Разбойник Хотценплотц и муравейник с начинкой - Пройслер Отфрид - Страница 2

Они начали с анисового порошка. Потом дали 1Васьти сушеный корень арники, потом алтейные листья, потом базилик, потом валерьяновой настойки, потом подслащенную медом горюху, потом горечавку, потом перемолотую хинную кору — и так далее вплоть до сегодняшнего дня, когда они влили ему в пасть отвар из мать-и-мачехи.

К сожалению, пока лечение успеха не принесли Единственное, чего они этим добились, было то, что с предпоследнего четверга Васьти бесповоротно отказался есть мясо. Вместо этого он выказал поразительное пристрастие к салату; от кормовой капусты, помидоров, редиса и лука он ни при каких обстоятельствах не отказывался — а на соленые огурцы стал особенно падок: их он поглощал, словно копченые колбаски.

— Бедняжка Васьти! — вздыхала госпожа Худобок. — Теперь в довершение всех бед ты еще стал и вегетарианским крокодилом! Я уже сомневаюсь в правильности лечения. А вдруг в один прекрасный день он закукарекает? Или заблеет? Или заревет по-ослиному? Даже представить себе нельзя, что с ним может приключиться, если вы и дальше будете продолжать в том же духе!

— С таким же успехом, — сказал Касперль, — он мог бы в один прекрасный день снова превратиться в таксу.

А Сеппель со своей стороны добавил:

— Не забывайте об этом, пожалуйста, госпожа Худобок!

Но у госпожи Худобок, похоже, был сегодня день не из лучших. Вместо того чтобы ответить друзьям, она начала плакать. Громко причитая, она ломала руки; в то время как ее крупные слезы капали на сигару, она рыдала:

— Я сама виновата во всех бедах Васьти — конечно, я сама виновата в этом!

Касперль и Сеппель пытались утешить ее, но безуспешно. Разразившись ревом, госпожа Худобок так и продолжала реветь: и как можно было судить по ее виду, она не собиралась скоро заканчивать.

Тогда оба приятеля поспешили доесть свои бутерброды. Перед уходом они ласково потрепали Васьти; по спине, потом попрощались и, предоставив госпожу Худобок ее скорби, отправились восвояси.

Не было ли тут еще чего-нибудь?

Касперль и Сеппель как раз подходили к калитке бабушкиного сада, когда услышали велосипедный звонок — и, едва обернувшись, увидели, что из-за ближайшего угла на полном ходу вывернул господин главный вахмистр Алоиз Димпфельмозер. Левой рукой он одновременно правил велосипедом и звонил, а правой приглаживал себе усы. Серебряные пуговицы его мундира сверкали на солнце, сапоги и портупея были начищены до зеркального блеска, весь господин Димпфельмозер производил такое впечатление, будто недавно его кто-то смазал и отполировал.

Касперль и Сеппель тотчас же сообразили что к чему. Еще за завтраком бабушка прочитала им вслух из газеты, что на основании приказа, действительного от первого числа текущего месяца, господину Димпфельмозеру присвоено внеочередное звание главного вахмистра — и во всем городке, несомненно, не сыскалось бы ни одного человека, кто искренне не пожелал ему этого.

Друзья приветливо помахали ему: один шапочкой с кисточкой, другой тирольской шляпой.

— Примите наши наилучшие пожелания, господин Димпфельмозер! Мы поздравляем вас!

— Большое спасибо, премного благодарен! — Господин Димпфельмозер затормозил так, что завизжали покрышки, и лихо соскочил с велосипеда. — Стало быть, вы уже в курсе?

— Конечно, — сказал Касперль.

— И как вам она нравится?

— Кто? — спросил Сеппель. Димпфельмозер с гордостью ткнул указательным пальцем в свой воротник.

— Третья звездочка здесь. Госпожа Доротея Бэнш, моя квартирная хозяйка, только что мне ее прикрепила.

— Очень мило с ее стороны, — сказал Касперль, а Сеппель торжественно заверил, что господину Димпфельмозеру, несомненно, невозможно было пришить более красивую звездочку.

— Бабушка очень обрадуется, когда увидит ее, — заявил Касперль.

