Попытка говорить 2. Дорога человека - Нейтак Анатолий Михайлович - Страница 83

- Божественную глупость, Госпожу Скользкой Памяти.

- Очень мило со стороны Веррая.

- Я бы не рекомендовала судить поступки и решения Господина Правых.

- Поскольку от одного из последствий одного из его решений мы в данный момент таимся, я бы сказал, что если не причина, то как минимум повод для недовольства Верраем у нас есть.

- Говори за себя, пожалуйста.

- Никогда не был настолько самонадеян, чтобы говорить за других, Айнельди.

- И не называй меня этим именем… пожалуйста.

- А как мне тебя называть? Ты уже не совсем Луна, но и на Омиш ты не очень похожа.

- Благодаря тебе, Рин. Мы… то есть боги… являемся заложниками определяющих наше бытиё линий. Поэтому я и сказала, что насчёт линий не объясню… точно. В каком-то смысле, понять, какое положение и на каких линиях занимает бог – значит понять бога… а разобравшись, что представляют собой линии как целое, можно понять, что такое Сияющие Палаты. Вот только нет в Пестроте сущностей, которым была бы по плечу последняя задача.

- Конечно. Постижение одних линий делает невозможным постижение других и искажает представления о третьих.

- Так. Значит, основы ты всё же понял… но это мало что даёт на практике.

- Конечно, мало. Да и не испытываю я большого желания ввязываться в изучение ваших божественных разборок.

Изолят вывернулся наизнанку. Мягкий грустный голос сообщил:

- Тогда у нас имеется кое-что общее. Потому что ты уже ввязался в божественные разборки.

Мы с аватарой оказались в средних размеров зале – где-то десять на десять на восемь метров – не имеющем выходов наружу. Голые, ничем не украшенные снежно-белые стены, светящийся сам по себе воздух, в котором без следа утонул слабый свет, исходящий от моей спутницы. И в зале этом мы были не одни. Я задрал голову:

- Если не ошибаюсь, Финхель?

Похожий на помесь кузнечика и трубочиста в два с лишним человеческих роста, подстать первому из обличий Ленсаро, бог вполне человеческим движением кивнул.

Честно говоря, я начал уже уставать от встреч с существами, чья суть выходила далеко за пределы моего понимания, а могущество превосходило моё собственное в ещё большей мере, чем могущество Мифрила. Страж Направлений уже сыграл со мной шутку, которая вовсе не показалась мне смешной, так что от знакомства с божественным шутом я добра не ждал…

Но лишь до того, как увидел его. Нечто в нескладной, местами причудливо изломанной фигуре Финхеля вызывало во мне безотчётное доверие. Может быть, поющий в плоскостях "ближнего" ментала острый ум. А может, я просто сочувствовал ему.

Имеющему такую семью сложно не сочувствовать.

- Меня зовут Рин Бродяга. Я…

Финхель остановил меня коротким жестом.

- Не надо лишних слов. Просто скажи, куда тебе надо, и я тебя переправлю.

- Вот так просто?

- Я – божественныйшут, – суховато сообщил бог. – Шутить со смертными я не обязан. И не люблю.

- Могу ли я…

- Нет, не можешь. Во всяком случае, не сейчас и здесь. Хватит с тебя поручения Ленсаро. Куда тебе надо? Кратко, чётко.

Интересно, поручение Стража Направлений сияет у меня на лбу огненными рунами магической татуировки? Или Ленсаро всем, кого пропускает, даёт поручения? Что ж, судя по тому, как построил фразу Финхель, он нешуточно проницателен… либо просто знает больше меня, что, впрочем, и не удивительно.

А на вопрос-то надо бы ответить. Да.

- В место, где я смогу без новых помех поговорить с госпожой Тепелью.

- Не сочти за труд переправить в то же место и меня.

В атмосфере зала что-то резко переменилось, сгущаясь.

- А сама ты что, беспомощна?

- Нет. Но я очень… обязана Рину – и хочу… поддержать его.

- Что ж, ради такого случая я позабуду о шутовстве.

- Благодарю, Господин Ша…

- Ша, – оборвал аватару Финхель.

