казалось, что племя Тюленя поступает жестоко, позволяя ему бродить по острову и наслаждаться призрачной свободой. Он чувствовал себя рыбой, угодившей в сеть: еще живет, еще плавает, но уже знает, что выхода нет.

Опустившись у ручья на колени, он зачерпнул в пригоршню ледяной воды, напился и, подняв глаза, заметил, что его давнишний преследователь притаился на противоположном берегу за валуном и внимательно за ним наблюдает.

У Торака все похолодело внутри. Ледяная вода сочилась меж пальцами, но он этого не чувствовал.

— Чего тебе нужно? — хрипло спросил он.

Существо не ответило и даже не пошевелилось. Его тело почти целиком скрывалось под спутанной гривой волос, лишь поблескивали глаза. Да еще хорошо видны были острые когти.