Господин Димпфельмозер прислонил велосипед к ограде сада, огладил свой синий китель и поправил каску. Затем за Касперлем и Сеппелем последовал к домику бабушки. Дверь оказалась незапертой, окно кухни было отворено — бабушки нигде не было видно.

— Вероятно, она в саду, — предположил Касперль. — Или, может быть, в прачечной.

Друзья не очень испугались, когда обнаружили бабушку. Пожилая дама, прямая как палка, лежала в траве: с закрытыми глазами и заострившимся носом, вытянув в стороны руки.

— Бабушка! Бабушка! — Касперль и Сеппель склонились над ней. — Скажи же хоть что-нибудь, бабушка! Ты не можешь ответить?

— Нет, — чуть слышно выдохнула бабушка. — Я в обмороке.

Сеппель стремглав кинулся за лейкой, Касперль притащил поливочный шланг. Бабушка на йоту опередила их попытку привести ее в чувство: едва только Касперль собрался было пустить воду, она открыла глаза.

— Касперль! — воскликнула она. — И Сеппель! Как хорошо, что вы тут!

Лишь только после этого она обратила внимание на господина Димпфельмозера.

— Вы должны извинить меня за то, что я вас сразу не заметила, — попросила она слабым голосом. — Не каждый день все-таки падаешь в обморок, не правда ли?

Она потеребила фартук и наморщила лоб, словно бы напряженно вспоминая о чем-то.

— Тут произошло кое-что такое, — проговорила она, — о чем я хотела поговорить с вами, господин Димпфельмозер, — нечто весьма важное… Однако что ж это было?

Касперль и Сеппель тайком подавали ей знаки. Один хватал себя за воротник, другой выбрасывал три пальца и указывал ими на господина Димпфельмозера.

— Что с вами? — спросила бабушка. — Вечно вы гримасничаете!

Поскольку бабушка не понимала, Касперль вынужден был высказаться без обиняков.

— Не хочешь ли ты поздравить господина Димпфельмозера с повышением в звании? — откровенно спросил он.

— Это тоже, это, естественно, тоже. Бабушка поспешила с сердечными поздравлениями, потом снова погрузилась в глубокое раздумье.

— Тут было еще что-то другое, — бормотала она. — Тут было ещечто-то…

Продолжить она не успела, потому что вдруг кто-то громко заколотил изнутри в дверь прачечной.

— Откройте! — услышали они зычный и настойчиво грубый мужской голос. — Меня заперли здесь самым незаконным образом! Отворите же наконец дверь, черт побери!

С печатью и подписью

Касперль и Сеппель, господин Димпфельмозер и бабушка были столь ошарашены, словно получили кочергой по макушке. Миновало довольно много времени, прежде чем они оказались в состоянии предпринять что-либо.

Господин Димпфельмозер первым начал с того, что сделал глубокий выдох и обнажил саблю.

— Хотценплотц! — крикнул он громовым голосом. — Вы окружены! Немедленно выходите — и не оказывайте сопротивления! Вы меня поняли?

— Так точно, — произнес из-за двери Хотценплотц. — Только вот выйти-то отсюда я не могу: бабушка Касперля заперла меня здесь.

— Бабушка Касперля? Бабушка схватилась за голову.

— Правильно, господин Димпфельмозер, я все теперь вспомнила! — Она с нескрываемой гордостью огляделась по сторонам. — Такого вы от меня, по всей вероятности, не ожидали, каково?

— Вот так дела, потрясающе!

Господин Димпфельмозер вложил саблю в ножны, выхватил карандаш и открыл записную книжку.

— Позвольте, пожалуйста, занести инцидент в протокол!

Бабушка собралась было поведать, как хладнокровно она перехитрила разбойника и заперла его под замок, однако ее перебил Хотценплотц.

— Откройте! — закричал он. — Я по горло сыт сидением здесь, дьявол вас возьми! Меня освободили из окружной тюрьмы, я могу даже доказать это!

Господин Димпфельмозер подмигнул Касперлю и Сеппелю, словно хотел сказать: он, кажется, совсем за дураков нас принимает.

— Не смешите меня, Хотценплотц! Вас — и освободили? Более идиотской выдумки вы не могли придумать!