Нечто было в их диалоге, от моего понимания ускользнувшее. Я чётко знал, что мог бы при иных условиях понять пару подтекстов, благо они даже не особо шифровались. Но аура! Эта, чтоб её, трижды клятая аура божественной Силы странным образом нарушала мою сосредоточенность. Мысль моя не затупилась и память не обваливалась под шагами логики – но при этом некоторые направления рассуждений оказывались перетянуты неразрывными нитями запретов.

Я мог осознать, что мне не позволяют думать о чём-то, но это осознание само по себе не помогало мне обойти барьеры. Даже выход за пределы линейного восприятия времени не помогал. Раз уж Финхель смог найти и распаковать мой изолят, причём без заметных усилий…

"Вот как? Ну что ж, смиряться я не намерен".

Только подумав об этом, я уже сам, своей волей переключился на другие мысли. Одним из условий успеха была концентрация внимания на вещах, которых не касался наложенный запрет.

Меж тем божественный шут взялся за тонкую работу со связностью пространства. Внешне это выглядело как сборка кубика Рубика, только вместо шестицветной (всего лишь шестицветной) головоломки перед грудью Финхеля повисло что-то вроде большого, в среднем около метра, полупрозрачного мотка цветной пряжи, вращающегося разом в добром десятке направлений. Я смутно понимал, что он ищет и одновременно создаёт проход сквозь реальность в заказанном мной направлении. Ещё более смутно я понимал, что для работы Финхель использует не столько методы классической магии пространства, сколько методы, родственные менталистике. Он делал со связностью пространства нечто, опирающееся на логику, а не на физику.

Но разобраться в его методах на более глубоком уровне не мог. Понимания не хватало. Я казался сам себе умненьким пятиклассником, способным опознать в выписываемых на доске формулах высшей математики именно математические формулы, но узнающим только самые простые знаки, вроде знака сложения или равенства.

И собственное непонимание раздражало гораздо сильнее, чем сравнительная – рядом с божественным могуществом – слабость.

Гораздо.

- Вот так, – сказал Финхель, когда "крутящаяся пряжа" внезапно наложилась сама на себя и, слившись в единый чисто-белый узор, растянулась в висящий в воздухе молочный овал. – Прошу.

Последнее слово опять-таки оказалось фокусом Силы. Овал втянул нас с аватарой, обойдясь без таких мелочей, как предупреждения или приглашения.

И перебросил в новое…

"Нет, это тоже Место, а не просто место".

Кабы я был Алисой Лидделл, непременно немного (и не очень громко, чтобы не нарушать приличий) повизжал бы от искреннего восторга, что наконец-то попал в "этот чудесный сад". Вокруг нас действительно простирался сад, причём чудесен он был поистине – и в буквальном смысле – божественно.

Ну, внешнюю сторону пейзажа описывать большого смысла нет. Кусты-деревья, листики-травки, всякие там холмики и посыпанные разноцветным песком дорожки, хрустальные мостики над звенящими ручейками, пёстрые бабочки над клумбами. Прогуливающиеся зверушки – все до единой травоядных обличий, но даже для вида не нагибающиеся к газонам, чтобы попастись (а позже, соответственно, удобрить землицу конечными продуктами своего пищеварения). Опять же, облачка, пригревающее солнышко, ветерок и всё такое – на месте.

Страна уменьшительно-ласкательных суффиксов. Мир Диснея. Ути-пути, ня-ня и сю-сю кавайи. После детской, где развлекался сын Финхеля – контраст особо разительный.

Даже немного жаль, что я – не Алиса Лидделл.

Искоса глянул на аватару.

- Как обстановочка?

- Простенько. И цельно.

"Ага. И означенная обстановка, похоже, не вызывает у тебя большого восторга".

- Можешь сказать, где именно находится Тепелью?

Задав вопрос, я ощутил своего рода эхо и развернулся в нужную сторону ещё до того, как аватара с лёгким нажимом ответила:

- Обычно госпожаТепелью предаётся отдохновению в той беседке.

Отдохновение. С ума сойти. Впрочем, в чужой монастырь… если здесь принята некоторая возвышенность (или выспренность, если сформулировать жёстче), мне не трудно будет под неё подстроиться.