Во имя отца - Квиннел А. Дж. - Страница 34

Гудов зевнул и спросил:

— А где сейчас это судно?

Хасан задумался на секунду, затем ответил:

— Оно постоянно курсирует между Лимасолом, Триестом и Триполи. Через несколько дней оно должно быть в Триполи.

Гудов повернулся к резиденту КГБ:

— Лаговский, я хочу, чтобы команда судна была допрошена. Вы займётесь этим лично. Выясните всё, что они запомнили об этом человеке. Эта информация нужна мне в Москве через сутки после того, как судно ошвартуется в порту Триполи.

Лаговский подобострастно кивнул:

— Есть, майор.

По званию он был выше Гудова, но срочная шифровка, пришедшая перед прибытием майора в Триполи, не оставляла у Лаговского никаких сомнений насчёт того, кто тут главный.

— И не забудьте об организаторе переброски из Триеста. Его нужно отыскать и допросить. Выбейте дополнительную информацию из Хасана и сообщите в Рим. А уж они доложат мне, в Москву.

— Есть, майор.

Гудов наконец открыл досье на Вернера. Там были отчёты всех инструкторов о ходе его подготовки. Гудов быстро просмотрел эти записи. Отчёт Фрэнка как главного инструктора был в самом конце. Он смотрел на Гудова все с той же еле заметной улыбкой, пока майор читал его отчёт.

— Этот человек серьёзно работал по курсу подготовки и преуспел во всех его аспектах. Уезжая из лагеря, он был отлично морально и физически подготовлен для того, чтобы быть первоклассным террористом.

Гудов посмотрел на Фрэнка с вопросом в глазах. Фрэнк тихо сказал:

— Он лучший из всех, кого я когда-либо готовил. Лучшего я никогда не видел. Он — совершенное орудие убийства.

Гудов повернулся к фотографиям, лежавшим на столе, и спросил Фрэнка, показывая на них пальцем:

— Кто из этих людей ещё находится в лагере?

Фрэнк быстро перебрал фотографии, оставив двенадцать. Гудов просмотрел их.

— А филиппинки уже уехали?

— Четыре дня назад.

— Жаль, очень жаль, — он повернулся к Лаговскому и указал на Хасана. — Попробуйте установить, где они сейчас. Очевидно, наш друг имел с одной из них интимные отношения. Её нужно допросить.

Гудов взглянул на часы и нахмурился. Повернувшись к Фрэнку, сказал:

— Я займу ваш кабинет для проведения допросов. Сначала пришлите курсантов, затем — инструкторов. Вы будете последним, Фрэнк. Перед вами я допрошу Лейлу.

Тут Гудов неопределённо махнул рукой, и все присутствующие направились к двери. Фрэнк напоследок спросил Гудова:

— Не хотите ли кофе, майор?

— Нет, — ответил Гудов. Поколебавшись, он спросил Фрэнка: — У вас есть кока-кола?

Фрэнк усмехнулся:

— Конечно, есть.

— Тогда пришлите мне три охлаждённые бутылки.

Собственно говоря, Гудов не рассчитывал на получение особо ценных сведений о Вернере ни от курсантов, ни от инструкторов, может быть, за исключением Лейлы.

Так всё и произошло. Ему сообщили, что Вернер много слушал, но мало говорил. Он уже начал отчаиваться к тому моменту, когда в комнату вошла Лейла. Её привлекательное лицо было совершенно бесстрастным. С другими допрашиваемыми Гудов был достаточно суров. С Лейлой он решил вести себя помягче. Не потому что она женщина, а потому что по её лицу было видно, что это человек упрямый. К тому же он уже знал кое-что о ней. Она не любила, чтобы на неё давили или запугивали.

Гудов встал и протянул ей свою руку. Она крепко пожала её. Затем майор указал ей на стул, и оба сели. Верхние пуговицы у неё на рубашке были расстёгнуты, и он невольно загляделся на смуглую кожу чуть повыше её груди. Она спокойно сидела, терпеливо ожидая начала разговора. Он сказал:

— Лейла, мы расследуем дело человека по имени Вернер. Мы пытаемся его разыскать. Мы думаем, что он агент империалистов или… сионистов.

Её губы искривились, и она ответила:

— Он не был евреем. Это совершенно точно, потому что он не был обрезан.

Гудов изобразил улыбку:

— Да, но это не даёт гарантии того, что он не был сионистом. Лейла, нам нужна ваша помощь. У вас с этим мужчиной были кое-какие отношения… несколько раз.

Она кивнула. Гудов уточнил:

— Сколько именно раз вы с ним спали?

Она призадумалась на секунду.

— Я не считала, майор. Восемь — десять раз.

— О чём вы говорили с ним?

— Ни о чём.

— Ни о чём! Лейла, — Гудов склонился к ней: — У вас с ним были интимные отношения… Вы занимались этим по меньшей мере восемь раз и ни о чём всё это время не разговаривали?

Она глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза:

— Майор, постарайтесь меня понять. Я расскажу вам всё, что смогу. Я никогда его больше не увижу. У меня в душе от общения с ним ничего не осталось. Это были чисто физиологические отношения. Я иногда занимаюсь подобными вещами с кем-нибудь из курсантов. И поверьте мне, мы обмолвились буквально парой слов… Видите ли, майор, меня это устраивало. И его, видимо, тоже. В тишине было лучше… Никаких лишних слов, никакой лжи, а всего лишь два слившихся в единое целое тела. Вы меня понимаете?

Гудов хорошо понял её и поверил ей. Правда, он уже был близок к полному отчаянию, ведь он так надеялся на информацию, которую она могла дать. Он посмотрел на листок бумаги, лежавший на столе, на котором было изображено лицо Лейлы и написано замечание Вернера о ней: «Садомазохистские наклонности». Он уже собирался было задать ей вопрос, но тут она твёрдым голосом сказала:

— Майор, два часа назад я узнала, что вас интересует этот человек, и решила вспомнить о нём всё, что только могла. Возьмите ручку, и я перечислю вам некоторые его особенности.

Немного удивлённый, Гудов приготовился писать.

Она начала:

— Его кожа была слишком бледной даже для европейца, как будто он долгое время не был на солнце. Пока он был в лагере, он немного загорел, но очень старался не обгорать. У него узкий шрам длиной примерно десять сантиметров на правой ягодице и ещё один, чуть повыше левого колена, раза в два короче, но достаточно широкий. Ноги у него нормальной длины для его роста, но очень крепкие. Пальцы достаточно тонкие, но сильные. У него много волос на теле, особенно на груди. Волосы в паху у него очень густые, очень тёмные и намного кудрявее, чем у обычного европейца. Половой член у него средней длины, не обрезан, мошонка довольно большая.

Она остановилась на секунду, пока Гудов быстро дописывал её слова. Он дописал «большая» и посмотрел на Лейлу. Она продолжала:

— Перед тем, как приехать в этот лагерь, он долгое время не был с женщиной. Я сделала этот вывод из сексуального опыта с мужчинами, и он тоже упоминал об этом. Его половая активность выше средней. Он может совершить два полноценных половых акта в течение двадцати минут, а третий — где-то через час. Но он не эгоист. Он знает, как доставить удовольствие женщине, и, видимо, ему нравится это делать.

Опять она выдержала небольшую паузу.

— Также я заметила, что в ходе подготовки он доводил себя до полного изнеможения, делая упражнения из последних сил. Такое наблюдается только у исламских фанатиков и японцев. Я думаю, что им руководила сильная ненависть или ещё какое-то чувство в этом роде.

Гудов записал слово «ненависть» и быстро спросил:

— А он не был садистом?

Лейла в ответ улыбнулась.

— Вы хотите знать, мазохистка ли я? Ну, в некоторой мере. Вернер не был садистом. Ему нравилось доминировать, но таков стиль большинства мужчин… И по правде, майор, это как раз и привлекает большинство женщин.

Гудов кивнул, как будто узнал что-то новое. Затем уголки губ у него грустно опустились. То, что она ему рассказала, можно было использовать лишь косвенно для составления общего портрета этого человека. А ведь он ожидал получить информацию о его прошлом, о его жизни, хоть какой-то след. Он надеялся, что вернётся к полковнику Замятину не только с фотографией и внешним описанием террориста. Но сейчас Вернер представился ему в виде волосатой груди и большой мошонки. Лейла заметила разочарование Гудова и сочувственно сказала:

— Извините, майор, но, как я заметила, мы с ним почти не разговаривали. Я сомневаюсь, что он вообще с кем-нибудь в лагере разговаривал.